Шерлок Холмс в России (Антология русской шерлокианы первой половины XX века. Том 1) - Шерман Александр
В темноте он не заметил моей улыбки, выражавшей некоторую беспомощность и сомнение.
— Вы подождите меня здесь, Ватсон, я сейчас…
С этими словами Холмс исчез в темном переулке, ведущем к большому дому. Мой кучер что-то спросил у меня: вероятно, интересовался, сколько времени ему придется ждать. Я отрицательно покачал головой, потому что не знал языка и не мог ему ответить.
Где-то далеко часы звонко пробили двенадцать. Я услышал какой-то шум в переулке и, незаметно выйдя из коляски, пошел на этот шум. Когда я приблизился к экипажу, три человека поспешно впихивали в него какой-то белый предмет, затем один из троих вскочил внутрь, затворил дверцы, и экипаж бешено помчался вперед.
Сзади меня раздался стук колес. Холмс!
— Ватсон, нельзя терять ни минуты! Скорей за ними!
Мы покатили по узкому переулку, едва поспевая за экипажем. Безлюдность улиц и ветхие деревянные постройки явно указывали на то, что мы находимся на окраине города. Экипаж подкатил к уже знакомому Холмсу дому, где жил «смуглый». Мы издали видели только, как промелькнул белый объект, на этот раз внесенный в дом танцовщицей и «бритым». Наш кучер с изумлением посматривал то на меня, то на Холмса, стараясь угадать, что мы делаем и кто мы такие.
Окна в доме были закрыты ставнями, но сквозь прорези в них, сделанные в форме сердца, можно было видеть, что делается внутри. Мы оба с Холмсом наблюдали за происходящим с замиранием сердца. Мы увидели, как танцовщица вместе с «бритым» поспешно высвобождали из белого полотна что-то замотанное в него. Ужас! Это была человеческая фигура!
Человека этого высвободили из ткани и поставили на ноги. К сожалению, он оказался к нам спиной, но было заметно, что руки и ноги его связаны, а на лицо нахлобучена большая шапка, не позволявшая ему ничего видеть. Он изгибался всем телом, стараясь ее сбросить, и тут «бритый» подскочил и сдернул с него шапку. Оказалось, что роста эти двое были почти одинакового.
Акка что-то спросила у «смуглого», и тот недовольно покачал головой. Связанный человек, пытаясь избавиться от веревок, упал на пол. «Бритый» и «смуглый» подняли его и посадили на стул у стола, так что свет теперь падал прямо ему в лицо.
Я чуть не вскрикнул от изумления: это был баронет Эльджернон Коксвилл — в натуральном виде и собственной персоной. Шерлок Холмс, к моему удивлению, даже никак не отреагировал на происходящее, только тихо прошептал.
— Ватсон, бога ради, ни звука! Иначе все пропало.
Я с трудом сдерживал себя, чтобы не вскрикнуть, а Холмс пребывал в совершенном спокойствии и, по-видимому, решал, что ему делать.
Положение наше действительно было отчаянным. Что мы могли предпринять, тем более ночью, в чужой стране, законов которой даже не знали! Прежде всего нужно было заручиться содействием полиции, чтобы арестовать преступников и освободить баронета, но как? Нас бы сразу заметили и убили как ненужных свидетелей. Нам оставалось только ждать и зорко следить за шайкой.
Мы по-прежнему наблюдали за домом из своего укрытия, стараясь не производить ни шороха и замечать все малейшие детали.
— Я не могу остаться здесь на ночь, — услышали мы голос танцовщицы, которая обратилась к «бритому» по-немецки. — Мне нельзя рисковать. Меня хватятся в отеле и неизвестно что подумают. Это вызовет подозрения!
— Я один останусь, — ответил «бритый».
— В таком случае Рураду надо поторопиться, — добавила она. — С утра начнутся поиски, и едва ли он, — она кивнула на баронета, — будет тут в безопасности. Как жаль, что Рурад не устроил это дело до нашего приезда! — И она что-то сказала «смуглому» по-русски.
— Он уверен, что здесь искать не будут, — снова произнесла она «бритому» по-немецки, — завтра все это надо закончить, и, как только все будет оформлено, скрываться больше не придется.
Она опять перешла на русский. Тем временем мужчины уложили связанного баронета на диван, «смуглый» проделал над его лицом какие-то движения руками и вместе с танцовщицей вышел из дома.
