Отражение - Френсис Дик (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
— Она больна, — сказал я.
— Ну конечно. — Он резко взмахнул руками. — Я предложил ее навестить. Нет, говорит. Видеть меня не хочет. Старая дура!
Раздался нежный звон — медные часы на каминной полке пробили полчаса. Здесь все было высшего качества и начищено до блеска. И старинные безделушки Джеймса Нора оказались не подделкой, а настоящим антиквариатом.
Что я, дурак, помогать тебе искать эту девчонку! — заявил он. — Да если ее никто не найдет, рано или поздно вся недвижимость достанется мне, есть завещание или нет. Но ждать мне придется долго. Много лет. И все из-за ее дури! Почему? — спокойно спросил я. Ноэля Кауарда' же она любила! — обиженно ответил он, всем тоном подчеркивая, что если уж она любила Ноэля Кауарда, то должна была любить и его. Это еще ни о чем не говорит, — сказал я, поняв наконец, в чем дело. Я не хотел, чтобы она ко мне приезжала. Не явись она сюда, не было бы никакого шума. — Он пожал плечами. — Ну что, уходишь? Больше тебе здесь делать нечего.
Он направился к двери, но тут она открылась, и в комнату вошел мужчина в клеенчатом фартуке с деревянной ложкой в руке. Он был гораздо моложе Джеймса и тоже явно гомосек.
Здравствуй, радость моя! — воскликнул он, увидев меня. — На ужин останешься? Он уходит, — оборвал его Джеймс.
Они посторонились, уступая мне дорогу. Выйдя в холл, я спросил человека в фартуке:
Вы видели миссис Нор, когда она приезжала сюда? Ну конечно, радость моя, — горестно начал он, но потом увидел, что Джеймс делает отчаянные знаки и замолчал. Я смущенно улыбнулся, глядя поверх их голов, и пошел к двери. Удачи я тебе не желаю, — напутствовал меня Джеймс. — Эта девка Кэролайн плодила детей, как кроликов. Я никогда не любил ее.
*Куард Ноэль Пирс (1899–1973) — актер и драматург, гомосексуалист
Вы ее помните? Она вечно надо мной смеялась и выставляла
дураком. Я был рад, когда она уехала.
Я кивнул и открыл дверь.
Погоди, — вдруг сказал он и подошел ко мне.
Я понял, что у него созрела какая-то идея.
Мать, конечно, тебе ничего не оставит, — начал
он.
Почему же? — спросил я.
Он нахмурился.
Ужас, что было, когда Кэролайн забеременела. Кошмар один. А крику-то… Я помню это… хоть и не знаю, в чем там дело было — мне не объясняли. Я только знаю одно: все изменилось из-за тебя. Кэролайн ушла, а мать превратилась в мерзкую старую грымзу. Что мне только довелось пережить, пока я жил с ней! Она ненавидела тебя… Ей даже мысль о тебе внушала отвращение. Знаешь, как она тебя называла? «Омерзительный зародыш Кэролайн», вот как! Омерзительный зародыш Кэролайн.
Он выжидательно уставился на меня, но, по правде сказать, я ничего не испытал. Ненависть старухи была мне безразлична.
Я поделюсь с тобой, — сказал он, — если ты сможешь доказать, что Аманда умерла.
В субботу утром мне позвонил Джереми Фоук.
Будешь завтра дома? — спросил он. Да, но… Хорошо. Я к тебе заскочу. — Прежде чем я успел возразить, он повесил трубку. Что ж, хорошо, что теперь он хоть предупреждает меня о своем визите: все-таки достижение.
В субботу на почте я столкнулся с Бартом Андерфилдом. Я решил обойтись без обычного вялого приветствия и сразу взял быка за рога.
А где сейчас Элджин Яксли, Барт? В Гонконге, — ответил он. — А что? В отпуске? — продолжал я. Да нет, конечно. Он там живет. А сейчас он приехал, да? Нет, не приехал. Он бы мне сообщил. Но он ведь должен быть здесь, — настаивал я.
