Большая четверка - Кристи Агата (первая книга .txt) 📗

— Что? — удивился я. — Как это?

— Да, Гастингс, думаю, это так. У привратника были выщербленные желтые зубы, у молодого человека в Париже — белые и ровные, у доктора зубы чуть выдавались вперед, а у Саваронова были огромные клыки. Ничто так не меняет лицо, как прикус. Теперь вы поняли, что я имею в виду?

— Не очень, — осторожно ответил я.

— Говорят, что профессия человека написана на его лице.

— На его лице написано, что он преступник, — возмутился я.

— Но нельзя отрицать, что он весьма искусный гример.

— Какая разница…

— Не скажите, Гастингс, вы судите слишком прямолинейно, в театральном мире вас бы не поняли. Разве вы до сих пор не догадались, что наш Номер Четыре в прошлом актер?

— Актер?

— Конечно. Он виртуозно владеет актерской техникой. Однако есть два типа актеров. Первые перевоплощаются в человека, которого играют, а вторые, в сущности, играют самих себя. Из них потом выходят разве что директора театра. Эти бездарности выклянчат себе роль у режиссера, а потом подгоняют ее под себя. А истинным актерам остается изображать мистера Ллойда Джорджа [32] в различных концертах либо всяких нелепых старичков — в труппах с постоянным репертуаром. Мне кажется, что наш Номер Четыре из когорты настоящих. Он истинный артист, наделенный даром перевоплощения.

— Насколько я понял, — сообразил я, — вы хотите установить его личность, связавшись с театральным миром.

— Вы, как всегда, невероятно догадливы, Гастингс.

— Было бы очень неплохо, — холодно заметил я, — если бы эта идея осенила вас пораньше. Мы бы не потеряли так много времени.

— Вы ошибаетесь, mon ami. Мы потеряли минимум времени. Вот уже несколько месяцев мои агенты занимаются этой проблемой. Они составили для меня список всех актеров с неброской внешностью в возрасте от тридцати до тридцати пяти лет, умеющих играть характерные роли и покинувших театр года два-три назад.

— Ну и что же? — заинтригованно спросил я.

— Список получился довольно длинным, и до настоящего момента мы были заняты проверкой. В конечном счете в нем осталось четыре человека.

Пуаро протянул мне лист бумаги. Я прочитал вслух:

«Эрнест Латтрел. Сын приходского священника. Всегда отличался склонностью к аморальным поступкам. Был исключен из школы. Пришел на сцену в двадцать три года. (Далее следовал список ролей, которые он сыграл, даты гастролей и города.) Употребляет наркотики. Четыре года назад уехал, предположительно в Австралию. После отъезда из Англии след затерялся. Сейчас ему тридцать два года, рост пять футов десять с половиной дюймов, кожа белая, светлый шатен, нос прямой, глаза серые.

Джон Сейнтмор. Сценический псевдоним. Настоящее имя неизвестно. Предполагается, что он кокни, уроженец восточной части Лондона. На сцене с детского возраста. Много выступал в мюзик-холлах. За последние три года сведений о нем нет. Возраст — тридцать три года, рост пять футов десять дюймов, худощавый, белокурый, голубые глаза.

О стен Ли. Фамилия вымышленная. Настоящая фамилия Фоули. Из хорошей семьи. Всегда был артистичной натурой, показал себя неплохим актером в студенческом театре во время учебы в Оксфорде. Хороший послужной список во время войны. Играл (далее следовал список ролей, которые он сыграл). Увлекался криминологией. Три с половиной года назад в результате автомобильной катастрофы перенес нервное потрясение и с тех пор на сцене больше не выступает. Теперешнее местопребывание неизвестно. Тридцать пять лет, рост пять футов девять с половиной дюймов, кожа белая, светлый шатен, глаза голубые.

Клод Даррел. Предполагается, что это его настоящее имя. Происхождение неизвестно. Играл в мюзик-холлах и в репертуарных театрах. [33] Близких друзей не имел. В девятнадцатом году находился в Китае. По возвращении в Америку сыграл несколько ролей в Нью-Йорке. Однажды ночью исчез и с тех пор о нем ничего не слышно. По мнению американской полиции, никаких причин скрываться у него не было. Около тридцати трех лет, волосы русые, кожа белая, глаза серые. Рост пять футов десять с половиной дюймов».

