Кровавое дело - де Монтепен Ксавье (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Тут молодой человек наконец прервал свой бешеный монолог, осмотрелся и решил постучаться в дверь, на которой крупными буквами стояла надпись: «Кабинет начальника станции».
Дверь отворил сам начальник станции.
— Что вам угодно, сударь? — вежливо спросил он.
— Я в отчаянии, сударь! — воскликнул запоздавший пассажир.
— Очень сожалею, но чем же я могу вам помочь в этом случае?
— Можете по крайней мере дать мне справку! Я драматический артист… Мое имя Поль Дарнала… Я уже приобрел некоторую известность в Париже. Я ездил на месяц на юг; а сегодня вечером играл в Дижоне, на бенефисе…
Начальник станции с улыбкой поклонился и сказал:
— Я был в театре и уже узнал вас! Мы все в восторге от вашего таланта! Я аплодировал вам, сколько мог.
— Благодарю вас, сударь. Ваша похвала крайне радует меня, но судите сами о моем затруднении. Я непременно должен быть сегодня же в Париже, по крайне важному делу, ну и рассчитывал уехать с тем поездом, который отошел перед самым моим носом. Я опоздал всего на полминуты. Скажите же мне теперь, ради Бога, когда я могу уехать?
Начальник станции снова улыбнулся.
— Вам вовсе незачем отчаиваться, сударь, — проговорил он. — Вашу беду нетрудно исправить. В котором часу вам надо быть в Париже?
— Часов около двух пополудни.
— Ну что же! Вы будете ровно в двенадцать.
— С каким поездом?
— С товарно-пассажирским, который уходит отсюда в три часа пятьдесят четыре минуты.
Поль Дарнала вздохнул, как человек, у которого гора с плеч свалилась.
— Итак, — продолжал начальник станции, — вам остается только немного потерпеть.
— О, терпения-то у меня хватит! Раз я знаю, что могу приехать вовремя, мое сердце уже совершенно спокойно.
— Советую вам отправиться в залу первого класса: там топится камин. Вы сможете спокойно подождать, пока начнут продавать билеты; до этого всего час.
— Еще раз благодарю вас, сударь!
С этими словами артист вышел из кабинета любезного начальника станции и направился в залу первого класса.
Мы уже говорили, что он был весь в поту, несмотря на холод, так что ему показалось душно в зале.
Не желая быть близко к огню, он уселся в уголок, на то самое кресло, на котором сидел незнакомец, следовавший по пятам за monsieur Жаком.
Поль Дарнала был высокий, стройный красавец брюнет, на вид лет двадцати пяти -двадцати шести. Матово-бледное выбритое лицо с красивыми, правильными чертами обрамлялось великолепными черными волосами, волнистыми от природы. Ярко блестящие черные глаза и пунцовые губы, открывавшие при улыбке два ряда ослепительно-белых зубов, свидетельствовали о силе и здоровье. Ноги и руки его были очень красивы, и вся фигура отличалась элегантностью.
Оставшись один, он решил выкурить папиросу, чтобы убить время. Он подумал, что так поздно никто не придет напомнить ему о запрете курить в зале.
Поль вынул портсигар и спичечницу и уже хотел закурить, как вдруг спичечница выпала из его рук и закатилась под кресло. Он нагнулся. Спичечница лежала на квадратном конверте. Артист машинально поднял его.
— Что это? — проговорил он, вглядевшись в свою находку. — Письмо?!
Он повернул его: пять печатей красного сургуча. В зале было недостаточно светло, и потому молодой человек не мог разобрать надписи на конверте. Любопытство превозмогло утомление. Он встал и подошел к газовому рожку, горевшему у камина.
Взглянув на адрес, Поль чуть не подпрыгнул от изумления.
— Сесиль Бернье! — проговорил он. — Да, я прочел верно! Сесиль Бернье, улица Дам, дом №54, Батиньоль! Письмо адресовано Сесиль и уже было в ее руках, потому что оно распечатано! Это заказное письмо! Однако каким же образом оно могло оказаться здесь? В этой зале? Значит, Сесиль приезжала в Дижон? Может быть, она уехала с тем самым поездом, на который я опоздал? Все это положительно странно, непонятно и необъяснимо! Нет, я непременно разузнаю, в чем тут дело!
