Восемь ударов стенных часов - Леблан Морис (лучшие книги .txt) 📗
Он, видимо, торопился выпроводить своего посетителя. Вдруг лицо его побледнело.
Ренин посмотрел на него, как смотрят на противника, готового сдаться, и, сев около него и взяв резко за руку, произнес:
— Господин губернатор, если вы ничего не скажете, Гортензия Даниель сделается седьмой жертвой.
— Я ничего не могу сказать. Я ничего не знаю.
— Вы знаете правду. Ваш испуг, ваше лицо об этом свидетельствуют. Вы не только можете помочь мне, но у вас в руках ключ от этой тайны. Не будем же терять времени.
— Но если б я знал, зачем же я молчал бы?
— Из боязни скандала. Я чувствую ясно, что в вашей жизни есть что-то такое, что вы скрываете. Для вас правда в этом деле связана с бесчестьем вашей семьи, если только эта правда сделается общим достоянием, если она будет подхвачена печатью. Вот почему вы отступаете перед своим долгом, колеблетесь исполнить свою обязанность.
Де Луртье ничего не отвечал. Ренин наклонился к нему и, пронизывая его взглядом, продолжал:
— Скандала не будет. Я один в мире буду знать подробности этой истории. И я, так же как и вы, хочу сохранить тайну: я ведь люблю Гортензию Даниель и не хочу, чтобы ее имя попало на страницы газет.
Они несколько мгновений смотрели друг на друга. Лицо Ренина приняло жестокое выражение. Де Луртье чувствовал, этот человек не уступит, но он не в состоянии был заставить себя сказать правду.
— Вы ошибаетесь… Вы предполагаете то, чего в действительности нет.
Ренин понял, что если этот человек будет продолжать упорствовать, Гортензия погибнет. Им овладел прилив страшного бешенства. Он схватил де Луртье за горло, опрокинул его и закричал:
— Довольно лгать! Дело идет о жизни женщины!.. Говорите, говорите немедленно!.. А если нет…
Де Луртье потерял способность сопротивляться. Он не боялся Ренина, но тот покорил его и подчинил себе неукротимой силой воли, разбивающей на своем пути все препятствия.
— Вы правы, — пробормотал он, — мой долг все сообщить, независимо от последствий.
— Никаких последствий для вас не будет. Ручаюсь за это, если вы спасете Гортензию Даниель. Минута нерешительности может все погубить. Говорите! Без подробностей, сообщите лишь факты.
Тогда де Луртье, опершись локтями на письменный стол и закрыв лицо руками, стал коротко, опуская детали, рассказывать:
— Госпожа де Луртье, которую вы видели, не моя жена. Я женился очень рано в колониях. Моя молодая жена отличалась странностями характера и большой впечатлительностью. Мы имели двух детей — близнецов, которых она обожала и которые, видимо, вернули ей полное душевное равновесие. Тут случилось страшное несчастье: на ее глазах случайно проезжавшая повозка задавила обоих близнецов. Моя жена помешалась. У нее тихое помешательство в той форме, как вы упоминали. Я привез несчастную во Францию и поручил ее заботам старой кормилицы, которая меня воспитала. Через два года я познакомился с той, которая сейчас составляет радость моей жизни. Она является матерью моих детей, и все считают ее моей женой. Могу ли я ею пожертвовать? Ведь вся наша жизнь рушится, если наше имя будет замешано в эту кровавую драму.
Ренин подумал и спросил:
— Как зовут эту, другую?
— Геновена.
— Геновена. Та же первая буква… И восемь букв составляют имя…
— Именно это обстоятельство бросилось мне в глаза, когда вы мне передавали подробности дела. Такое странное совпадение!
— Допустим, что безумная выбирает своих жертв из числа тех, имена которых начинаются на Г, причем само имя заключает восемь букв. Но как объяснить убийства? В чем проявляется ее безумие? Она страдает?
— Сейчас она не очень страдает. Но вначале она мучилась неимоверно. Когда дети погибли у нее на глазах, все время перед ее мысленным взором стояла картина их гибели. Эта картина не давала ей возможности уснуть ни на секунду. Это была страшная пытка! Подумайте только: днем и ночью все время перед нею стояли ее задавленные дети!
Ренин прервал его:
— Ведь не для того, чтобы отогнать от себя эту картину, она убивает?
