Бесславное крушение одной блестящей репутации - Честертон Гилберт Кийт (книги бесплатно полные версии .txt) 📗

— Я от всей души прощаю милого старого Чолмондели, — сказал Бомонт, помогая нам снять пальто. — У него несовременный ум.

— Что такое современный ум? — спросил Грант.

— О, это такая штука, знаете ли… удивительно передовая — надо все в жизни принимать не всерьез. — В это время изнутри донесся новый взрыв смеха.

— Я потому только спрашиваю, — сказал Бэзиль, — что из двух последних ваших друзей, обладавших современным умом, один считал, что нельзя есть рыбу, а другой — что следует есть людей. Прошу прощения — кажется, сюда, если я не ошибаюсь.

— Знаете ли, я никак не могу уяснить себе, к какой группировке принадлежите вы, — с какой-то лихорадочной суетливостью сказал лорд Бомонт, семеня вслед за нами. — Порой вы кажетесь ярым либералом, а порой — заядлым реакционером. Вы современный человек, Бэзиль?

— Нет, — громко и весело сказал Бэзиль, входя в переполненную гостиную.

Впервые за весь вечер наш приятель с восточным лицом на несколько минут перестал быть центром всеобщего внимания. Тем не менее двое присутствовавших продолжали смотреть на него, не отрываясь. Во-первых, дочь хозяина дома, Мериель Бомонт, не сводившая с него своих огромных фиолетовых глаз и охваченная бешеной жаждой к словесным поединкам, свойственной представительницам высшего общества. Во-вторых, сэр Уолтер Чолмондели, на лице которого было написано безмолвное и тщательно сдерживаемое, но тем не менее явное желание вышвырнуть болтуна в окно.

Наш приятель сидел в кресле, немыслимо изогнувшись; все в нем, начиная от извилистых линий его подвижных ног и кончая волнами серебряных волос, напоминало скорей кольца змеи, чем негибкие человеческие члены; именно этого блестящего, змеевидного джентльмена, глаза которого столь победоносно сейчас сияли, видели мы сегодня на улице.

— Однако я не могу понять, мистер Уимполь, — пламенея, сказала Мериель Бомонт, — как это вам все так легко дается! Вы изрекаете чисто философские истины, а получается у вас что-то невероятно смешное. Приди мне в голову такие мысли, я бы так смеялась, что никак не могла бы разобраться в них.

— Я вполне согласен с мисс Бомонт, — сказал сэр Уолтер, внезапно давая выход своему негодованию. — Приди мне в голову подобная чепуха, я бы с трудом мог сохранить самообладание.

— С трудом могли бы сохранить самообладание, — подхватил мистер Уимполь, принимая тревожный вид. — О, храните ваше самообладание! Сдайте его на хранение в Британский музей!

Раздался общий смех, тот самый смех, которым всякое общество награждает удачную и быструю реплику.

Сэр Уолтер, внезапно побагровев, прохрипел:

— Да знаете ли вы, по чьему адресу вы отпускаете ваши проклятые шуточки?

— Я никогда не отпускаю шуточек, не изучив предварительно свою аудиторию, — ответил Уимполь.

Грант перешел на другой конец комнаты и тронул рыжеусого секретаря за плечо. Сей последний сидел, прислонившись к стене, и с довольно пасмурным видом наблюдал происходящее; но пасмурность его принимала, как я заметил, особенно странный оттенок, когда он переводил глаза на юную хозяйку дома, жадно внимавшую Уимполю.

— Могу я сказать вам несколько слов по секрету, Дреммонд? — спросил Грант. — По делу. Леди Бомонт простит нас.

По просьбе моего друга я вместе с ним вышел из гостиной, чрезвычайно удивляясь этой странной секретной беседе. Мы пришли в комнату, смежную с холлом.

— Дреммонд, — резко сказал Бэзиль, — сегодня здесь собралось много хороших и столько же нормальных людей. По какому-то несчастному совпадению все хорошие люди, собравшиеся здесь, сумасшедшие, а все нормальные — мерзавцы. Вы единственный знакомый мне здесь человек, обладающий честью и не лишенный здравого смысла. Что вы скажете об Уимполе?

У мистера Дреммонда были рыжие усы и бледное лицо, но теперь его лицо внезапно стало таким же красным, как усы.

— Я ему не судья! — сказал он.

