Миссис Макгинти с жизнью рассталась - Кристи Агата (е книги .txt) 📗
Спенс кивнул.
– Если – подчеркиваю, если – публикация в «Санди компэниэн» – верный след, тогда преступник, вероятнее всего, в семье Уэтерби, – сделал он вывод.
– Именно. Единственный другой человек в Бродхинни, который мог бы оказаться Евой Кейн, – это миссис Апуорд. Но есть два обстоятельства, которые заставляют усомниться, что убийца миссис Макгинти – это миссис Апуорд, она же Ева Кейн. Во-первых, у нее артрит, и почти все время она проводит в кресле-каталке…
– В романе, – не без горечи заметил Спенс, – кресло-каталка вполне могло оказаться липой, а в подлинной жизни, думаю, все точно, как в аптеке.
– Во-вторых, – продолжал Пуаро, – миссис Апуорд показалась мне человеком категоричным и волевым, склонным действовать скорее силой, нежели увещеваниями, а с обликом нашей молоденькой Евы это не стыкуется. С другой стороны, характеры, конечно же, меняются, и самоуверенность часто приходит с возрастом.
– Тут вы правы, – признал Спенс. – Итак, миссис Апуорд? Не исключено, но маловероятно. Теперь другие линии. Джейнис Кортленд?
– Думаю, от этой кандидатуры можно отказаться. В Бродхинни нет никого подходящего возраста.
– А вдруг кто-то из женщин помоложе – это Джейнис Кортленд, которая хорошо сохранилась? Простите, это легкая шутка.
– Трем женщинам тридцать с небольшим: Дейдри Хендерсон, жене доктора Рендела и миссис Ив Карпентер. По возрасту любая из них вполне может быть Лили Гэмбол или дочерью Евы Кейн.
– А реально?
Пуаро вздохнул.
– Дочь Евы Кейн может быть высокой или невысокой, блондинкой или брюнеткой – как она выглядит, мы не знаем. О Дейдри Хендерсон в этой связи мы уже говорили. Теперь две другие дамы. Прежде всего вот что: миссис Рендел чего-то боится.
– Боится вас?
– Полагаю, что да.
– Что ж, это важно, – задумчиво произнес Спенс. – Отсюда следует, что миссис Рендел может быть Лили Гэмбол либо дочерью Евы Кейн. Она блондинка или брюнетка?
– Блондинка.
– Лили Гэмбол была светловолосой девочкой.
– Но миссис Карпентер тоже светловолосая. Эта дама пользуется исключительно дорогой косметикой. Красивая она или нет, но глаза у нее необыкновенные. Очаровательные, широко распахнутые синие глаза.
– Послушайте, Пуаро… – Спенс осуждающе покачал головой.
– Знаете, как она выглядела, когда выбежала из комнаты, чтобы кликнуть мужа? Мне вспомнился прелестный трепыхающийся мотылек. Она вытянула руки вперед, будто слепая, задела что-то из мебели.
Спенс снисходительно посмотрел на него.
– Вы просто романтик, месье Пуаро, – сказал он. – С вашими трепыхающимися мотыльками и широко распахнутыми синими глазами.
– Вовсе нет, – возразил Пуаро. – Мой друг Гастингс, тот был сентиментальным романтиком, я же – никогда. Я до крайности практичен. И скажу вот что: если девушку делают красивой ее прелестные глаза, будь она десять раз близорукая, она нипочем не будет носить очки и научится двигаться на ощупь, даже если очертания затуманены, а расстояние определить трудно.
И указательным пальцем он легонько постучал по фотографии двенадцатилетней Лили Гэмбол – на ней были очки с сильными, уродующими лицо линзами.
– Так вот что вы решили? Лили Гэмбол?
– Ничего я не решил, говорю лишь о вероятности. Когда миссис Макгинти умерла, миссис Карпентер еще не была миссис Карпентер. Она была молодой вдовой, муж погиб на войне, средств к существованию почти никаких, жила в коттедже для сельскохозяйственных рабочих. И вот она обручилась с богатым человеком из местных – человек этот стремится сделать политическую карьеру и преисполнен чувства собственной значимости. Представьте себе, что Гай Карпентер узнает: он собирается взять в жены, скажем, девушку из низших социальных слоев, печально знаменитую тем, что в детстве она стукнула родную тетку тесаком по голове, либо дочь Крейга, одного из самых отвратительных преступников века, справедливо занявшего место в комнате ужасов в музее восковых фигур, – тут впору задать вопрос: а пойдет ли он на это? Вы скажете: если он ее любит, пойдет! Но что он за человек? Как я понимаю – эгоистичный, честолюбивый, очень дорожит своей репутацией. Думаю, если молодая миссис Селкирк, каковой она тогда была, жаждала заполучить его в мужья, она страстно жаждала и другого – чтобы до ушей ее жениха не дошел никакой порочащий ее слух.