— Очень интересно, — сказал я, прочитав бумагу до конца. — И на это ушло несколько месяцев? Всего четыре фамилии. И кого же вы подозреваете?

Пуаро сделал неопределенный жест.

— Пока мне судить трудно. Конечно, нельзя упускать из виду, что Клод Даррел побывал и в Китае, и в Америке. Этот факт мы не можем сбрасывать со счетов, но тем не менее этого недостаточно, чтобы подозревать именно его. Не исключено чисто случайное совпадение.

— И что же мы предпримем дальше? — нетерпеливо спросил я.

— Все идет своим чередом. Каждый день в газетах будут появляться объявления, в которых родственников и друзей этих актеров попросят связаться с моим адвокатом. Даже сегодня нам уже могут… Ага, кто-то звонит. Скорее всего, кто-то ошибся номером и будет долго извиняться, но — как знать…

Я подошел к телефону, стоявшему на столике в углу, и взял трубку.

— Да-да, это квартира мосье Пуаро. Да, я капитан Гастингс. А… это вы, мистер Макнейл (Макнейл и Ходсон были адвокатами Пуаро). Да, конечно. Выезжаем немедленно.

Положив трубку, я повернулся к Пуаро и ликующим голосом сообщил:

— Послушайте, Пуаро. Там к нему пришла приятельница Клода Даррела. Некая мисс Флосси Монро. Макнейл просит вас приехать.

— Едем! — воскликнул Пуаро, исчезая в своей спальне и вынырнув оттуда через минуту со шляпой в руке.

Поймав такси, мы уже через полчаса входили в кабинет адвоката. В глубоком кресле напротив Макнейла сидела уже не первой молодости женщина в несколько потрепанной одежде. Ее волосы были неестественно светлыми, мелкие кудряшки закрывали уши, глаза были грубо подведены. Но она явно забыла подрумяниться и покрасить губы.

— А вот и мосье Пуаро, — приветствовал его Макнейл. — Мосье Пуаро, это мисс Монро, которая любезно согласилась ответить на ваши вопросы.

— О, мисс, я тронут вашим великодушием! — воскликнул Пуаро.

Он подошел к женщине и галантно поцеловал ей руку.

— Мадемуазель, в этой темной душной комнате вы смотритесь поистине как благоухающий цветок, — сказал он, не щадя чувств хозяина кабинета.

Комплимент возымел свое действие. Мисс Монро стала пунцовой от удовольствия.

— Что вы, что вы, мистер Пуаро, — засмущалась она. — Я знаю, что вы, французы, любите преувеличивать.

— Мадемуазель, французы, в отличие от англичан, действительно очень восприимчивы ко всему прекрасному. Но я не француз, мадемуазель, я бельгиец.

— Я сама родилась в Остенде, — сказала мисс Монро. Далее все, по излюбленному выражению Пуаро, пошло как по маслу.

— И вы можете рассказать нам что-нибудь о Клоде Дарреле? — продолжал Пуаро.

— Одно время я знала его очень хорошо, — начала мисс Монро. — И когда в магазине случайно увидела ваше объявление (а сейчас у меня много свободного времени, и я хожу по магазинам), я сказала себе: кто-то поручил своему адвокату отыскать бедного Клода. Возможно, его ждет наследство. Надо ему помочь. И я поспешила сюда.

Макнейл поднялся с кресла.

— Я оставлю вас на некоторое время, чтобы не мешать вашей беседе.

— Вы очень любезны, дорогой Макнейл, но я бы не хотел злоупотреблять вашим добрым отношением. У меня появилась идея. Приближается час ленча. Может быть, мадемуазель согласится составить мне компанию?

Глаза Флосси заблестели, и я понял, что сейчас она в трудном финансовом положении и бесплатный ленч — это как раз то, что ей нужно.

Мы взяли такси и направились в один из самых дорогих ресторанов Лондона. Пуаро заказал роскошные блюда и повернулся к нашей гостье:

— А как насчет вина, мадемуазель? Вы не против шампанского?

Мисс Монро лишь смущенно потупила взор, что явно означало согласие.

Обстановка за столом была непринужденной. Пуаро то и дело подливал даме вина, намереваясь приступить к главной теме.