Неестественные причины - Джеймс Филлис Дороти (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
В дальнем конце зала он увидел маленькую сцену с единственным стулом и большой плетеной ширмой. Крышка пианино, стоявшего слева от сцены, была завалена исписанными листами бумаги. Над инструментом склонился худощавый молодой человек в свитере и широких брюках; правой рукой он записывал мотив, который наигрывал левой. Несмотря на неудобную позу и скучающее выражение лица, он был совершенно поглощен своим занятием. Когда Далглиш вошел, пианист бросил на него беглый взгляд и тут же вновь принялся долбить по клавишам.
Кроме него, в зале был только африканец, лениво возивший шваброй по полу. Он сказал мягким тихим голосом:
– У нас еще закрыто, сэр. Обслуживать начнут в шесть тридцать.
– Меня не нужно обслуживать, спасибо. Здесь мистер Люкер?
– Я узнаю, сэр.
– Узнайте, пожалуйста. И еще я хотел бы видеть мисс Кумбс.
– Я узнаю, сэр. Не уверен, что она здесь.
– Ну, я думаю, мы сейчас убедимся, что она здесь. Скажите ей, пожалуйста, что с ней хочет поговорить Адам Далглиш.
Уборщик ушел. Пианист продолжал свои импровизации, не поднимая глаз, а Далглиш уселся за столик у самой двери, рассчитывая, что Люкер продержит его здесь минут десять. Он провел это время в размышлениях о человеке, находившемся наверху.
Люкер сказал, что убьет компаньона – и убил. Он сказал, что его за это не повесят – и не повесили. Так как он вряд ли мог заранее рассчитывать на содействие судьи Бротви-ка, остается предположить в нем либо незаурядный дар предвидения, либо необыкновенную веру в свою счастливую звезду. Иные из историй, которые стали рассказывать о нем после суда, несомненно, выдуманы, но он отнюдь не старается их опровергнуть. Не принадлежа к числу преступников-профессионалов, он известен и принят в их кругах. Эти люди, точно знающие и соблюдающие разумную меру риска, относятся к нему, одним отчаянным шагом преступившему все мыслимые пределы, с суеверным почтением. Человек, стоявший так близко к последней, страшной черте, внушает благоговейный страх. Далглиш иногда с досадой замечал, что это чувство разделяет и полиция. Не верилось, что Люкер, с такой легкостью убивший человека из личной неприязни, может удовлетвориться управлением несколькими второсортными ночными клубами. От него ждали чего-то куда более впечатляющего, нежели манипуляции с лицензиями и налогами или не слишком крутые эротические зрелища, демонстрируемые скучной публике, развлекающейся на казенный счет. Но если за ним что-нибудь еще и водилось, никто об этом не знал. Может, ничего и не водилось. Может быть, предел его мечтаний как раз и была эта спокойная полуреспектабельность вкупе с дутой репутацией, эта свобода ничейной земли меж двух миров.
Ровно через десять минут появился негр и сказал, что Люкер ждет. Поднявшись на два лестничных пролета, Далглиш вошел в большую комнату, откуда Люкер управлял не только «Кортес-клубом», но и прочими своими заведениями. В ней было жарко и душно – слишком много мебели и слишком мало вентиляции. Посреди комнаты стоял письменный стол, у одной из стен – пара шкафов с деловыми бумагами, слева от газового камина – огромный сейф; рядом с телевизором размещались диван и три мягких кресла. Один угол занимал маленький умывальник. Помещение явно должно было служить и конторой, и комнатой отдыха, а получилось ни то, ни се. В нем находились три человека: сам Люкер, его главный помощник по «Кортес-клубу» Сид Мартелли и Лили Кумбс. Сид, сняв пиджак, грел себе на газе молоко в маленькой кастрюльке. На лице у него было обычное смиренно-страдальческое выражение. Мисс Кумбс, уже в черном вечернем платье, сидела в кресле у плиты и красила ногти. Она приветственно подняла руку и одарила Далглиша широкой беззаботной улыбкой. Далглиш подумал, что текст на листочках бумаги, кто бы его ни сочинил, описывает ее довольно точно. Текла ли в ней русская аристократическая кровь, определить было невозможно, но он доподлинно знал, что Лил выросла не восточнее Уайтчепел-роуд.(Уайтчепел – один из беднейших районов Ист-Энда.) Это была крупная пыщущая здоровьем блондинка с крепкими зубами и толстой бледноватой кожей – такое лицо долго не стареет. Ей было, похоже, лет сорок с небольшим, но точно сказать было трудно. Она ничуть не изменилась со времени их первой встречи пять лет назад. Вполне вероятно, что еще через пять лет она будет все такая же.
