Волчицы - Буало-Нарсежак Пьер Том (книги без регистрации .TXT) 📗

Я прямо-таки заболевал от нестерпимого ощущения, что я, как ребенок, нахожусь в руках этой женщины. Кроме того, я чувствовал, что темп событий убыстряется. Меня подхватило и понесло, я как бы заново переживал ту давнюю историю с гибелью моей жены в горном ущелье среди выступающих над водой скал. Я бросил думать, неподвижно лежал. Было холодно. Все во мне было противоречиво и сумрачно. Когда меня позвали ужинать, я чуть было не отказался — до такой степени все они были мне ненавистны. Но уроки моей матери не прошли даром. Может, я был способен на низость, на некорректность — нет. Я привел себя в порядок — на мне был костюм Бернара, подогнанный Элен под мою фигуру, — и вышел к сестре, невесте и любовнице. Вот до чего я докатился по своей вине, хотя и не по своей воле.

Ужин прошел довольно оживленно. Не помню уж, о чем мы говорили. Наверняка о войне, участившихся покушениях. Где-то в стороне Тэт д'Ор [ 8] произошло настоящее сражение. Но для Элен и Аньес все это значило гораздо меньше, чем отъезд Жюлии. Нам хватало наших скромных личных джунглей; большие джунгли вокруг нас с их резней, перестрелками, всякого рода преступлениями почти позабылись. Мы выпили за благополучное возвращение Жюлии домой. Элен не изъявила желания свидеться еще раз, зато выразила радость по поводу знакомства. Жюлия высказала пожелание видеть нас всех в Сен-Флуре. Это трогательное зрелище надо было видеть, фальшь шла за чистую монету. Аньес одолжила Жюлии свой будильник, сама завела его.

— Бернар без труда услышит его через перегородку, — сказала она.

— Завтра утром еще увидимся, — добавила Элен. — Доброй ночи. Хорошенько отдохните: путь предстоит нелегкий.

Я больше не пытался вступить с Жюлией в контакт, но всю ночь почти не сомкнул глаз, прокручивая в уме вопросы, которые должен задать ей по пути на вокзал. В моем распоряжении будет от силы минут двадцать. А ведь придется еще уговаривать ее…

Утренняя церемония расставания была недолгой. Время поджимало. Ни у кого не было желания разговаривать. Быстро при свечах — электричество было отключено — позавтракали. Жюлия выглядела озабоченной, избегала смотреть в мою сторону. Я вообще не выношу эти отъезды на рассвете. Они всегда тягостны, но этот был особенно жутким! У нас едва хватило времени попрощаться. Элен, стоя на лестничной площадке, держала в вытянутой руке свечу. Я спускался первым, неся тяжеленный чемодан, в колеблющемся свете свечи каждая ступенька казалась западней. За мной стучали каблуки Жюлии. Когда мы спустились на первый этаж, огонек свечи наверху исчез, и мы погрузились во тьму.

— Дайте мне руку, — предложил я.

— Нет. Идите впереди. Я хочу слышать, как вы идете… Ну, вперед!…

Отмычкой, которую дала мне Элен, я открыл дверь. Ночь была такой же непроглядной и мокрой, как та, когда я плутал по городу. Жюлия, колеблясь, остановилась на пороге.

— Опоздаем, — тихо проронил я.

Она встала справа от меня — с этой стороны у меня был чемодан, — и мы тронулись, пробуя ногой дорогу, как при гололедице. Метров через двадцать чемодан чуть не вывернул мне правое плечо. Я перехватил его другой рукой. Жюлия вскрикнула.

— Не валяйте дурака, — сказал я. — Больше нет времени играть в прятки. Итак? Что вы хотите мне предложить?

— Кто вы, собственно говоря? — спросила она.

— Это не имеет ровно никакого значения. Месяцы, годы я был товарищем Бернара. У него не было от меня тайн. Мы вместе бежали. Если он и умер, то даю вам слово, не по моей вине.

— Это не вы его?..

— Нет. Не я. Его задело вагоном, когда мы проходили сортировочную станцию… Прошу вас, идите не так быстро. Ну и тяжелый он у вас, этот чертов чемодан!

Мы шли по набережной Соны. В лицо нам ударил моросящий дождь, словно сама ночь дохнула на нас.

— К чему было ломать комедию? — спросил я.

— Чтобы посмотреть, что вы за человек. Чтобы понять, можем ли мы договориться.

— Договориться о чем?

