Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать - Вентворт Патриция (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
В соседней комнате мертвым сном спала миссис Андервуд, волосы накручены на бигуди, лицо густо намазано кремом, плечи и шею подпирают три большие подушки, окно, как и в комнате Мид, открыто, нижняя панель поднята. Подсвеченный луной туман липнет к двойным оконным рамам. Туман нависает над ними плотным занавесом. Что-то движется в этом тумане, скользит по стеклянным панелям, тянется к подоконнику. Слышится слабый скрип, словно кто-то проводит рукой по оконной раме. Затем – другой звук, еще более слабый, который может различить лишь самый тонкий слух человека не спящего. Но никто не проснулся, никто ничего не слышал. Нечто легкое, как опавший лист, скользнуло на пол, прямо под окном, и осталось лежать там. И еще промелькнула чья-то тень, миновала открытое окно в спальне Мид. И ухватиться здесь не за что. Ничего, кроме гладкого холодного стекла наверху и открытого пространства снизу.
Двигаясь неспешно, но неумолимо, тень проскользнула мимо. Миновала окно и исчезла, не издав при этом ни звука.
Мид спала, но Джайлза в ее сне больше не было. Сплошная тьма. Она одиноко бродила в темноте, искала его отчаянно и безрезультатно.
Глава 2
Мисс Сильвер решила немного передохнуть, опустила руки на вязанье – шерстяной носок для военного летчика – и оглядела свое жилище. Во взгляде читались удовлетворение и искренняя благодарность. Столько бедных людей потеряли свои дома во время бомбежек, вообще все потеряли, а ее скромная квартирка в Монтегю-Мэншнс целехонька – даже все стекла в окнах на месте и без единой трещинки.
«Провидение Господне» – так называла она это, оглядывая голубые бархатные шторы, немного выцветшие за три года, но безупречно чистые, брюссельский ковер с ярким рисунком, обои в мелкий цветочек, тоже немного выцветшие, но сразу и не заметишь, разве что когда снимешь одну из картин. Она разглядывала все эти предметы и восхищалась ими. Переводила взгляд с гравюры Лэндсира «Монарх Глена» в рамочке из желтого клена на репродукции «Пузырьки», «Душа пробуждается» в точно таких же рамочках, а затем – на «Черного Брунсвикера». И сердце ее переполняла благодарность. Уютная, со вкусом обставленная комната в уютной и элегантной квартире. За те годы, что она проработала гувернанткой за мизерное жалованье, на которое только и могла рассчитывать гувернантка, она не чаяла и не надеялась, что когда-нибудь будет жить в такой замечательной квартире. Останься она гувернанткой, сейчас у нее не было бы ни бархатных штор, ни брюссельского ковра, ни этих гравюр, ни кресел-качалок с сиденьями, обитыми гобеленовой тканью в сине-зеленых тонах, с красиво изогнутыми ножками из орехового дерева, ни викторианских бюстов, ни ломберных столов, обитых мягкой тканью. Благодаря случаю, удачному повороту судьбы, она перестала быть гувернанткой и стала частным сыщиком, причем настолько успешным, что работа на этом новом поприще смогла обеспечить ее и бархатом, и гобеленовыми тканями, и ореховым деревом, и брюссельским ковром. Будучи глубоко и искренне верующей, мисс Сильвер не уставала возносить благодарность тому, кого называла Провидением, – за то, что позволило сохранить все ее имущество за два года войны.
Она уже собралась снова взяться за вязание – мисс Сильвер вязала носок для своего младшего племянника Альфреда, который недавно начал служить в ВВС, – как вдруг отворилась дверь, и ее бесценная пожилая Эмма объявила: «Миссис Андервуд». В ту же минуту в комнату вошла одна из тех полных женщин, что одеваются совершенно безвкусно и не к лицу. Черный костюм миссис Андервуд сидел на ней из рук вон плохо, не скрывая, а, напротив, только подчеркивая полноту. И с пудрой на лице тоже перебор, с губной помадой та же история, и было бы гораздо лучше, если бы она раз и навсегда отказалась от теней для глаз. А волнистые волосы под шляпкой – из тех, что считались ультрамодными, были уложены слишком, даже как-то неестественно тщательно – сразу видно, что она только что от парикмахера. Юбка явно коротковата, чулки слишком тонкие и прозрачные для столь полных ног, ну а туфли… Если даже они ей и не жали, причиняя боль при каждом шаге, они явно не стоили того, чтобы в них выряжаться. С широкой улыбкой миссис Андервуд протянула руку мисс Сильвер.
– О, мисс Сильвер! Уверена, вы понятия не имеете, кто я такая, но несколько недель назад мы виделись с вами у миссис Моурей… миссис Чарлз Моурей… Милая Маргарет, такая очаровательная дама… Я случайно проходила мимо и вдруг подумала: непременно надо зайти повидать вас! Только не говорите, что не помните о нашей встрече. Для меня она была просто незабываемой!
