Дело одноглазой свидетельницы - Гарднер Эрл Стенли (книга жизни .txt) 📗
– Двадцать третьего, как и обещал.
– Если я вас правильно понял, – торжественно начал Мейсон, – миссис Мейнард отослала вам свои очки в начале девятого утра двадцать второго сентября и получила их обратно только на следующий день. Следовательно, если у нее нет запасных очков, то двадцать второго сентября она была без очков. Я полагаю, вы можете задавать свои вопросы, мистер Бергер.
– Одну минуту, – возразил свидетель. – Но двадцать второго сентября ничто не мешало миссис Мейнард быть в очках. Очки, которые она отдала мне в починку, принадлежали не ей!
– Не ей! – воскликнул Мейсон, пытаясь скрыть разочарование.
Окружной прокурор просиял победоносной улыбкой.
– Нет, сэр, – подтвердил Рэдклифф, – это были совсем другие очки.
– Вы в этом уверены?
– Разумеется, уверен. Эти очки принадлежали человеку значительно более старшего возраста. Они изготовлены совсем по другому рецепту, чем очки миссис Мейнард.
– Вы хотите сказать, – спросил Мейсон, – что знаете рецепт очков миссис Мейнард?
– Нет, но мне достаточно одного взгляда на ее глаза, чтобы определить, что это были не ее очки. У миссис Мейнард большие зрачки и чистый глазной белок, что характерно для близорукости, или миопии. А те очки были от дальнозоркости и принадлежали человеку лет эдак шестидесяти.
– Вы можете определить возраст человека по его очкам?
– Разумеется. По очкам можно многое узнать об их владельце. Эти очки, вероятно, принадлежали человеку славянского происхождения. Я бы сказал, что, скорее всего, это был мужчина, судя по размерам носа. Нос у него, можно сказать, картошкой…
– Не могли бы вы просветить нас, – сказал Мейсон, явно раздраженный тем, что триумф, который, казалось, уже был у него в руках, вдруг начал ускользать, – как вы могли определить, что очки принадлежали человеку славянской наружности, лишь взглянув на них?
– Видите ли, я же не сказал, что я в этом уверен. Я сказал «вероятно», – возразил свидетель. – Кроме диоптрий линз, существуют еще форма, стиль и конструкция оправы. Например, ширина переносицы у тех очков указывала на картофелеобразную форму носа, а поддерживающие оправу на ушах короткие дужки – приблизительно трех с половиной дюймов – свидетельствовали о том, что владелец очков обладает типом черепа, характерным для славян. У прочих типов расстояние от ушей до глаз больше. Средняя длина дужки составляет четыре – четыре с половиной или даже пять дюймов. Вдобавок могу сказать, что левое ухо у этого человека примерно на полдюйма выше, чем правое. Более того, на наружной поверхности стекла имелись параллельные царапины, что говорит о том, что их владелец довольно часто снимал очки и клал их стеклами вниз на стол. Обычные частицы пыли не оставляют царапин на оптическом стекле, но если очки класть на твердую поверхность, на которой лежит пыль и, возможно, частицы песка, то поверхность стекол почти наверняка окажется поцарапанной. Это прежде всего касается таких очков, как эти, которые имеют внутреннюю кривизну в десять диоптрий и поэтому слишком выпуклы, так что, если их класть стеклами вниз на стол, они непременно поцарапаются. Средняя внутренняя кривизна линз составляет шесть диоптрий.
– И вы определили все это по одним только очкам?
– Да, сэр. По очкам и оправе.
– А почему они вас так заинтересовали? – спросил Мейсон.
– Потому что в этом состоит моя профессия.
– И что вы сделали с этими очками?
– Заменил линзы и отправил с посыльным утром двадцать третьего миссис Мейнард по ее лос-анджелесскому адресу.
– Полагаю, у меня все, – произнес Мейсон.
– На этом и закончим, – объявил окружной прокурор, широко улыбаясь. – У меня тоже нет вопросов.
– Есть у вас другие свидетели? – спросил судья у Мейсона.
Мейсон покачал головой:
– При данных обстоятельствах, ваша честь, мы, возможно, не станем вызывать других свидетелей защиты. Мы не станем возражать, если суд примет решение допросить обвиняемую. Но поскольку близится время перерыва, я бы предпочел, чтобы слушание этого дела было отложено до завтра.