— Мой дядя Шарль умер. Мы были в ссоре. Он оставил Бернару все свое состояние.

— Ну и что?

— Не понимаете?.. Речь идет о наследстве в двадцать миллионов. Я поставил чемодан на землю.

— Выходит, я… Ну, то есть Бернар — единственный наследник? А вам ничего?

— Ничего. В случае смерти Бернара капитал должен быть вложен в дядино предприятие.

Я немного отдышался, платком утер лоб и шею. Ночь обволакивала нас, сближала, как двух сообщников. Лицо Жюлии белело рядом со мной меловым пятном. Голос ее был на удивление живым.

— Мне ничего, — повторила она с надрывом.

— Вот, значит, что, — прошептал я. — В сущности, смерть Бернара вас устраивает. Мы могли бы поделиться?

— Ну разумеется!

— По десять миллионов! — произнес я, не очень ясно отдавая себе отчет в том, что со мной происходит.

— Нет, — поправила Жюлия, — пять… И я не мешаю вам жениться на Элен.

— А если я откажусь от наследства?

— Это лучший способ возбудить подозрения.

— Предположим! Но потом вы ничего больше от меня не потребуете?

— За кого вы меня принимаете?

Она подстраивает мне какую-то ловушку. Наверняка. Не может же быть все так просто.

— Каким образом я смог бы выполнить необходимые формальности? Нотариус, наверное, знал Бернара?

— Нет. Он в Абиджане [ 9]. Я узнавала. Вам достаточно иметь двух свидетелей; найдете их среди окружения Элен. Никаких сложностей.

Мне потребовалось бы время, много времени, и прежде всего полное спокойствие, чтобы изучить ситуацию со всех сторон. Я же был способен думать лишь об одном: «Ты свободен… ты богат… ты свободен…», не испытывая, впрочем, при этом чрезмерной радости. Где-то далеко, на краю города, раздался паровозный свисток.

— Согласны? — спросила Жюлия.

— Вынужден согласиться. Если я этого не сделаю, вы меня выдадите, так ведь?

Она воздержалась от ответа, но оба мы его знали. Она ведь тоже понимала, что в эту минуту находится в моей власти. Кроме нас, на этой продуваемой ветром набережной никого не было, темнота скрадывала мои движения. Поддайся я алчности, и Жюлии конец. С самого начала она испытывала ужас перед этой минутой и, как могла, отдаляла ее.

— Я могу вам верить? — вновь спросил я.

— Мое слово против вашего. Вы утверждаете, что не убивали Бернара, и я вам верю. Стало быть…

Мы подходили к Верденскому бульвару. Нас обогнали два велосипедиста. Колокола зазвонили к заутрене, я почувствовал, что Жюлия перестает бояться. Она приблизилась ко мне и зашептала:

— Я не желаю вам зла. Мне казалось, ваши записки — уловка. Я видела, как вы кружите вокруг меня. И вид у вас был такой злой…

— Мы могли бы выйти объясниться…

— Неужели вы не почувствовали, что эти женщины буквально шпионят за вами? Они сходят по вас с ума. Особенно Аньес. Мне случалось сомневаться, верит ли она в то, что я ваша сестра. Достаточно сказать, что именно она написала мне о возвращении Бернара и подсказала сослаться на служащего мэрии. Она наверняка рассчитывала, что вы растеряетесь. Берегитесь этой…

В этот момент с бульвара донеслись два четких револьверных выстрела. Я поставил чемодан на землю.

— Что это? — спросила Жюлия.

Застучала автоматная очередь. Колокольный звон продолжался. Затем со стороны набережной послышался нарастающий топот ног. Кто-то выскочил из-за поворота и повернул прямо к нам.

— Спасайтесь, черт вас побери! — прорычал бегущий. — Они близко!

«Немца уложили», — пронеслось в голове, и меня внезапно, как электричеством, ударило страхом. Я вцепился в запястье Жюлии.

— Мой чемодан! — простонала она. — Мой чемодан!

— Черт с ним! — бросил я и побежал, увлекая ее за собой. Я держал Жюлию за руку, она отставала, делала зигзаги, ноги ее путались в подоле платья, туфли на деревянной подошве стучали, как кастаньеты, и мешали быстро двигаться. Немцы вот-вот услышат нас; если меня схватят — лагерь мне обеспечен… Убежать не удастся. Нужно спрятаться — и как можно скорей. Я разжал пальцы, и Жюлия осталась позади.