Лежачая больная - Гриффен Клэр (читать хорошую книгу полностью TXT, FB2) 📗
— Предстоит еще многое раскопать, прежде чем я смогу поведать вам подробности этого дела. Но я весьма ценю вашу помощь.
— Кажется, я внес не такой уж большой вклад, — несколько уныло отозвался я.
— Просто вы сами о нем не подозреваете. Вы знакомы с доктором Халлиуэллом?
— Нет, но я могу поискать его имя в медицинской картотеке.
— Заранее благодарен. А вот и кэб. Подзовите его, Ватсон. Думаю, сегодня мы ляжем пораньше. Завтра нам предстоит много работы…
Холмс встал и куда-то ушел еще до того, как я вылез из постели. Вернулся он около полудня. На сей раз мой друг являл собой еще более поразительное зрелище: он предстал передо мной в грубой одежде и подбитых гвоздями сапогах английского рабочего, кепка сдвинута на затылок, шарф повязан небрежно; к тому же сегодня утром он явно не брился.
— Я ходил наниматься на работу, Ватсон, — произнес он с усмешкой.
— И преуспели?
— На Гровнер-сквер — нет.
— Вы попытали счастья у Эбернетти?
— Я решил, что им может понадобиться кучер или конюх, и вошел через конный двор. Но там довольно-таки пусто, Ватсон. Ни экипажа, ни лошадей, а в домике конюха никого нет. Минтер, видимо, заметил меня из людской и вышел. Прогнал меня весьма грубо. Не правда ли, странно, что старый дворецкий — единственный слуга, о котором нам известно? Ни горничной, ни лакея. И, судя по всему, никаких конюхов и возниц.
— Но из слов миссис Бертрам я понял, что слуг рассчитали.
— Да. И я полагаю, что это важные сведения.
— Они означают, что Эбернетти больше не могут себе позволить содержать такой штат, только и всего.
Холмс фыркнул:
— От вашего внимания ускользает весьма многое, Ватсон.
— Но кое-что от меня не ускользнуло. — Я стоял у окна, говоря это. — На той стороне улицы торчит какой-то мальчишка и наблюдает за нашей квартирой. Его вид соответствует приметам того уличного мальчишки, который недавно приходил к нам и спрашивал меня. Моя врачебная помощь ему не требовалась, и миссис Хадсон прогнала его, но он по-прежнему околачивается возле дома. Он наверняка видел, как вы входили, Холмс.
Мой друг подошел и встал рядом со мной. Юнец, прислонившийся к фонарному столбу, был одет в пальто на два размера больше, чем нужно; на голову он натянул матерчатую кепку. Между шарфом и кепкой виднелась лишь небольшая часть его лица, но время от времени он поглядывал на наше окно.
— События развиваются стремительно, нам не следует от них отставать, — пробормотал Холмс. — Вы сверились с картотекой?
— Займусь этим сразу же после ланча.
— Ну а я отправляюсь в Докторс-Коммонс [8], после чего вот эту бутылку коньяка, что стоит на буфете, мы принесем в дар мистеру Чарльзу Эбернетти, дабы отблагодарить его за вчерашнюю любезность.
Когда мы снова увиделись, землистые щеки Холмса рдели от мрачного возбуждения.
— Ну, что вам удалось выяснить о докторе Халлиуэлле? Мы можем с ним связаться?
— Только на спиритическом сеансе. Он уже год как умер.
Холмс издал странный смешок.
— Я тоже провел этот час не без пользы. Сейчас я надену свой маскарадный наряд, Ватсон, и мы двинемся.
Мы прибыли на Гровнер-сквер. Мисс Сабины Эбернетти не оказалось дома, но мистер Чарльз Эбернетти встретил нас сердечно, хотя и не без известного удивления.
— Видите ли, мы оказались неподалеку и решили, что вы не откажетесь принять от нас небольшой подарок в благодарность за ваше гостеприимство. — Холмс широким жестом извлек бутылку.
Как я и предполагал, польщенный Чарльз пригласил нас в маленькую гостиную, усадил в кресла и позвонил, чтобы принесли чай.
— Нельзя ли поинтересоваться, как себя чувствует миссис Эбернетти? — спросил Холмс, являя собой воплощенную заботливость.
Несколько минут Чарльз молча его разглядывал и в конце концов произнес:
— Мне кажется, матушке вы понравитесь так же, как понравились нам. Не хотите с ней познакомиться?