Поль Дарнала вынул из конверта письмо, развернул его и принялся читать с лихорадочной поспешностью. По мере того как молодой артист читал, на лице его все яснее и яснее появлялось выражение страшной душевной муки.
Когда он закончил, руки его безнадежно опустились, и он упал в кресло.
— Богата! — пробормотал он. — Сесиль богата теперь! Очень богата! Этот процесс… Она говорила мне о нем, никогда не веря, что он окончится в ее пользу… А теперь ее отец выиграл и едет домой… Едет с целым состоянием, которое воздвигает непреодолимую преграду между мной и его дочерью!
Артист провел рукой по лбу, на котором выступали капли холодного пота.
— Он возвращается! — продолжал он. — Следовательно, наступит время, когда он узнает о проступке своей дочери, о ее позоре! Что будет делать Сесиль? Месяц назад, когда я уезжал в Ниццу, она мне сказала, что уже больше не сомневается в беременности. И как случилось, что она не написала мне и не известила о возвращении своего отца? Между нами пропасть! А я люблю Сесиль! Так люблю, что с радостью согласился бы умереть. Я люблю ее вдвойне: люблю как женщину и как мать нашего будущего ребенка! Ведь это маленькое существо — частица нас самих! Каждый дал ему часть своей души! И вдруг — нас хотят разлучить! О, это невозможно! Невозможно! Этого не будет никогда! Узы, соединяющие нас, слишком крепки! Сесиль теперь богата! Что же из этого? Я пойду к monsieur Бернье и скажу: «Я соблазнил вашу дочь, когда она была еще бедна, но я и теперь готов восстановить ее честь! Оставьте себе ваше состояние: я не хочу его! Я хочу одного: дать свое имя нашему будущему ребенку!»
Я знаю, первый миг его гнева будет ужасен! Но успокоится же он наконец! Да и, в сущности, под каким предлогом может он оттолкнуть меня? Я актер, это правда, но актеры такие же люди, как и все остальные! С ними обращаются как с равными, их уважают, награждают орденами. Время, когда они считались изгоями общества, теперь уже далеко! Нет, непременно, как только приеду в Париж, сейчас же постараюсь увидеться с Сесиль. Она по крайней мере расскажет мне все, сообщит, почему была в Дижоне несколько часов назад. Она должна была быть, иначе каким бы образом могло оказаться здесь ее письмо?
Дарнала с минуту подумал, затем продолжал свой тревожный монолог:
— Зная, что отец ее должен проезжать через Дижон, вероятно, она выехала ему навстречу. Если бы я не опоздал на поезд, который, по всей вероятности, уносит ее в Париж, я встретился бы с нею, имел бы возможность переговорить, принять меры во избежание будущих страшных сцен. Мог бы по крайней мере смягчить их… О, проклятый спектакль! Вот несчастье-то, вот беда-то! Как говорит мой друг Дюпюи из Varietes?…
Молодой актер уселся под газовый рожок и принялся читать письмо, медленно, строчку за строчкой, слово за словом, недоумевая, почему Сесиль подчеркнула некоторые места синим карандашом.
— Вероятно, для того, чтобы лучше запомнить часы, обозначенные ее отцом, и сосредоточиться на главных положениях письма.. Поль принялся вслух читать подчеркнутые фразы:
— « Миллион пятьсот пятьдесят тысяч франков: оставляю у себя в бумажнике триста пятьдесят тысяч. Миллион двести тысяч франков, составляющие остальную сумму, положены в контору моего нотариуса в Марселе, квитанция у меня с собой. Я выеду из Марселя 10-го в два часа четыре минуты. В Дижоне буду в три часа тридцать девять минут утра. Я непременно отправлюсь курьерским ночью, который и доставит меня в Париж 12 декабря. Мой адрес в Марселе: Отель «Босежур» на набережной Братства».
— Ясно, что Сесиль подчеркнула эти фразы как основные пункты письма, — решил про себя Поль Дарнала.
Он сложил письмо, положил его обратно в конверт и опустил в карман.
Время шло очень быстро.
Актер думал, что прошло несколько минут, как вдруг в залу вошел начальник станции.
— Касса открыта, сударь, потрудитесь идти за билетом, чтобы не опоздать и на этот раз.
— Постараюсь не опоздать, — улыбнулся Поль Дарнала, — и благодарю вас от души за вашу любезность.
