Кривой домишко - Кристи Агата (книги онлайн читать бесплатно TXT, FB2) 📗
Да, я это понимал.
Потом Старик спокойно предложил:
— А почему бы тебе не ввести ее в курс дела?
— Ты имеешь в виду, спросить Софию, не будет ли она возражать, если… — Я осекся.
Старик энергично закивал.
— Да-да. Я вовсе не предлагаю тебе что-то вынюхивать за спиной у девушки. Посоветуйся с ней, узнай ее мнение по этому поводу.
И вот на следующий день я ехал в Суинли-Дин в компании с главным инспектором Тавернером и сержантом Лэмбом.
Сразу за полем для игры в гольф мы свернули на подъездную дорогу, которую, по-видимому, до войны перегораживали импозантные металлические ворота. Их смела волна патриотизма или безжалостных реквизиций. Мы проехали по длинной извилистой дороге, по обеим сторонам обсаженной рододендронами, и выехали на усыпанную гравием короткую аллею, ведущую к дому.
Потрясающее зрелище открылось моим глазам! Интересно, почему особняк назывался «Три фронтона»? Правильней было бы назвать его «Одиннадцать фронтонов». Здание производило странное впечатление: оно казалось несколько перекошенным с фундамента до крыши. И я понял, почему. С точки зрения архитектуры это был простой коттедж деревенского типа — но коттедж, раздутый до невероятных размеров, словно оказавшийся под огромным увеличительным стеклом. Косые балки крыши, дерево, кирпич, треугольные фронтоны — «скрюченный домишко» из детского стишка, вдруг выросший, как гриб, за одну ночь!
Но замысел архитектора я уловил. Я видел перед собой воплощенное представление выбившегося из низов зажиточного грека о чем-то английском. Сооружение призвано было являть собой дом истинного англичанина — но при этом не уступало по размерам хорошему средневековому замку! Интересно, что думала об этом семейном гнездышке первая миссис Леонидис? Вряд ли кто-нибудь советовался с ней и обсуждал проект здания. Скорей всего, экзотический супруг приготовил для нее маленький сюрприз.
Интересно, содрогнулась она при виде этого монстра — или улыбнулась?
Но, так или иначе, чета Леонидисов жила здесь счастливо.
— Немножко чересчур, да? — сказал инспектор Тавернер. — Конечно, старый джентльмен постарался вовсю. Практически это три отдельных дома под одной крышей — со своими кухнями и прочим. Внутри все отделано по высшему разряду.
В дверях дома появилась София. Она была без шляпы, в зеленой блузке и юбке из твида.
При виде меня девушка стала как вкопанная:
— Ты?!
— София, — торопливо сказал я. — Мне нужно поговорить с тобой. Где это можно сделать?
На какое-то мгновение мне показалось, что София откажется разговаривать со мной, но потом она повернулась со словами:
— Сюда, пожалуйста.
Мы пересекли небольшую лужайку. Отсюда открывался прекрасный вид на поле для игры в гольф; за ним поднимался поросший редкими елями холм, а дальше простирались туманные луга.
София провела меня в садик с каменными декоративными горками, и мы уселись на страшно неудобную, грубо сработанную деревянную скамью.
— Итак? — Голос девушки не предвещал ничего хорошего.
Я доложил ей все, ничего не скрывая.
София слушала очень внимательно. По ее лицу нельзя было догадаться, о чем она думает, но, когда наконец я умолк, девушка глубоко вздохнула:
— Твой отец — очень умный человек.
— У Старика есть свои достоинства. Сам я лично нахожу эту идею недостойной, но…
— О нет, — прервала меня София. — Это вовсе не недостойная идея. Это единственная тактика, которая может привести к реальным результатам. Твой отец, Чарлз, безошибочно угадал мои мысли. Он понял меня лучше, чем ты.
Неожиданно она ударила кулаком одной руки о ладонь другой. Это был почти жест отчаяния:
— Я должна знать правду. Я должна знать.
— Из-за нас? Но, дорогая…
— Не только из-за нас, Чарлз. Я должна знать правду ради собственного спокойствия. Понимаешь… Вчера я тебе не сказала… Но дело в том, что я боюсь.
— Боишься?
— Да! Боюсь, боюсь, боюсь! Полиция, и твой отец, и ты, и все вокруг полагают, что это сделала Бренда.