— Возможно, — задумчиво проговорил де Луртье, — она стремится освободиться от этой картины путем сна.
— Я не понимаю.
— Вы не понимаете потому, что дело идет о сумасшедшей. Все, что происходит в этом больном мозгу, аномально и нелогично.
— Конечно. Какие же факты подтверждают наше предположение?
— Факты?.. Факты есть. Я сначала не придавал им значения; только сейчас начинаю в них разбираться. Несколько лет тому назад однажды утром моя старая кормилица впервые нашла Геновену мирно спящей. Ее руки сжимали шею маленькой собачки, которую она задушила. Три раза подобная сцена повторилась.
— И она после этого спала?
— Она спала, и сон ее каждый раз продолжался несколько ночей.
— Что вы из этого вывели?
— Я делаю тот вывод, что нервная энергия, которую она тратит на убийство, на некоторое время ее истощает, и она начинает тогда спать.
Ренин вздрогнул.
— Это именно так! Нельзя в этом сомневаться. Убийство, употребленное при убийстве усилие дает ей сон. От животных она перешла к женщинам. Она их убивает, чтобы завладеть их сном. В этом пункт ее помешательства. Ей нужен сон — она его похищает у других. Уже в течение двух лет она спит?
— Да, — прошептал де Луртье.
Ренин схватил его за плечо.
— А вы подумали, какие страшные последствия могла дать эта мания? Ведь эта безумная шла, ясное дело, на все, чтобы добыть себе сон. Нам надо спешить. Это же сплошной кошмар!
Оба направились к дверям. Вдруг раздался телефонный звонок.
— Это оттуда, — сказал де Луртье.
— Оттуда?
— Да, каждый день в этот час моя старая кормилица мне звонит.
Он взял телефонную трубку, а другую дал Ренину, который подсказывал ему нужные вопросы.
— Это ты, Фелисьена? Как она?
— Ничего, сударь!
— Хорошо она спит?
— Последние несколько дней хуже. Последнюю ночь она даже совсем не смыкала глаз. Поэтому она имеет очень мрачный вид.
— Что она сейчас делает?
— Она в своей комнате.
— Иди туда, Фелисьена; не покидай ее.
— Невозможно. Она заперлась.
— Это необходимо, Фелисьена. Взломай двери. Я сейчас приеду… Алло! Алло! Черт возьми! Нас разъединили.
Оба, не говоря ни слова, выскочили на улицу и бросились к автомобилю.
— Адрес?
— Виль д'Аврэ.
— Это центр ее операций. Оттуда она протянула свои нити, как паук. Проклятье!
Ренин был потрясен. Все это происшествие наконец представилось ему во всей своей ужасной реальности.
— Да, — начал громко рассуждать Ренин, — она их убивает, чтобы завладеть их сном. Она действует под влиянием чудовищной, для здорового человека непонятной, навязчивой идеи. Ей, очевидно, кажется, что имена ее жертв должны непременно начинаться той же буквой, как и ее имя: только тогда она будет спокойно спать. Это логика безумной. И она ищет и находит. Захватив свою жертву, она держит ее у себя и затем ударом топора по голове приобретает тот сон, который на некоторое время дает ей забвение. Тут мы наталкиваемся на чисто сумасшедшую логику: почему одна жертва должна дать ей 120 дней сна, а другая — 125. Это расчет больного мозга. Но по истечении 120 или 125 дней, во всяком случае, новая человеческая жертва должна быть принесена. И таких жертвоприношений было уже шесть, седьмая жертва ожидает своей очереди. Какую вы взяли на себя тяжелую ответственность! За подобным чудовищем вы обязаны были все время следить.
Де Луртье-Вано не возражал. Он был подавлен, лицо его покрылось смертельной бледностью, видно было, что его мучили угрызения совести.
— Она меня обманула, — прошептал он, — по виду она была удивительно спокойна и послушна. К тому же, она живет в санатории.
— Как же это могло случиться?
— Этот санаторий, — объяснил де Луртье, — состоит из отдельных домиков, рассеянных в обширном саду. Павильон, в котором живет Геновена, расположен совершенно отдельно. Там одну комнату занимает Фелисьена, другую — больная. Имеются еще две комнаты, окна одной из них выходят в поле. Я думаю, что в этой последней комнате она запирает своих жертв.
