Мегрэ в тревоге - Сименон Жорж (книги без сокращений .txt) 📗
— В том, что он простолюдин, сын скототорговца, пьянствовавшего в деревенских кабаках. Курсоны так и не смогли простить ему, что стали в нем нуждаться, понимаете? А во времена старого Курсона ситуация складывалась еще тяжелее, ибо тот был более несносным и грубым, чем его дочери и сын Робер. И до самой кончины отца все Курсоны будут относиться к нему оскорбительно за то, что живут исключительно его щедротами.
— А как обращаются с вами?
— Как с Верну. И моя жена, дочь виконта де Кадей, выступает с ними в союзе.
— Сегодня вечером вы намеревались мне сообщить именно об этом?
— Не знаю.
— Может, хотели поговорить об отце?
— Мне желательно было узнать ваше мнение о нем.
— А не были ли вы главным образом озабочены тем, чтобы выяснить, не разузнал ли я о существовании Луизы Сабати?
— Кстати, а как вы вышли на нее?
— Через анонимку.
— Следователь знает? А полиция?
— Их это не волнует.
— Но они займутся этим?
— Нет, если достаточно быстро выявят убийцу. Письмо-наводка у меня в кармане. О встрече с Луизой я Шабо не сообщал.
— Почему?
— Не считаю, что на нынешнем этапе расследования эти факты представляют интерес.
— Она тут ни при чем.
— Послушайте, месье Верну…
— Да.
— Сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
— Когда закончили учебу?
— В двадцать пять я ушел с медицинского факультета, после чего проработал еще пару лет интерном в больнице Святой Анны.
— Вы никогда не пытались жить самостоятельно?
Вопрос комиссара заметно обескуражил Алена.
— Не хотите отвечать?
— Нечего сказать. Вы все равно не поймете.
— Не хватает духа?
— Так и знал, что вы расцените это подобным образом.
— Ну не вернулись же вы в Фонтэне-ле-Конт ради защиты отца?
— Видите ли, все проще и одновременно сложнее.
Просто однажды я приехал сюда на несколько недель, чтобы отдохнуть.
— И застряли?
— Да.
— Слабоволие?
— Если хотите. Хотя было бы неточно объяснить происшедшее только этим.
— У вас сложилось впечатление, что поступить иначе было невозможно?
Ален предпочел сменить тему:
— Как поживает Луиза?
— Думаю, как всегда.
— Не обеспокоена?
— А вы давно с ней не виделись?
— Уже два дня. Вчера вечером я ведь направлялся не к другу, а к ней. А после случившегося уже не решился продолжать путь. Сегодня тоже. Этим вечером обстановка еще более ухудшилась с появлением патрулей. Теперь понимаете, почему уже после первого убийства общественное мнение обрушилось на нас?
— Я частенько отмечал подобный феномен.
— Но почему они набросились на нашу семью?
— Кого, по-вашему, они подозревают? Вашего отца или вас?
— Им безразлично, лишь бы это был кто-то из нас.
В равной мере их устроила бы и моя мать, как, впрочем, и тетка.
Они вынужденно прервали беседу, так как послышались шаги. То были два человека с повязками на рукавах, в руках — дубинки; проходя мимо, они внимательно их осмотрели. Один даже направил в их сторону луч карманного фонарика и, удаляясь, громко пояснил своему спутнику:
— Это Мегрэ. А второй — сын Верну.
— Ага, я узнал его.
Комиссар посоветовал своему собеседнику:
— Вам лучше вернуться домой.
— Согласен.
— И не вступать с ними в полемику.
— Благодарю вас.
— За что?
— Ни за что.
Он не протянул руки на прощанье. И удалился в направлении моста со сдвинутой набекрень шляпой, наклонившись по ходу вперед; патруль тут же остановился и молча наблюдал за Верну.
Мегрэ передернул плечами, вошел в гостиницу и стал дожидаться, пока ему дадут ключ. Выяснилось, что на его имя поступили еще два письма, но бумага и почерк на сей раз были другими, чем ранее.