Окружной прокурор подскочил словно ужаленный.
– Мы возражаем против переноса слушания дела на завтра…
– Возможно, завтра я вызову обвиняемую давать свидетельские показания, – прервал его Мейсон.
Бергер откашлялся.
– В таком случае я беру назад свое возражение, – произнес он. – Мы не возражаем против переноса слушания дела на завтрашнее утро.
– Вот и прекрасно. Значит, завтра в десять, – провозгласил судья Кейт. – Суд объявляет перерыв.
Глава 19
Перри Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит сидели в кабинете Мейсона.
– Ну и к чему мы пришли? – спросил Дрейк.
Мейсон, меряя шагами кабинет, произнес:
– Суть в том, Пол, что в этом деле мы движемся в обратном направлении.
– Это как?
– Я исхожу из того, что говорит мне моя клиентка, а моя клиентка лжет – возможно, из желания защитить своего ребенка или по какой-то иной причине.
– Она лжет нам насчет своего алиби, – заметила Делла Стрит, – но мы не знаем, лжет ли она…
– Она лжет, что не посылала мне денег, – прервал ее Мейсон.
– Если бы она призналась, что отправила тебе деньги, то вряд ли это могло бы ее скомпрометировать, – сказал Дрейк. – Она находится в таком положении, когда твои услуги ей очень пригодились бы. Оплатить их заранее – только плюс для нее, если она замешана во всем этом.
Мейсон раздраженно покачал головой.
– В том-то и беда, Пол, – сказал он, – что мы беремся за поиски причины прежде, чем узнали факты. Сначала нужно попытаться узнать все факты, а уж потом отыскивать причину.
– Итак, какие у нас факты?
– Все факты, – сказал Мейсон, – соединены друг с другом событиями на манер пестрого лоскутного одеяла, и мы должны проанализировать это «одеяло», чтобы выяснить, из какой ткани взят каждый лоскуток. И если мы примем во внимание, что каждый лоскуток представляет собой человеческие чувства, человеческие жизни, человеческую ненависть, человеческий страх, то лишь тогда сможем добраться до сути проблемы.
– Но с чего вы начнете? – спросила Делла Стрит.
– Начать можно с любого момента, но поскольку и мы оказались причастны к этому делу, то все началось с того, как мы с тобой отправились в «Золотой гусь». Так что давайте отсюда и начнем выстраивать всю цепь событий. На первом месте у нас стоит чета Фарго, которая, вероятнее всего, была в тот вечер в «Золотом гусе». И очевидно, кто-то показал меня женщине, но не ее мужу. Я готов поклясться, что Артман Фарго понятия не имел, кто я такой, когда на следующее утро я заявился к нему домой, притворившись клиентом, желающим приобрести по дешевке стоящую усадьбу.
– Мне кажется, – сказал Дрейк, – что это Пьер показал тебя ей. Чем больше мы узнаем о Пьере, тем сильнее убеждаемся, что он имеет отношение к каким-то темным делам. Он словно растворился в воздухе. Ушел из ночного клуба вскоре после того, как ты разговаривал с ним, и больше не вернулся.
– Отлично, это весьма важный факт, – сказал Мейсон. – Теперь еще один: когда эта женщина звонила мне из телефонной будки, она была чем-то страшно напугана.
Дрейк кивнул.
– И еще, – продолжил Мейсон, – вскоре после моего разговора с ней к нам с Деллой подсела совершенно незнакомая мне девушка и рассказала историю о своем украденном и кем-то усыновленном ребенке. А Пьер все это видел.
– А она-то тут при чем? – спросил Дрейк.
Мейсон, возбужденно расхаживающий по кабинету, неожиданно щелкнул пальцами.
– Вот! – сказал он. – Вот где кроется ответ! Ключ к разгадке, который я проглядел.
– Ничего не понимаю, – сказал Дрейк.
– Пол, – возбужденно начал Мейсон, – я хочу узнать как можно больше о том давнишнем деле, о шантаже с участием Элен Хемптон – ну, ты знаешь, о котором шла речь в той газетной вырезке, что лежала в конверте. Я хочу получить отпечатки пальцев… Нет, погодите, у нас нет времени. Мы даже не знаем, когда это произошло. Нужно использовать короткий путь… Давайте хорошенько подумаем. Давайте подумаем, за что мы можем зацепиться. Мы не можем себе позволить упустить это.