Мы с Холмсом вовремя успели прислониться к стене. Акка со своим спутником села в карету и уехала.
— Разве мы не поедем за ними? — спросил я Холмса, указывая на ожидавшую нас вдалеке коляску.
— Нет больше никакой нужды за ними следить, — спокойно ответил мой друг. — Ватсон, револьвер при вас?
— Странный вопрос, Холмс! Разве я когда-нибудь расстаюсь с ним?
— Отлично. В таком случае попытаемся уладить все сейчас же. Посмотрите в прорези ставни и скажите, что вы видите.
— Баронет лежит на диване и, кажется, спит. «Бритый» составляет кресла, приготовляя себе постель, — сообщил я.
— Продолжайте наблюдать, я перелезу через забор и попытаюсь найти другой вход.
Холмс с ловкостью кошки перелез через забор. Я слышал, как он мягко спрыгнул на землю. Прошло несколько томительных минут. «Бритый» улегся на импровизированной постели из кресел и потушил свечу. Засов калитки еле слышно звякнул, она отворилась.
— Идите, Ватсон, — прошептал Холмс, — я нашел вход.
Осторожно прокравшись по двору, мы добрались до небольшой ветхой двери. Холмс бесшумно оттянул ржавый запор, и мы оказались внутри домика. Добраться до комнаты, где спал «бритый» и где находился баронет, не представляло затруднений. Холмс приблизился к спящему «бритому» и, прежде чем тот успел опомниться, ловко накинул на него поднятую с пола простыню — то самое полотно, в котором тащили баронета, после чего мы надвинули на голову «бритого» шапку баронета, чтобы он не видел, кто мы. Рот его я туго завязал платком и зажег свечу.
Холмс бросился к лежащему без движения баронету, стараясь его растолкать, но тот не подавал никаких признаков жизни, словно оцепенел.
— Они погрузили его в гипнотический сон, — пояснил Холмс. — Но это даже лучше, он пока не будет нам мешать. Вы останетесь здесь караулить этого типа и наблюдать за баронетом. И глаз не сводите с этого молодчика! Да сидите тихо, а то прохожие могут заметить с улицы, что здесь происходит.
Он поднял валявшуюся в углу газету, разорвал ее и начал заталкивать бумагу в прорези ставен, чтобы снаружи не был виден свет.
— Главное, Ватсон: «бритый» не должен убежать. Попытается — пристрелите его… Я вернусь часа через два.
Он уехал в коляске. Я слышал, как стучали колеса о камни мостовой. Я остался один на один с негодяем, не раз уже пытавшимся освободиться от покрывала и шапки. Как нарочно, огарок свечи был такой маленький, что спустя четверть часа я оказался в полной темноте и вынужден был часто зажигать спички, чтобы убедиться, что связанный «бритый» никуда не делся.
Ему как-то все-таки удалось сдвинуть со рта повязку, и он попытался закричать, но я тут же завязал ему рот снова. В каком положении очутился бы я, если бы на его вопли сюда ворвались посторонние люди! Вместо него сочли бы преступником меня, и, пока я объяснялся бы с ними, тем более не зная русского языка, «бритый» успел бы скрыться.
Баронет по-прежнему спал почти без движения. При свете вспыхнувшей спички я внимательно посмотрел на его лицо; от долго не бритой бороды оно казалось похудевшим.
Комната, в которой я находился, была почти пустой. Кроме дивана, на котором спал баронет, нескольких кресел и стульев, служивших постелью «бритому», и стола никакой другой мебели я не заметил.
В глухом переулке лишь вдалеке слышались шаги прохожих.
Я томился ожиданием, мне казалось, что прошла уже целая вечность, но стрелка часов убедительно свидетельствовала: после ухода Холмса не прошло и часа. Мне стало жутко в этом невольном одиночестве, хотя в комнате со мною были два человека. Странные мысли приходили мне в голову: «А что, если Холмс заблудился в незнакомом городе? Сколько времени я проведу тут один, в заброшенном доме, в обществе преступника, который продолжал метаться, силясь сорвать повязку?»
Спящий баронет глухо застонал. Я начал прислушиваться. Он произносил какие-то фразы, слова, не имевшие никакого смысла, даже голос его изменился — он казался мне совершенно чужим.