– Так вы считаете, что это она?
– Еще раз повторяю, дорогой, – не знаю. Я лишь рассуждаю вслух. Миссис Карпентер отнеслась ко мне настороженно, явно чего-то испугалась, встревожилась.
– Да, это подозрительно.
– Так-то оно так, но все это очень запутанно. Однажды я остановился у друзей в сельской местности, и они отправились поохотиться. Знаете, как это происходит? Один идет с собаками и с ружьями, собаки поднимают дичь, она вылетает из кустов, а те уже на стреме – ба-бах! Вот и у нас с вами то же самое. Только мы, может статься, поднимем не одну птицу, в кустах прячутся и другие. Другие, до которых нам, скорее всего, нет никакого дела. Но ведь сами птицы этого не знают. А нам, мой друг, нужна только одна птичка, и тут нам ошибиться никак нельзя. Вполне вероятно, что миссис Карпентер, когда вдовствовала, совершила какой-то неблагоразумный поступок. Неблагоразумный, и только. Но все равно ей не хочется, чтобы о нем знали. Ведь не без причины же она мне первым делом заявила, что миссис Макгинти – врунья!
Старший инспектор Спенс потер переносицу.
– Давайте внесем ясность, Пуаро. Что вы в действительности думаете?
– Что я думаю – это не имеет никакого значения. Я должен знать. А пока что наши собаки только забежали в кусты.
Спенс пробормотал:
– Нам бы напасть на что-то определенное. Что-то по-настоящему подозрительное. А пока все это теория, да еще притянутая за уши. И версия ваша больно хлипкая, я уже говорил. Неужели из-за этого кто-то и вправду мог решиться на убийство?
– Всякое бывает, – сказал Пуаро. – Могут существовать какие-то семейные обстоятельства, нам с вами неизвестные. Но жажда не утратить положение в обществе очень сильна. В Бродхинни живут не художники, не богема. Тут живут очень милые люди. Так сказала работница местной почты. А милые люди жаждут таковыми оставаться. Скажем, годы счастливой семейной жизни, никто не подозревает, что ты была одной из главных фигур в сенсационном деле об убийстве, никто не подозревает, что твоя дочь – дочь мерзкого преступника, прославившегося на всю страну. Что может сказать себе такая женщина? «Я скорее умру, чем допущу, чтобы моему мужу это стало известно!» Или: «Я скорее умру, чем допущу, чтобы моя дочь узнала правду о своем происхождении!» А потом, пораскинув умом, она решит: а не лучше ли будет, если умрет миссис Макгинти…
Спенс негромко вставил:
– Значит, вы считаете, что это Уэтерби.
– Нет. Они лучше других вписываются в созданную нами картину, но это ничего не значит. Если вглядеться в личности, миссис Апуорд больше подходит на роль убийцы, чем миссис Уэтерби. Она женщина решительная, обладает недюжинной силой воли, безумно любит сына. Скрыть от сына, что с ней произошло до того, как она вступила в счастливый брак с его отцом, создала добропорядочное семейство, – ради этого она может пойти на многое.
– Неужели подобное открытие его сильно расстроит?
– Лично я так не думаю. Молодой Робин – это современный скептик, совершеннейший эгоист и, во всяком случае, предан своей матушке куда меньше, чем она ему. В этом смысле он и в подметки не годится Джеймсу Бентли.
– Значит, если считать, что миссис Апуорд и Ева Кейн – одно и то же лицо, ее сын Робин не стал бы убивать миссис Макгинти, чтобы это скрыть?
– Ни в коем случае. Он бы еще нажил на этом деле капитал. Создал бы на нем рекламу для своих пьес! Не представляю, чтобы Робин Апуорд пошел на убийство, дабы сохранить личину добропорядочности либо из преданности; он мог бы решиться на такое лишь по одной причине – если это принесет выгоду, и немалую, лично ему.
Спенс вздохнул. Потом сказал:
