Подвиги Геракла - Кристи Агата (серия книг .TXT) 📗

У Пуаро возникло знакомое всем впервые попадающим в Инишгаулен чувство, что он оказался на краю света.

Прежде он и представить себе не мог ничего столь отдаленного, столь безлюдного, столь заброшенного. Инишгаулен был красив грустной, призрачной красотой, красотой немыслимо далекого прошлого. Здесь, на западе Ирландии, никогда не слышался тяжелый мерный шаг римских легионов, никогда не строились укрепленные лагеря, никогда не прокладывались добротные, удобные дороги. То был край, где никто не имел понятия о здравом смысле и упорядоченной жизни.

Пуаро опустил взгляд на носки своих лакированных туфель и вздохнул. Им овладело ощущение заброшенности и глубокого одиночества. Привычные ему правила и нормы здесь не годились.

Взгляд его скользнул по пустынному берегу и задержался на линии горизонта. Где-то там, судя по легендам, были острова Блаженных, Земля Юности…

— Цвет яблони и золото весны… [64] — тихонько продекламировал он.

И вдруг он снова стал самим собой — чары рассеялись, он опять ощутил полную гармонию с лакированными туфлями и щегольским темно-серым костюмом.

Невдалеке послышался звон колокола. Этот звон был ему понятен и знаком с ранней юности.

Он быстро зашагал вдоль утеса. Минут через десять он добрался до здания, обнесенного высокой стеной с большой деревянной дверью, украшенной гвоздями словно мазаикой. Пуаро подошел к двери и постучал огромным железным кольцом. Потом с опаской потянул ржавую цепь — внутри звякнул колокольчик.

В двери открылось окошечко, и в нем появилось лицо, обрамленное накрахмаленным белым платком. Глаза смотрели подозрительно, на верхней губе явственно виднелись усики, но голос был женским. Таких женщин Пуаро называл «внушительными».

Последовал вопрос о цели его прихода.

— Это монастырь Богородицы и Всех Ангелов? — уточнил Пуаро.

— А что бы это, по-вашему, могло быть еще? — язвительно бросила внушительная женщина.

Оставив ее выпад без ответа, Пуаро заявил, что хотел бы повидать мать настоятельницу.

Просьба была встречена без энтузиазма, но в конце концов привратница уступила. Заскрипели засовы, дверь отворилась, и Пуаро провели в маленькую, скудно обставленную комнатку, предназначенную для приема посетителей.

Вскоре в комнату вошла монахиня с четками на поясе.

Пуаро был как-никак католик, и сразу сумел найти нужный тон.

— Простите за беспокойство, та mere [65], — сказал он, — но, насколько я понимаю, у вас в монастыре есть religieuse [66], которую в миру звали Кейт Кейси.

— Это так, — кивнула мать настоятельница. — В монашестве — сестра Мария-Урсула.

— Есть некое зло, которое должно быть исправлено, — сказал Пуаро. — Думаю, сестра Мария-Урсула не откажет в помощи. Ее сведения могут оказаться поистине бесценными.

Мать настоятельница покачала головой. Лицо ее было отчужденно-безмятежным, а голос спокоен и тих.

— Сестра Мария-Урсула не может вам помочь, — сказала она.

— Но поверьте…

— Сестра Мария-Урсула умерла два месяца назад.

Пуаро с неприкаянным видом сидел в баре гостиницы «У Джимми Донована». Гостиница никоим образом не соответствовала его представлениям о том, каким должно быть подобного рода заведение. Он спал на сломанной кровати, а сквозь два разбитых стекла в номер беспрепятственно проникал столь нелюбимый им ночной воздух. Вместо горячей воды принесли чуть теплую, а еда отзывалась болезненными ощущениями в желудке.

Пятеро мужчин, сидевших в баре, бурно обсуждали политические новости. Пуаро мало что понимал из их разговора, да и не слишком к нему прислушивался.

Неожиданно один из спорщиков подсел к нему. По сравнению с прочими это был человек несколько иного пошиба, явно из городских низов.

