Бургомистр города Верне - Сименон Жорж (книги онлайн полные txt) 📗
Элси, открыв дверь, машинально приняла пакет — настолько уже вошло в привычку, что Терлинк всегда приходит с одним или несколькими свертками.
— Никого? — полюбопытствовал он.
— Только барышня Манола… Вы не испугались дождя? Давайте-ка мне ваш макинтош.
На пороге большой комнаты, светлой даже в пасмурные дни, Терлинк всякий раз испытывал все то же смущение, все ту же робость и с неизменной искренностью осведомлялся:
— Не помешаю?
На этот раз он был тем более взволнован, что сон его еще не совсем забылся. Он искал Лину глазами, чтобы вновь и вновь убедиться — она не маленькая девочка, а ее ребенок в колыбели не кукла.
— Добрый день, господин Йос. Вчера вас не было?
— Да нет, я был здесь, но не решился подняться к вам. Мне сказали, у вас кто-то есть.
— Это же был мой брат… Садитесь. Что там в пакете, Элси?
— Духи, сударыня. «Осенний вечер».
— Что вы делали, когда я приезжал?
Девушки переглянулись и чуть не прыснули со смеху. Так бывало часто.
Терлинку часто казалось, что он — взрослый человек, мешающий детям играть и секретничать.
Секретничали они по любому поводу. Если они смеялись и он спрашивал над чем, они поддразнивали его добрых четверть часа, прежде чем просто сказать правду. Если они шептались, Терлинк чувствовал себя несчастным, пока ему не отвечали — правду или нет, не важно, — о каком секрете шла речь.
Однажды в антверпенском зоологическом саду Йорис видел львят, которых по какой-то причине отделили от матери. Их было трое. Толстые, с блестящей шерстью, они забирались друг на дружку, хватали один другого то за лапу, то за ухо и потягивались с таким блаженноневинным видом, что это брало умиленных зрителей за душу.
Вот такими в какой-то мере были и Лина с Манолой, так что в доме только Элси походила на взрослую, но эту взрослую никто не принимал всерьез, и суровость ее приобретала комедийный оттенок.
А ведь здесь был и настоящий ребенок. Но с ним играли как с куклой.
Играли с жизнью! Играли с Терлинком, или, точнее, с г-ном Йосом.
— Почему вы не хотите мне сказать, что делали?
— Мы спорили.
— О чем?
— Об очень важной вещи.
— О какой?
— О вас.
Здесь все было не так, как всюду. Здесь не придавали значения ни времени, ни семье, что служит в жизни прочной опорой. Ели где и когда придется, прямо с подноса, и подносы валялись по всем углам. Спали когда хотелось, и если у вытянувшейся Манолы задиралось платье так, что обнажалось бедро, это ее ничуть не беспокоило.
Терлинка прямо-таки подкинуло, когда она впервые объявила при нем:
— Пойду пописаю.
Она не закрыла дверь уборной, так что было все слышно.
— Что же вы говорили обо мне? — настаивал он, не умея сравниться с ними в легкости общения.
— Много чего. Манола вам расскажет.
Он уже был сбит с толку, выглядел несчастным, и они расхохотались.
— Почему она сразу не говорит?
— Потому что!
— Что — потому что?
— Потому что сейчас она уведет вас к себе. В четыре я жду еще одного визита.
— Чьего?
— Вы не в меру любопытны, господин Йос. Принесите-ка мне ребенка. Его пора кормить.
За муслином занавесок неясно маячили мачты судов на серебристом фоне не то моря, не то неба. Ребенок хныкал и замолчал, лишь когда уткнулся носом в материнскую грудь.
— Ты заберешь господина Йоса, Манола?
Та неохотно поднялась. Она, как всегда, была в шелках, как всегда, надушена. Несмотря на пресловутое «пойду пописаю», которого Терлинк никак не мог забыть, было трудно поверить, что она тоже подчиняется суровым законам человеческого существования — такой изнеженной и необычной казалась Манола.
— Вы не боитесь, что мы поедем ко мне вместе, господин Йос? Ваша машина у подъезда? Нет? Подгоните ее к дверям, чтобы я не вымокла.
Терлинк нехотя поднялся и подождал, пока Элси принесет его макинтош.
Младенец продолжал сосать. Лина забеспокоилась: подруга снова скользнула к ней в туалетную.
— Смотри не утащи мою помаду! Каждый раз ты что-нибудь да уносишь.