А Люкер заметно раздался. Дорогой костюм чуть не трещал в плечах, шея вздувалась над воротником безукоризненно чистой рубашки. У него было неприятное непроницаемое лицо, до того гладкое и лоснящееся, что казалось полированным. И совершенно необычные глаза. Радужные оболочки, серыми камушками посаженные точно посреди белков, были столь безжизненны, что превращали все лицо в уродливую маску. Жесткие черные волосы спускались вниз к середине лба, придавая лицу что-то нелепо-женское. Коротко подстриженные, они блестели, как грубая собачья шерсть. Внешность его была под стать сущности. Но стоило ему заговорить, как голос выдавал происхождение. В нем слышалось все: дом провинциального пастора, любовно пестуемая утонченность, частный интернат. Он доказал, что способен меняться. Но голос изменить он не смог.
– А, суперинтендант Далглиш. Весьма польщен. У нас сегодня, кажется, все занято, но Майкл уж как-нибудь изыщет для вас столик. Я уверен, что представление вам понравится.
– Спасибо, но мне не нужны ни ужин, ни представление. Ваша еда пошла не впрок одному моему знакомому, который на днях тут ужинал. И я предпочитаю нормальных женщин кормящим бегемотихам. Фотографий в витринах мне хватило с лихвой. Где это вы таких откапываете?
– Да никого мы не откапываем. Милые девушки, осознавшие, что имеют, скажем так, естественные преимущества, сами к нам приходят. Не будьте слишком строги, суперинтендант, у каждого из нас – свои личные эротические фантазии. И если ваши не находят тут отклика, это не значит, что у вас их вовсе нет. Что там говорится в Писании о сучке и бревне? Вы не забыли, что я, как и вы, пасторский сын? Хотя судьба довольно далеко нас разбросала.
Он помедлил, как бы размышляя о различии судеб, и непринужденно продолжил:
– Нам с суперинтендантом одинаково не повезло, Сид. Мы оба – пасторские детки. Никому не пожелаю так начинать жизнь. Если папаша искренне верит, презираешь его как глупца; если нет – записываешь в лицемеры. Так ли, этак ли – шансов у него нет.
Сид, рожденный умственно отсталой судомойкой от бармена-киприота, с жаром закивал.
Далглиш сказал:
– Я хотел потолковать с вами и мисс Кумбс о Морисе Сетоне. Я не веду это дело, так что вы не обязаны отвечать на вопросы. Но вы, конечно, и сами это знаете.
– Ваша правда. Захочу – буду нем как рыба. А бывает, накатит на меня – рад-радешенек помочь человеку. Вперед никогда не угадаешь. Попробуйте – может, что и получится.
– Вы ведь знаете Дигби Сетона, правда?
Далглиш ясно увидел, что вопрос оказался неожиданным. Мертвые глаза Люкера мигнули. Он ответил:
– Дигби работал тут несколько месяцев в прошлом году, когда от меня ушел пианист. Его клуб тогда прогорел. Я дал ему в долг – думал, выкарабкается, – но все без толку. Тут нужна особая сноровка. А пианист он неплохой.
– Когда он тут был последний раз? Люкер развел руками и обернулся к своим сотрудникам:
– Он работал у нас неделю, когда Рикки Карлис не рассчитал дозу, – когда это было, в мае? С тех пор он не появлялся.
Тут вмешалась Лил:
– Появлялся раз или два, Эл-Джей. Вас как раз тут не было. – Подчиненные, обращаясь к Люкеру, всегда употребляли инициалы. То ли, думал Далглиш, это должно было подчеркнуть теплоту их отношений, то ли Люкеру нравилось чувствовать себя этаким американским боссом. Лил, горевшая желанием помочь, продолжала:
– Сид, а летом он не приходил с компанией? Сид придал лицу выражение мрачной задумчивости.
– Не летом, Лил. Скорее, в конце весны. Кажется, он приходил с Мэйвис Мэннинг и ее девочками в мае, когда ее программа накрылась.
– Это был Рикки, Сид. Ты его путаешь с Рикки. Дигби Сетон никогда не был с Мэйвис.
