Мастера детектива. Выпуск 1 - Кристи Агата (онлайн книга без .TXT) 📗

В Кингз–Эбботе есть только два богатых дома. Один – «Королевская лужайка» – унаследован миссис Феррар от ее покойного мужа. Другой – «Папоротники» – принадлежит Роджеру Экройду. Экройд всегда интересовал меня как законченный образчик деревенского сквайра, [4] похож на одного из тех румяных, спортивного склада джентльменов, которые непременно появляются на фоне зеленой лужайки в первом действии старомодных музыкальных комедий и поют песенку о том, что собираются поехать в Лондон. Теперь на смену музыкальным комедиям пришли ревю, и деревенские сквайры вышли из моды. Впрочем, Экройд, разумеется, вовсе не деревенский сквайр, а весьма преуспевающий фабрикант вагонных колес. Ему пятьдесят лет, он краснолиц и добродушен. Большой друг священника, щедро жертвует на приход (хотя в домашней жизни чрезвычайно скуп), шефствует над крикетными матчами, юношескими клубами, обществом инвалидов, короче говоря, он душа нашей мирной деревни Кингз–Эббот.

Когда Роджеру Экройду шел двадцать второй год, он влюбился в красивую женщину по фамилии Пейтен, лет на пять–шесть старше его, и женился на ней. Она была вдовой с ребенком. История этого брака коротка и печальна. Миссис Экройд оказалась алкоголичкой, и через четыре года после брака алкоголь свел ее в могилу.

Вторично он не женился. Когда миссис Экройд умерла, ее сыну было семь лет. Теперь ему двадцать пять. Экройд всегда относился к нему как к родному сыну, но тот – юноша легкомысленный и причиняет немало беспокойства своему отчиму. Тем не менее мы все в Кингз–Эбботе очень любим Ральфа Пейтена хотя бы уж за одно то, что он так красив.

Как я уже говорил, в нашей деревне любят посплетничать. Все скоро заметили, что между Экройдом и миссис Феррар существует симпатия, которая стала особенно бросаться в глаза после смерти ее мужа, и все были убеждены, что по окончании траура миссис Феррар станет миссис Роджер Экройд, и одобряли это.

Жена Роджера Экройда умерла от запоя, а Эшли Феррар был известным пьяницей, и было бы только справедливо, что две жертвы собственных супругов возместят друг другу былые страдания.

Феррары поселились у нас года полтора назад. Но Экройд жил в ореоле сплетен в течение уже многих лет. Каждая экономка в поместье Экройда (а они сменялись часто) вызывала живейшее подозрение у Каролины и ее приятельниц. В течение пятнадцати лет деревня ждала, что Экройд женится на одной из своих экономок. Последняя из них, мисс Рассел, царила в течение пяти лет, то есть вдвое дольше своих предшественниц, и если бы не появление миссис Феррар, Экройд вряд ли избежал бы ее когтей. Правда, надо иметь в виду еще одно обстоятельство: приезд из Канады овдовевшей невестки с дочерью. Миссис Экройд, вдова Сесила, беспутного младшего брата Экройда, поселилась в «Папоротниках» и, по словам Каролины, поставила мисс Рассел на место.

Не знаю, что означает «на место», но знаю, что мисс Рассел ходит теперь с поджатыми губами и выражает глубокое сочувствие «бедняжке миссис Экройд», живущей из милости у своего деверя: «Хлеб благодеяний горек, не так ли? Я была бы в полном отчаянии, если бы не могла сама зарабатывать себе на жизнь».

Не знаю, какие чувства испытывала миссис Сесил Экройд к миссис Феррар. Брак Экройда явно противоречил ее интересам. При встречах с миссис Феррар она была всегда очень мила, чтобы не сказать – слащава. По словам Каролины, это еще ничего не доказывало.

Вот что занимало умы у нас в Кингз–Эбботе последние годы. Мы обсуждали дела Экройда со всех мыслимых точек зрения. Разумеется, в этих рассуждениях занимала свое место и миссис Феррар. И вот теперь, когда мы уже прикидывали, сколько потратить на свадебные подарки, вдруг разразилась трагедия.

Я совершил обход, думая обо всем этом и еще о многом другом. Тяжелобольных у меня, к счастью, не было, и мои мысли постоянно возвращались к загадочной смерти миссис Феррар. Было ли это самоубийством? Но если так, она должна была бы оставить какое–то объяснение своего поступка. Насколько мне известно, так поступают женщины в подобных обстоятельствах. Они любят объяснять свои поступки. Им приятен свет рампы. Когда я видел ее в последний раз? Меньше недели назад. В ее поведении не было ничего странного, принимая во внимание… ну, принимая во внимание все.