Да, да, господин Йос. И не делайте, пожалуйста, такое лицо! Что с вами?
Манолы боитесь?
Он вышел, пятясь, оказался на лестнице вместе с Манолой и отправился за своим автомобилем, а она осталась в подъезде.
За стеклами кафе Терлинк заметил наблюдавшую за ним Яннеке. Он распахнул дверцу, захлопнул ее, неловко тронул машину с места.
— Надеюсь, вы знаете, где я живу? Улица Леопольда. Как раз за плотиной.
Он нервничал и вел машину плохо.
— Внимание! Здесь одностороннее движение. Сверните во вторую улицу слева…
— Опять ее брат должен прийти? — спросил он, не отводя глаз от мокрой мостовой впереди.
Манола не ответила.
— Теперь направо. Сразу за той вон гостиницей. Второй дом.
Она уже искала в сумочке ключ. И машинально проронила:
— Правда, что, пока вы здесь, ваша жена медленно умирает?
Самое странное заключалось в том, что в ее устах эти слова не прозвучали трагически. Там, в Верне, медленно умирает г-жа Терлинк? Что ж, видимо, это совершенно естественно.
Глава 4
На лестнице его поразил контраст между темно-красной ковровой дорожкой, сверкающими медными штангами и кремовой белизной стен. Позднее ему несомненно вспомнится огромное зеленое растение в кашпо, а также то, что, когда они поднялись на второй этаж, на первом настежь распахнулась одна из дверей.
— Ничего, ничего. Это англичанин, — сказала Манола, вставляя ключ в замок.
— Какой англичанин?
— Один педераст, снимающий на первом этаже спальню с гостиной… Входите. Извините, я на минутку.
Она исчезла за дверью, несомненно ведущей в ванную, продолжая на ходу:
— Не знаю, как другие женщины, но я не могу носить пояс по целым дням.
Уф! Она вернулась, растирая через платье свои бедра, на которых — это угадывалось — пояс оставил вмятины, похожие на пчелиные соты.
— Почему вы не садитесь? Что будете пить?
Вероятно, в отсутствие Манолы кто-то занимался у нее хозяйством, потому что к их приходу все было в безупречном порядке. Но при ее манере вести себя хватило нескольких минут, чтобы воссоздать, привычный для нее беспорядок.
Однако она отдавала себе в этом отчет и, забывая, что находится у себя, старалась держаться как подобает хозяйке дома:
— Коньяк? Ликер?
Терлинку не хотелось ни того ни другого, но он не посмел отклонить предложение, хотя так и не сел, несколько оглушенный шуршащим вихрем, каким казалась ему Манола.
Здесь все было иного пошиба, нежели у Лины. Обстановка казалась еще более разнеживающей: все словно обволакивалось чем-то мягким и утопало в нем. Самое сильное, правда, сначала еще ничем не обоснованное впечатление — просто это было первое, что он увидел, — произвел на Терлинка ампирный камин из белого мрамора, в котором на медной решетке с головами сфинксов медленным и как бы угодливым пламенем горели настоящие поленья.
— Садитесь в это кресло… Я подумала, что лучше привести вас сюда, чем говорить при Лине. Не следует все-таки забывать, что ей восемнадцать.
Что она хотела этим сказать? При чем здесь восемнадцать лет Лины? Дело в том, что Маноле недоставало уверенности в госте. Она хмуро разглядывала Терлинка, который со шляпой на коленях застыл в кресле.
— Да положите вы вашу шляпу! — потеряла она наконец терпение. — Вы даже не знаете, на кого сейчас похожи!
Она тоже этого не знала. Во всяком случае, он не был похож на человека, с которым легко выйти на известные темы.
— Можете курить свою сигару. Да, да, я хочу, чтобы вы выкурили сигару. И я даже возьму за компанию сигарету.
Все это говорилось, чтобы выиграть время, походить взад-вперед, украдкой рассматривая гостя. Такая манера шпионить за ним произвела на Йориса странное действие. Он вдруг подумал, что точно так же на него смотрели всегда и все, особенно женщины, и первая — его мать, когда он был еще мальчиком, потом, после его женитьбы — Тереса, затем Мария, которой даже в интимные минуты не удавалось быть с ним естественной, еще сегодня утром — Марта и, говоря по правде, мамаша Яннеке, до сих пор не разобравшаяся в нем.