— Вот я вам что скажу, сэр, — с достоинством произнес он слегка заплетающимся языком. — У Голубки — никаких шансов. Придет в хвосте, как пить дать. П-послушайте меня, сэр, не п-пожалеете… Знаете, кто я? Атлас, из «Дублинского Солнца». Я там весь сезон победителей угадываю. Как я на Девочку Ларри указал? За нее потом двадцать пять к одному давали — д-двадцать пять к одному, сэр. Держитесь Атласа — не п-прогадаете.

Пуаро посмотрел на него странным, почти благоговейным взглядом.

— Mon Dieu [67], — произнес он дрожащим голосом, — это знак судьбы!

Прошло несколько часов. Наступила ночь. Луна появлялась лишь изредка, кокетливо выглядывая из-за туч.

Пуаро и его новый знакомый отшагали уже несколько миль. Пуаро прихрамывал. В голову ему пришла крамольная мысль: лакированные туфли — не самая подходящая обувь для ходьбы по сельской местности. Собственно, ту же мысль до него, конечно же очень почтительно, пытался донести Джордж. «Вам бы еще пару ботинок поудобнее, сэр».

Он пренебрег советом своего слуги, но теперь, топая по каменистой дороге, не мог не признать, что лакированные туфли — не единственно подобающий джентльмену вид обуви…

— А что на это скажет священник? — неожиданно всполошился его спутник. — Я смертный грех на душу не возьму.

— Вы просто воздаете кесарю кесарево, — успокоил его Пуаро.

Тем временем они подошли к стене монастыря, и Атлас изготовился выполнить свою миссию.

Застонав от натуги, он жалобным голосом запричитал, что ему приходит конец.

— Помолчите, — строго произнес Пуаро. — У вас на плечах не небосвод, а всего-навсего Эркюль Пуаро.

Атлас вертел в руках две новенькие пятифунтовые бумажки.

— Может, я до утра забуду, как я их заработал? — сказал он с надеждой. — А то мало ли что отец О'Рейли на это скажет…

— Забудьте обо всем, друг мой. Завтра весь мир будет принадлежать вам.

— Ну, и на кого я их поставлю? — пробормотал Атлас. — Вот есть Работяга, отличный конь, просто лучше не бывает! А вот Шила Бойн… За нее можно семь к одному выручить…

— Мне показалось, или вы вправду про какого-то языческого героя толковали? — спросил он, поразмыслив. — Ну да, вы говорили «Геракл», а завтра в половине четвертого, как Бог свят, Геракл скачет!

— Друг мой, — сказал Пуаро, — ставьте на эту лошадь.

Помяните мое слово — Геракл не подведет.

И надо же такому случиться, что на следующий день Геракл мистера Росслина против всяких ожиданий выиграл скачку на приз Бойнана, а в тотализаторе за него давали шестьдесят к одному.

Эркюль Пуаро сноровисто развернул аккуратный сверток Оберточная бумага, вата, папиросная бумага — и он выложил на стол перед Эмери Пауэром ослепительный золотой кубок, унизанный зелеными изумрудными яблоками.

Финансист судорожно вздохнул.

— Поздравляю вас, мосье Пуаро.

Пуаро молча поклонился.

Пауэр протянул руку и осторожно провел пальцем по ободку кубка.

— Мой! — с чувством воскликнул он.

— Ваш! — в тон ему отозвался Пуаро.

Эмери Пауэр перевел дух, откинулся на спинку стула и уже деловым голосом спросил:

— Где вы его нашли?

— На алтаре, — коротко ответил Пуаро. — Дочь Кейси была монахиней, — продолжал он, уловив вопросительный взгляд собеседника. — Когда ее отец погиб, она как раз готовилась к пострижению в доме ее отца в Ливерпуле, вот и взяла его для нужд монастыря. Думаю, как человек глубоко верующий, она надеялась этим искупить отцовские грехи. Она принесла кубок в дар, во славу Господа. Вряд лимонахини представляли себе его истинную стоимость, видимо, они решили, что это просто семейная реликвия.