— Просто вероятность этого…
— О да, вероятность велика. Да. Но когда я говорю: «Вероятно, это сделала Бренда», — я полностью отдаю себе отчет в том, что это всего лишь желаемое. Потому что, видишь ли, в действительности я так не думаю.
— Ты так не думаешь? — медленно переспросил я.
— Не знаю. Ты имел возможность посмотреть на это дело со стороны, как я и хотела. Теперь выслушай меня. Я просто-напросто не верю, что Бренда на такое способна. Мне кажется, она не из тех, кто станет подвергать себя какой-либо опасности. Она слишком заботится о своем покое.
— А как насчет этого молодого человека? Лоуренса Брауна?
— Лоуренс — заячья душа. У него не хватило бы смелости на подобный поступок.
— Как знать.
— Да, мы ничего не можем знать наверняка. То есть люди могут поступать иногда самым неожиданным образом. И зачастую сложившееся о человеке представление оказывается совершенно неверным… Но все-таки Бренда… — София покачала головой. — Она всегда вела себя в полном соответствии со своим характером. Это тот тип женщин, который я называю гаремным. Любит праздно сидеть у окна и есть конфеты, любит красивую одежду и драгоценности, читает дешевые романы и ходит в кино. И — странно даже говорить такое, когда речь идет о восьмидесятилетнем старике, — дед ее возбуждал. В нем была какая-то сила, понимаешь? Рядом с ним любая женщина могла почувствовать себя… Королевой, фавориткой султана! Думаю, дедушка заставил Бренду ощутить себя пленительной романтической героиней. Он всю жизнь знал, как вести себя с женщинами — а ведь это искусство, которое с годами только совершенствуется.
Я отвлекся от размышлений о Бренде и вернулся к взволновавшей меня фразе Софии.
— Почему ты сказала, что боишься?
София легко задрожала и стиснула руки.
— Потому что боюсь, — тихо произнесла она. — И очень важно, чтобы ты понял это. Видишь ли, мы чрезвычайно странная семья… Все мы в чем-то жестоки… Причем каждый — по-своему. Вот что страшно.
Очевидно, не уловив на моем лице понимания, София с чувством продолжала:
— Попробую объяснить, что я имею в виду. Возьмем, к примеру, дедушку. Однажды, рассказывая о своей юности в Смирне, он вскользь упомянул, что зарезал двух человек. В рассказе фигурировал какой-то скандал, смертельное оскорбление… Подробностей дедушка сам не помнил — но для него это убийство казалось чем-то совершенно естественным. И ведь он действительно почти напрочь забыл обстоятельства случившегося. Но здесь, в Англии, просто дико слышать, как о таких вещах упоминают вскользь, к слову.
Я кивнул.
— Это один вид семейной жестокости, — продолжала София. — Потом еще моя бабушка. Я ее едва помню, но очень много слышала о ней. Думаю, и ей была свойственна жестокость, происходящая от полного отсутствия воображения. Это у нее наследственное. Все ее предки и родственники — это деревенские охотники да прямолинейные отставные генералы. Честные до мозга костей, высокомерные и смело берущие на себя ответственность в вопросах жизни и смерти.
— По-моему, твои рассуждения притянуты за уши.
— Возможно. Но люди такого типа всегда внушали мне страх. Они высоконравственны и принципиальны — и в этом их жестокость. Потом моя мать. Она актриса… И очень мила. Но у нее совершенно нет чувства меры. Она из тех бессознательных эгоистов, которые способны оценивать реальность лишь с точки зрения собственной выгоды. Иногда это становится жутковатым. Затем Клеменси, жена дяди Роджера. Она занимается какими-то важными научными изысканиями и тоже жестока — своей объективностью и бесстрастностью. Дядя Роджер, наоборот, добрейший, милейший человек — но он страшно вспыльчив, легко выходит из себя и тогда уже сам не сознает, что делает. А мой отец…
София надолго замолчала.
— Отец, — медленно повторила она, — человек сдержанный. Даже чересчур сдержанный. Никогда не знаешь, о чем он думает в настоящий момент: никогда не демонстрирует никаких чувств. Вероятно, это бессознательная защита против чрезмерно эмоциональной матери. Но иногда… Эта бесстрастность меня тревожит.
