По следу смеющегося маньяка - Пентикост Хью (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Он занес кулак, и я внутренне весь подобрался. Господи, взмолился я, не дай мне только надолго потерять сознание!
И вдруг что-то взорвалось. Я решил, что он нанес свой удар и этот взрыв произошел в моей голове. Помню, у меня перед глазами мелькнули мои колени и ноги в лыжных ботинках. И я с размаху хлопнулся на спину!
Но Брэден не ударил меня. Я увидел всплеск страха в его глазах и понял, что взрыв произошел за моей спиной. И затем увидел Гарделлу, проскочившего мимо Брэдена к лежащему Питеру. Я с трудом поднялся на ноги. Прямо за мной оказались двое полицейских с оружием в руках. Они сделали несколько выстрелов над головой Брэдена. Шесть гнусных компаньонов Брэдена сгрудились в кучку и испуганно оглядывались по сторонам.
Вот тогда я бросился вперед. Я обрушил на Брэдена удар, в который вложил все силы, что у меня оставались.
— Прекратите! — закричал мне Гарделла. — Не сейчас!
Побелевший Брэден зловеще усмехался мне прямо в лицо.
— Вы слышали, что я сказал? — повторил Гарделла. — Не сейчас!
Со всех сторон нас окружают человеческая жестокость и насилие. Эта болезнь разъедает мир, в котором мы живем. Мы читаем о жутких историях в газетах и книгах, видим их по телевизору, собственно, ими заполнено все то, что мы в шутку называем своим развлечением. Но ничего подобного с нами или с нашими соседями не происходит. Чаще всего взрывы насилия случаются в городских трущобах, населенных жалким человеческим сбродом, в игорных домах Невады, в какой-нибудь церкви в Бирмингеме или на раскаленных солнцем улицах одного из городов славного Техаса, но только не рядом с нами.
Когда же вдруг лично мы оказываемся жертвами неоправданного насилия, это настолько нас потрясает, до такой степени недоступно нашему пониманию, так бессмысленно и вместе с тем беспредельно ужасно, что с этим невозможно смириться.
Впервые в своей жизни Брэден увидел нас — беднягу Кили, Питера и меня — всего несколько часов назад. Но ему удалось оставить нас такими потрясенными, что мы уже никогда не сможем этого забыть. И всю свою бесчеловечную жестокость он обрушил на нас только потехи ради! Только для того, чтобы расплатиться за другую забаву, которую посмел прервать Питер.
После я много раздумывал над этим случаем. Что должно было произойти с людьми — со взрослыми людьми! — что они потеряли всякое сходство с человеческими существами? Должно быть, это началось у них с детства. Если обратиться к истокам их первобытной жестокости, возможно, обнаружится след бесчеловечного насилия, перенесенного ими в раннем прошлом. Но кто станет в этом разбираться? Кого это волнует? Неужели Гарделла был прав в своей «речи на Четвертое июля»? И неужели до тех пор, пока нам не запретят выпивку или каким-либо другим образом не стеснят наши желания и свободу, нас ничего вокруг не будет задевать? И пусть все идет своим чередом, но только пока это не касается одного из нас.
Я сказал, что много размышлял об этом, но, разумеется, не тогда. Окрик Гарделлы остановил меня, и Брэден нерешительно отошел прочь в лунном свете. Помню, я опустился на снег и зарыдал, как малый ребенок. У меня болело буквально все, но я плакал не от этого. Внутри меня жгла ненависть и злоба, каких я не ведал до сих пор. Это было горячее сочувствие и острая жалость к Питеру. Всем своим нутром я представлял себе, что он должен был чувствовать, скрючившись в снегу и беспомощно наблюдая за изощренно жестоким издевательством бандитов, отстегнувших его протез и с хохотом перебрасывающихся им!
То, что происходило сразу после появления Гарделлы, я помню несколько смутно. Кто-то помог мне встать, и я увидел, что это Макс, чье лицо показалось мне смертельно бледным в призрачном лунном свете. Гарделла и двое полицейских хлопотали над Питером.
— Ради Бога, пусть они не забудут его протез, — пробормотал я Максу, указывая на сугроб.
— Господи Боже! — в ужасе простонал Макс, на минуту оставив меня.
Гарделла и полицейский, скрестив руки, сделали сиденье, и мне показалось, Питер начинал приходить в себя, потому что руками он обхватил их плечи, придерживаясь. Его лицо было темным и влажным от крови. Помню, я прошел по коридору между двумя рядами испуганных и любопытных лиц в кабинет Макса, где я упал в кресло и снова разразился рыданиями.
И в следующую секунду кабинет заполнился людьми, которые внесли Питера. Я слышал, как он сказал им: «Я справлюсь», и я понял, что он снова пристегнул свой протез.
Доктор Френч уже был здесь, он нагнулся над Питером, обрабатывая его синяки и ссадины. На меня подошла взглянуть Конни Френч, его жена.
— Ну, вы у нас уже большой мальчик, и вам не грех выпить, — невозмутимо сказала она, передавая мне бумажный стаканчик с виски. — Где у вас болит?
— П-повсюду, — сказал я. — Только я… я плачу… не из-за этого. Это потому, что… у меня так мерзко на душе и я… с ума схожу от ярости!
— Правильно, — сказала она. — Пора уже кому-нибудь возмутиться!
Она подошла к столу и что-то вынула из докторского саквояжа. Это оказалась пластиковая бутылка со спреем. Она побрызгала лекарством на синяк над моей бровью, а потом на челюсть. Боль стала понемногу ослабевать.
— Выпейте, — сказала она.
Я осушил стаканчик одним глотком. Горячим потоком спиртное пробежало по пищеводу, и это помогло мне справиться с рыданиями. Я огляделся. Сразу было видно, что Брэден и его компания отсутствовали. Гарделла наблюдал за работой доктора, стоя около Питера. Его пухлое лицо было непривычно унылым, зубы стискивали неизменную сигару. Шайкой Брэдена, очевидно, занимались другие полицейские.
Закрыв глаза, Питер откинулся на спинку стула, предоставив себя заботам доктора.
— Вам повезло, что они не сломали вам челюсть, — сказал он Питеру.
Питер открыл глаза.
— Я прикрывался, как мог, — сказал он. — Я же не мог встать и драться с ними, черт побери! Так что я притворился, что сразу потерял сознание.
— Вы и потеряли его.
— Нет, это со мной случилось, когда они занялись Джимом. А как Джим?
Я быстро подошел к нему.
— Со мной все в порядке, — сказал я. — Я не мог вам помочь, Питер. Все произошло так быстро. Они напали на меня со спины.