Затем я вдруг вспомнил, что видел ее не далее как вчера, хотя и не говорил с ней. Она шла рядом с Ральфом Пейтеном, и я очень удивился, потому что не ожидал увидеть его в Кингз–Эбботе. Я был уверен, что он окончательно рассорился с отчимом – он не бывал здесь без малого шесть месяцев. Они шли рука об руку, и она что–то ему взволнованно говорила. Я могу с уверенностью сказать, что именно в тот момент меня впервые охватило предчувствие беды. Ничего определенного, лишь смутное предчувствие того, как все сложится в дальнейшем. Этот странный tкte–а–tкte между Ральфом Пейтеном и миссис Феррар произвел на меня гнетущее впечатление. Я все еще думал об этом, когда неожиданно столкнулся с Роджером Экройдом.

– Шеппард! – воскликнул он. – Вот вас–то мне и надо! Ужасное происшествие.

– Вы, значит, слышали?

Он кивнул. Было видно, что ему тяжело: его румяные щеки ввалились, и он, казалось, сразу постарел.

– Все гораздо хуже, чем вы думаете, – сказал он сдержанно. – Послушайте, Шеппард, мне нужно поговорить с вами. Вы свободны?

– К сожалению, нет. Я еще должен навестить больных, а в двенадцать у меня начнется прием.

– Ну, тогда днем… или лучше приходите вечером обедать. В полвосьмого. Это вас устроит?

– Да, вполне. Но в чем дело? Опять Ральф?

Не знаю, почему я сказал это, разве что очень уж часто причиной бывал Ральф. Экройд уставился на меня непонимающим взглядом. Я почувствовал: случилось что–то неладное. Мне еще не доводилось видеть его таким подавленным.

– Ральф? – сказал он рассеянно. – Нет, дело не в Ральфе. Ральф в Лондоне… А, дьявол! Вон идет мисс Ганнет. Она начнет болтать об этом ужасном происшествии. Итак, до вечера, Шеппард. Жду вас в половине восьмого.

Я кивнул и озадаченно посмотрел ему вслед. Ральф в Лондоне? Но он же был здесь накануне. Значит, он уехал в тот же вечер или сегодня утром. Но Экройд говорил так, как будто Ральф и не появлялся в Кингз–Эбботе. Дальше мне размышлять не пришлось. На меня накинулась мисс Ганнет, жаждавшая информации. Мисс Ганнет во многом напоминает мою сестру, но ей не хватает того безошибочного чутья, которое придает величие манерам Каролины.

Мисс Ганнет задыхалась от волнения и любопытства. Бедняжка миссис Феррар! Какая жалость! Злые языки утверждают, что она была наркоманка. Как жестоки люди! Но весь ужас в том, что ведь дыма без огня не бывает… И говорят, что мистер Экройд узнал об этом и порвал их помолвку – помолвлены–то они были! Конечно, вам об этом известно – вы ведь доктор! – но доктора всегда молчат. И все это – сверля меня глазами, стараясь ничего не упустить, стараясь что–то прочесть на моем лице. По счастью, жизнь в обществе Каролины научила меня сохранять невозмутимое спокойствие и давать ничего не значащие ответы.

Я выразил мисс Ганнет одобрение за ее отвращение к сплетням. Это была неплохая контратака. Пока почтенная мисс собиралась с мыслями, я пошел дальше, продолжая раздумывать.

Дома меня ожидало несколько пациентов. Когда (как я думал) последний из них ушел, я решил, что можно пойти поработать в саду перед ленчем, но в приемной оказалась еще одна пациентка.

Я был удивлен, не знаю почему, – вероятно, потому, что мисс Рассел, экономка Экройда, производит впечатление человека железного здоровья. Ее трудно представить себе больной. Это высокая красивая женщина, только очень уж строгой внешности. Суровый взгляд, крепко сжатые губы. Будь я младшей горничной или судомойкой, постарался бы скрыться при одном ее приближении.

– Доброе утро, доктор Шеппард, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы взглянули на мое колено.

Я взглянул, но, по правде говоря, ничего не увидел. То, что мисс Рассел сообщила мне о стреляющей боли, в устах любой другой женщины показалось бы выдумкой. На минуту мне пришло в голову, что она изобрела эту боль в колене, чтобы выведать у меня обстоятельства смерти миссис Феррар. Но вскоре я убедился, что, по крайней мере в этом, я ошибся. Мисс Рассел лишь мимоходом упомянула об этой трагедии, однако она была склонна остаться и поболтать.