— Почему? — спросил Грант.

— Потому что я его ненавижу, как самого сатану, — после долгой паузы яростно сказал Дреммонд.

Ни Грант, ни я не нуждались в объяснении; взгляды, которые Дреммонд бросал на мисс Бомонт и на незнакомца, были достаточно выразительны.

Грант спокойно произнес:

— Но до того, до того, как вы начали его ненавидеть, что вы думали о нем?

— Я в ужасно затруднительном положении, — сказал юноша. И мы по голосу его, чистому, как колокольчик, поняли, что он честный человек. — Скажи я о нем то, что я чувствую в данную минуту, я бы потерял веру в себя. Я бы хотел найти в себе силу сказать, что с первого взгляда он показался мне очаровательным, но опять-таки дело в том, что это вовсе не так. Я ненавижу его — это мое частное дело. Но он мне не нравится — право же, он мне не нравится совершенно независимо от моих личных к нему чувств. Должен признаться, вначале он держался гораздо спокойнее, но мне не понравилось его нравственное фатовство, если можно так выразиться. А потом пришел славный старик, сэр Уолтер Чолмондели, и этот малый с его шутовским остроумием начал бессовестно высмеивать его, как вы сами имели случай убедиться. Тогда я почувствовал, что он безусловно скверный человечек, ибо это нехорошо — задевать кроткого старика. А он задевает бедного старикашку беспрерывно и жестоко, словно старость и кротость — его личные враги. Вот вам показания предвзятого свидетеля — примите их к сведению, если хотите. Признаюсь, я ненавижу этого человека, потому что некая особа восхищается им. Но я верю в то, что я бы ненавидел его и помимо этого, только потому, что его ненавидит сэр Уолтер.

Эта речь пробудила во мне глубокое чувство уважения и жалости к юноше: жалости — из-за его любви к мисс Бомонт, явно безнадежной; уважения — за точную и беспристрастную характеристику Уимполя. Мне было досадно, что при всем благородстве, с которым он от самого себя скрывал свою ненависть к этому человеку, он в силу обстоятельств принужден был приписывать ее личной своей заинтересованности.

Мои размышления были прерваны Грантом, шепнувшим мне на ухо слова, которые повергли меня в величайшее недоумение.

— Ради бога, уйдем отсюда!

Я никак не мог понять, какими чарами околдовал меня этот странный человек. Одно было ясно: по той или иной причине чары эти были так сильны, что через несколько минут я уже был на улице.

— Гнусное, но забавное дело, — сказал он.

— Что именно? — недоуменно спросил я.

— Да вся эта история. Послушайте-ка, дружище! Лорд и леди Бомонт пригласили нас с вами на большой званый обед, имеющий быть сегодня вечером, обед, на котором мистер Уимполь покажет себя во всем своем блеске. Ну, ладно, ничего удивительного в этом нет. Удивительно то, что мы не пойдем.

— Ну так что ж, — сказал я, — сейчас уже шесть часов, и я сомневаюсь, чтоб мы успели попасть домой и переодеться. Я не вижу ничего удивительного в том, что мы не пойдем к Бомонтам.

— Не видите? — сказал Грант. — Зато я держу пари, что вы найдете весьма удивительным времяпрепровождение, которым мы заменим званый обед.

Я тупо посмотрел на него.

— Заменим званый обед? — спросил я. — А что мы будем делать?

— А вот что! — сказал он. — Морозным зимним вечером мы будем стоять под окнами этого дома и ждать в течение часа или двух. Вы уж простите меня — всему виной мое тщеславие. Я только хочу доказать вам, что я прав. Не можете ли вы вместе с этой сигарой поскучать до тех пор, пока сэр Уолтер Чолмондели и таинственный Уимполь не покинут дома?

— Конечно, могу, — сказал я. — Но я не знаю, кто из них выйдет первым. У вас есть на этот счет какие-нибудь сведения?

— Никаких, — ответил он. — Может быть, в припадке злобы первым уйдет сэр Уолтер. А может быть, и мистер Уимполь, который почувствует, что лучше последней своей эпиграммы ему уже ничего не выдумать. А сэр Уолтер вдруг захочет остаться еще на некоторое время и подвергнуть обсуждению характер мистера Уимполя. Во всяком случае, обоим придется через определенное время покинуть дом, ибо обоим нужно переодеться к сегодняшнему званому обеду.