Тетя Жанна - Сименон Жорж (книга регистрации txt) 📗

Глава 8

Медленно, твердой поступью он поднимался на три-четыре ступеньки и затем останавливался, но лицо его при этом не было тревожным или искаженным, как у человека, страдающего болями в сердце, он не выглядел и запыхавшимся; у него был вид человека, который при любых обстоятельствах тщательно рассчитывает каждое свое усилие; на некоторое время он неподвижно замирал, глядя на лестничные ступеньки или стену перед собой.

Идущая за ним Луиза — такая маленькая в сравнении с его возвышающейся фигурой — удивлялась каждой такой остановке и не знала, как себя держать, но ради приличия попыталась было с ним заговорить.

— Лестница очень крутая, — с извиняющимся видом пробормотала она во время третьей остановки.

Он не обернулся, не ответил, а его спина, казалось выражала презрение к подобным пошлым и ненужным замечаниям.

В горой раз заговорить ее заставило уже собственное смущение:

— Если бы я знала, что моя невестка заболеет, я устроила бы ее на втором этаже. Она сама выбрала эту комнату.

Он опять не пошевелился. С такой скоростью они никогда не перестанут карабкаться по ступенькам. Сколько же лет может быть нотариусу Бижуа?

Поначалу Жанна думала, что это сын того Бижуа, которого она когда-то знала; в бытность ее ребенком он уже казался ей стариком, но это был не сын, а отец. Его возраст приближался, вероятно, к девяноста годам, если уже не достиг их. Но держался он еще очень прямо, лицо его было розовым, как у ребенка, что выглядело почти неестественным при стриженных бобриком седых волосах.

— Можно ли войти нотариусу, Жанна?

— Да, конечно.

Он вошел с таким же видом, с таким же отсутствующим взглядом, с каким посещал дома, подлежащие продаже, и через несколько мгновений остановил свой взор с чисто профессиональным любопытством на Жанне. Создавалось впечатление — настолько это было очевидно, — что он нарочно старался показаться невежливым, нарочно использовал лишь самый минимум принятых приличий. Вместо того чтобы поздороваться, произнести несколько самых общих и обычных фраз, справиться о здоровье, он произнес лишь одно слово, в котором, казалось, можно было ощутить свойственную некоторым старикам радость при виде сраженного болезнью более молодого человека:

— Водянка?

Она вспомнила времена, когда была совсем маленькой девочкой; и она ответила ему почти как ребенок:

— Ничего серьезного. Немного передышки, и я встану на ноги.

— Так всегда говорят.

— Со мной это уже случалось.

Она видела, что Луиза чем-то озабочена, но это была не та смутная или истерическая озабоченность последних дней; Луиза выглядела как человек, внезапно столкнувшийся с конкретными проблемами.

— Месье Бижуа не хотел подниматься сюда. Но я настояла, чтобы он повторил тебе то, что сейчас сказал мне.

— Садитесь, месье Бижуа.

Он не захотел воспользоваться низким стулом, стоявшим в ногах кровати, на который ему указала Жанна. Нотариус взял другой стул, из угла комнаты, и, прежде чем усесться, внимательно осмотрел его, словно желая оценить или убедиться в его надежности.

— Вы читали мое объявление, верно? — бросился он сразу же в атаку.

И, не ожидая ответа, продолжал:

— Насколько мне известно, по каким-то своим причинам вы предпочли, чтобы вас считали умершей. Вы пренебрегли наследством, думая, что никогда не вернетесь сюда, но сами видите, что в конце концов все-таки вернулись.

— Но вовсе не за наследством, — поспешила возразить она. — Если я попросила вас об одолжении подняться сюда…

Она очень хотела объяснить ему, объяснить Луизе, что она совершенно определенно была намерена окончательно отказаться от наследства, если, с точки зрения закона, это все еще было необходимо, но нотариус прервал ее на полуслове:

— В связи с тем, как развернулись события, не имеет значения, что вы собирались или не собирались делать.

Никто, вероятно, лучше него не знал местные семейства и их секреты.

Это касалось не только семьи Мартино, в которой нотариус был знаком и с родителями Жанны, и с родителями ее родителей; он наизусть знал истории самых неприметных домов города.