— Будем очень рады, — объявил Холмс.
— Пойду проверю, все ли готово к вашей встрече. Она очень тщеславна, несмотря на преклонный возраст.
Он вышел из комнаты и плотно затворил за собой дверь. Я озадаченно взглянул на моего друга, но он, нахмурившись, смотрел в огонь.
— Дадим матушке полчаса, хорошо? — проговорил Чарльз, возвратившись. — Имейте в виду, она лежит в затененной комнате. Она не любит света, даже в такие студеные дни, как сегодня. У больных есть свои причуды, наш многоопытный доктор наверняка это знает.
Казалось, Чарльз Эбернетти возбужден и взволнован. Он потирал руки и улыбался — не столько своим новым знакомым, сколько обращаясь к самому себе, будто чему-то тихо радуясь.
— Не понимаю, отчего Минтер так тянет с чаем, — пожаловался он. — Может быть, лучше коньяку?
— Пожалуйста, не трудитесь, — быстро возразил Холмс. — Скажите, вы оправились от вашего вчерашнего недомогания?
Лицо Эбернетти омрачилось. Похоже, его несколько рассердило такое напоминание.
— Вполне. Сущие пустяки. Может быть, поднимемся к матушке? Я только позвоню, чтобы она знала, что мы идем.
По лестнице с балюстрадой он провел нас на следующий этаж. Затем мы проследовали за ним по неосвещенному коридору, устланному ковром. Вдалеке от уютной гостиной воздух казался стылым, проход — мрачным, а ковер — тонким и истертым.
— Вот комната матушки, — сообщил он, кладя ладонь на ручку двери. — Прошу вас, говорите тише. Она терпеть не может громких звуков.
Он распахнул дверь.
— Матушка, я привел к вам двух джентльменов, они желают вас видеть.
В комнате и вправду стояла темнота: ни пламени очага, ни лампы, занавеси опущены. На широкой старомодной кровати с пологом виднелся силуэт пожилой женщины, чьи черты едва удавалось различить под оборками большого ночного чепца. Глаза ее были закрыты. Мы слышали ее тяжелое хриплое дыхание.
— Бог ты мой, — с досадой проговорил Чарльз. — Она задремала.
— Чарльз, что ты делаешь? — донесся пронзительный шепот из коридора позади нас.
Домой вернулась Сабина Эбернетти. Вследствие непогоды ее щеки порозовели, прическа растрепалась: очевидно, она только что пришла и оставила пальто и шляпку внизу.
— А, мисс Эбернетти, рад снова встретиться, — протянул Холмс.
Никак не откликнувшись на его слова, она продолжала осыпать брата упреками:
— Ты же знаешь, какой матушка бывает своенравной. Она может разразиться очередной проповедью.
— Но она же, как выяснилось, спит, — обиженно ответил Чарльз.
— Вот и прекрасно. Уж простите моего брата. — Она с натянутой улыбкой повернулась к нам. — Он хотел как лучше.
— Ничего страшного. Жаль, что мы лишились удовольствия познакомиться с вашей матерью, — жизнерадостно отозвался Холмс. — Сейчас нам пора, но мы с нетерпением ждем воскресной игры. Пойдемте, Ватсон.
Мы вышли на площадь, придерживая шляпы, чтобы уберечь их от неистовства ветра. Несколько минут мы молчали, не без труда продвигаясь вперед.
— Что вы думаете об этой мелодраматической сцене? — вскоре поинтересовался Холмс.
— Она показалась мне весьма странной. Но мы теперь хотя бы знаем, что леди Эбернетти жива, и можем успокоить миссис Бертрам.
Мой друг фыркнул.
— А вас ничего не поразило в комнате больной?
— Я подумал, что в ней необычайно холодно.
— В ней мороз, точно в покойницкой. Ни огня в камине, ни чайника для подогрева воды, а я уверен, что страдающим легочной конгестией рекомендуют и то и другое.
— Так и есть. И вы предполагаете, что за ней плохо ухаживают?
— А что еще вас удивило? Ну же, дружище, вы побывали на своем веку в десятках комнат, где лежат больные. Запашок, свойственный всем таким помещениям…
— …в данном случае отсутствовал. Вы правы, Холмс. Карболкой совершенно не пахло. На что это указывает?
— Думаю, мы получим от наших милых Эбернетти записку, где они с извинениями сообщат, что не смогут принять нас в ближайшее воскресенье. — Таков был единственный ответ моего друга.