Мисс Сильвер улыбнулась и пожала протянутую руку. Она прекрасно помнила миссис Андервуд, прекрасно помнила брошенную Чарлзом Моуреем фразу: «Бедный старина Годфри Андервуд потерпел полное фиаско. Скучнее и глупее его нет на всем белом свете. А уж супружница его так и повисла на шее у Маргарет. Это напоминает «Поэму о старом моряке» и альбатросе. Убейте, не понимаю, что случилось с Маргарет. Неужели она не может вывести эту женщину из дома и толкнуть под трамвай? Нет, вместо этого она приглашает ее на чай. Если эта особа задержится здесь еще немного, клянусь, я разобью этот чертов молочник из сервиза!»
– Как поживаете, миссис Андервуд? – бодро сказала мисс Сильвер. – Конечно, я прекрасно вас помню.
Дама уселась. На груди у нее красовалась двойная нитка жемчуга. Жемчужины поднимались и опускались в такт довольно учащенному дыханию. Скорее всего их владелица поднялась на лифте, однако, глядя на колыхание жемчужин, можно было подумать, что она взбежала на нужный этаж по лестнице, прыгая через три ступеньки.
Отвергнув это абсурдное предположение, мисс Сильвер задалась вопросом: почему же так нервничает миссис Андервуд и не является ли причиной ее визита чисто профессиональный вопрос? А потому, прервав довольно пространные и неопределенные рассуждения гостьи на тему погоды, она заметила без всяких обиняков:
– Прошу прощения, миссис Андервуд, но, поверьте, всегда лучше прямо перейти к делу. У вас имеются какие-то особые причины повидаться со мной, или же прикажете расценивать это просто как дружеский визит?
Миссис Андервуд изменилась в лице. И это ей явно не шло. Под слоем пудры покрасневшая кожа приобрела довольно неприглядный розовато-лиловый оттенок. А потом она как-то странно и визгливо хихикнула.
– О, ну почему же! Любой друг моей дорогой Маргарет… и я просто проходила мимо. Это совпадение, не более того. Шла себе по улице, потом поднимаю глаза и вижу – да это же Монтегю-Мэншнс, прямо по пути. Ну и я почувствовала, что просто не могу пройти мимо.
Мисс Сильвер защелкала спицами. Создание носка для новобранца ВВС возобновилось. С грустью размышляла она о природе лживости – этот прискорбный порок, как ей казалось, можно попытаться исправить только в раннем детстве. А потом заметила с присущей ей прямотой:
– Но как вы узнали, что я живу именно здесь, миссис Андервуд?
Та снова покраснела – густо и некрасиво.
– Видите ли, Маргарет Моурей как-то упомянула об этом – так уж получилось, к слову пришлось. И я почувствовала, что просто не могу пройти мимо, не навестив вас. У вас совершенно очаровательная квартира! Жить в квартире гораздо удобнее, чем в отдельном доме, вы согласны? Ни лестниц, ничего такого. Неудивительно, что прислуга так неохотно идет работать в эти дома с подвалами. А если вы, к примеру, вдруг захотели уехать, положили себе ключ в карман, и все.
Мисс Сильвер промолчала. Спицы продолжали щелкать. Она надеялась, что гостья все же перейдет наконец к делу. Какой, однако же, у нее неприятный голос – высокий, визгливый, и к нему примешивается звук, который издает надтреснутый фарфор.
Миссис Андервуд меж тем не умолкала:
– Нет, разумеется, есть свои недостатки. Когда я жила за городом, то просто обожала свой сад. Очень любила сад, но мужу пришлось переехать поближе к месту работы, к министерству военно-воздушных сил, знаете ли. Ну а когда приказом его перевели на север, у меня осталась только квартира, и, если бы не война, я бы успела дюжину раз сдать ее, но, сами понимаете, кто же сейчас захочет снимать квартиру в Лондоне. Хотя она находится не в самом Лондоне, а в Патни. Такой чудесный старый дом, знаете ли, из тех, что прежде украшали пригороды. Он принадлежал Вандерлёру, художнику, сколотившему огромное состояние на написании портретов королевских особ, самой Виктории и всех этих детей, так что, понятное дело, заработал кучу денег, хотя обычно художники у нас просто нищенствуют, едва сводят концы с концами. Но, думаю, он нашел правильный подход. И должно быть, содержать такой дом было ужасно дорого. После смерти Вандерлёра он довольно долго пустовал, ну а потом его переделали в многоквартирный. Но сад теперь уже совсем не тот – сами понимаете, нанять хорошего садовника нынче почти невозможно. Ну и потом мне хотелось бы быть поближе к мужу. Чтобы подыскать что-нибудь пристойное, пришлось тут на днях съездить и посмотреть одно бунгало – всего три комнаты и кухня, а просят за него пять с половиной гиней в неделю, и…