За какую такую обиду он мстил, говоря ледяным голосом, в котором слышалось что-то вроде смакования катастрофы, во всяком случае любование ею?

Быть может, потому, что Жанна лежала в постели, а из-за опухшего лица и заплывшего глаза вид у нее был довольно жалкий, Луиза попыталась смягчить удар:

— Нотариус Бижуа только что сообщил мне плохие новости.

— Я знаю. У меня был долгий разговор с месье Сальнавом.

Нотариус презрительно пожал плечами:

— Малыш Сальнав совершенно ничего не знает.

Жанна смущенно спросила:

— Вы хотите рассказать о действиях, которые предпринимают Физоли?

— Физоли не имеют никакого значения. Месье Физоль позвонил мне сегодня утром в контору, чтобы потребовать от меня официально объявить об открытии наследства, и я ответил, что это уже сделано.

— Все намного серьезнее, чем ты предполагаешь, Жанна.

Луиза держалась спокойнее, значительнее, чем в прочие дни. Чувствовалось, что она сражена, но не хочет плыть по воле волн.

— Мы будем вынуждены продать…

— Продать дом?

— Да, мадам, — прервал старик. — Дом со всем содержимым, винные склады и само торговое предприятие. И все равно дыра, которую нужно заткнуть, останется слишком большой, так что Робер Мартино, будь он жив, оказался бы лицом к лицу с серьезными трудностями. Я не собираюсь ни оправдывать его, ни осуждать; уже давно я ничего больше не жду от людей.

Зная его так, как я его знал, я предвидел, когда он ушел от меня в субботу, какое решение он примет.

— Вы думаете, это было самое легкое?

Нотариус надменно промолчал. Во взгляде, которым он окидывал лежащую перед ним толстую женщину, надменности было не меньше. Какое-то время он покашливал, вытаскивая из кармана носовой платок, а затем произнес таким тоном, будто смысл слов был понятен только ему одному:

— Я Знал его деда, я знал его отца, я знал его братьев и я знал его.

Я знаю его детей.

— Зачем он приходил к вам?

— А зачем приходят вечером в субботу, после закрытия конторы?

Жанна не знала, был ли он с Луизой внизу более человечным или многословным. Во всяком случае, их разговор длился очень долго. Должно быть, к этой второй встрече, на которую его вынудили пойти, он относился как к ненужной и расплачиваться за это заставил Жанну.

— Я знаю, что моему брату были нужны деньги. В понедельник утром в кассе не было ни сантима.

— Но в понедельник месье Сальнав принес мне деньги! — вскричала все вдруг понявшая Луиза и со смущенным видом уставилась на свою невестку.

— В общем, — сказал нотариус, — потребность в деньгах, говорят, — это та потребность, которая, в крайнем случае, может быть удовлетворена.

Достаточно перейти какую-то черту, какую-то цифру, определенное соотношение между тем, чего не хватает, и тем, что можно было бы получить; не знаю, как это называется, сами подберите слово, которое вам нравится.

Бухгалтер ломает голову над мелкими суммами и ужасается, как ребенок.

Он, впрочем, еще ребенок и есть; я вспоминаю его деда, когда он, торгуя овощами, ходил от дома к дому. Вы приехали в плохое время, мадмуазель Мартино, для вас, без сомнения, было бы лучше остаться там, где вы жили.

Он специально нажал на слове «мадмуазель», а не назвал ее «мадам Лоэ», зная, очевидно, что она никогда не была замужем. Жанна вспомнила, что он был нотариусом и другом Франсуа Лоэ.

— Я ждал только похорон, чтобы выполнить свои обязанности. Я толком не понимаю, зачем мадам Мартино настаивала на том, чтобы я поднялся сюда и повторил вам то, что сказал ей.

— Что говорил вам Робер в субботу?

— То, что всегда говорят в таком случае. Он очень упал духом, как обычно и бывает. Он не видел никакого выхода, и, логически рассуждая, выхода и не было, но он упрямо все-таки хотел найти его — с таким видом, будто я (поскольку я был его нотариусом, и особенно потому, что я был нотариусом его отца) могу сотворить чудо.