Почему это должен? — раздраженно сказал Барт. Нет его. Он на конном заводе работает — там особо не разъездишься. Время прижимает. А тебе-то что до этого? Мне просто показалось… что я его видел. Когда? Быть не может. М-м… на прошлой неделе. Точнее, восемь дней назад. Ошибочка вышла, — торжествующе сказал Барт. В тот день Джорджа Миллейса хоронили, и Элджин мне телеграмму прислал… — Он вдруг осекся, глаза забегали, но он продолжал… — из Гонконга прислал. Выражал соболезнования? Джордж Миллейс, — ядовито сказал Барт, — был дерьмом. А ты что же, сам, значит, на похороны не пошел? Сдурел, что ли! Да я бы плюнул на гроб. Поймал он тебя в объектив, а, Барт? Андерфилд сузил глаза и не ответил. Ну ладно, — сказал я, пожав плечами, — наверно, теперь, когда Джордж умер, многим полегчало. Да уж свечки ставят во славу господа, будь уверен. Кстати, ты ничего не слышал о том парне, который пристрелил лошадей Элджина? Как там его имя… Теренс О'Три? В тюрьме сидит, — сказал Барт. Как в тюрьме? — удивился я и стал загибать пальцы. Март, апрель, май… он уже должен был выйти. Ему срок накинули, — сообщил Барт. — Надзирателю по роже дал. Откуда ты знаешь? — с любопытством спросил я. Я… ээ… да говорят. — Он вдруг повернулся, видимо, решил, что разговор зашел слишком далеко, и пошел прочь. Ну ты, конечно, слышал, что дом Джорджа Миллейса сгорел? — крикнул я вдогонку.
Он остановился и кивнул.
Ясно. На скачках говорили. А ты знаешь, что это был поджог?
Он застыл как вкопанный.
Поджог? — изумленно переспросил он. — А зачем?.. О! — Тут он понял зачем, а я подумал, что нарочно такое изумление на лице не изобразишь.
Он ничего не знал.
Эл джин Яксли был в Гонконге, а Теренс О'Три — в тюрьме. Ни они, ни Барт Андерфилд не грабили, не избивали и не поджигали.
Все оказалось куда сложнее, чем я предполагал.
С выводами я поспешил.
Я недолюбливал Джорджа Миллейса и поэтому без труда уверовал в его непорядочность. Уличающая фотография действительно была сделана им, но доказательств, что Джордж использовал ее, у меня не было. Мне было известно одно: Элджин Яксли поступил на службу в Гонконге, вместо того, чтобы вложить полученные по страховке деньги в скаковых лошадей. Это право любого человека. Здесь нет ничего противозаконного.
Но закон он, тем не менее, нарушил. Он обманул суд, присягнув, что никогда не встречался с Теренсом О'Три. Когда же. они встречались? В феврале уже состоялся суд, и О'Три был заключен в тюрьму. Перед судом, зимой? Отпадает — тогда стояла хорошая погода и еще… — В моем мозгу вдруг четко всплыло то, что я еще тогда бессознательно отметил. — Газета! На столе перед французом лежала газета, на которой можно было рассмотреть число.
Погруженный в мысли, я не спеша пришел домой, задумчиво прошел в комнату и, вставив в эпидиаскоп сделанный мной большой негатив, включил его. На столе гостиной вспыхнуло во много раз увеличенное изображение.
Газета француза лежала на столе под таким углом, что ни числа, ни заголовка мне разобрать не удалось.
Я был разочарован, но, тем не менее, продолжал внимательно изучать фотографию: а вдруг да повезет. И действительно, в самой глубине кафе, возле кассы, висел настенный календарь. Цифры и буквы на нем были нечеткие, но в целом прочитать их было можно. Апрель прошлого года.
В конце апреля прошлого года лошадей Элджина Яксли отправили попастись на травке, а четвертого мая их застрелили.
Я выключил проекционный аппарат и поехал на Виндзорские скачки. Концы с концами не сходились. Я ощущал себя человеком, который долго блуждал
по лабиринту и, казалось, вот-вот должен оказаться у выхода, но, завернув за угол, обнаруживает, что попал в тупик, окруженный огромным частоколом.
В тот день на Виндзорских скачках были представлены весьма средние силы: все «звезды» участвовали в более важных скачках в Челтнеме, и благодаря слабой конкуренции один из самых медлительных стиплеров Гарольда оказался на высоте. Половина его престарелых соперников сошла с дистанции, любезно уступив ему место, и мой дряхлый скакун, в изнеможении опустив голову, выложился до конца и первым финишировал на трехмильной дистанции.
С вздымающейся грудью он стоял в загоне для расседлывания победителей и ждал, пока я, тоже уставший как черт, расстегну подпругу и сниму седло. Наградой за эти старания мне была радость его владелицы — пожилой леди, безраздельно преданной своему питомцу.
Я знала, что когда-нибудь он обязательно выиграет! — воскликнула она, светясь от радости. — Знала! Молодец наш старичок. Молодец, — согласился я. Знаете, это его последний сезон. А потом — на заслуженный отдых. — Она похлопала его по шее и шепнула на ухо. — Все мы уже постарели, правда? Что поделаешь — жаль, но ничто не вечно. Все имеет свой конец, верно, старичок? Но сегодня у нас праздник.