Вилла «Белый конь» (др. перевод) - Кристи Агата (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Ну, около шести футов, не меньше. Хотя он мог казаться выше, чем на самом деле, из-за своей худобы. Покатые плечи, на шее — кадык. Длинные волосы. Большой крючковатый нос. Внешность очень приметная. Конечно, я не мог разглядеть цвет глаз. Понимаете, я его видел в профиль. Возраст — лет пятьдесят. Это видно было по походке, молодые люди движутся совсем иначе.
Лежен мысленно представил себе расстояние от аптеки до противоположного тротуара. У него возникли сильные сомнения. Рассказ аптекаря мог быть плодом живого воображения — такое случается часто, особенно когда допрашиваешь женщин. В этих случаях фигурируют невероятные подробности — навыкате глаза, густые брови, обезьяньи челюсти, свирепое выражение лица.
А мистер Осборн рассказал про человека с обычной внешностью. Подобное от свидетелей не часто услышишь. Лежен задумчиво посмотрел на собеседника.
— Как вы считаете, вы бы узнали этого человека?
— Конечно, — голос мистера Осборна звучал уверенно. — У меня прекрасная память на лица. Это просто мой конек. Если бы чья-нибудь жена пришла ко мне и купила мышьяка — отравить мужа, я бы мог под присягой заявить на суде, что узнаю ее.
— Но вам не приходилось пока выступать на суде в такой роли?
Мистер Осборн признался, что нет.
— И уж теперь вряд ли придется. Я продаю свое дело. Мне предложили за него хорошие деньги, продам и переселюсь в Борнемут. Нужно идти на отдых, пока ты еще в состоянии наслаждаться жизнью. Я так считаю. Разведу сад. Буду путешествовать…
Лежен поднялся.
— Ну что ж, желаю вам всех благ, — сказал он. — И если до отъезда вы вдруг встретите этого человека…
— Я тотчас же дам вам знать, мистер Лежен. Конечно, Можете рассчитывать на меня. У меня прекрасная память на лица.
Глава 4
Рассказывает Марк Истербрук
Я вышел со своей приятельницей Гермией Редклифф из театра «Олд Вик».
Мы были на «Макбете».
— Поедем поужинаем в «Фэнтази». Когда смотришь Шекспира — всегда проголодаешься.
По дороге мы рассуждали о «Макбете». Гермия Редклифф — красивая молодая женщина двадцати восьми лет. У нее безупречный классический профиль и густая шапка каштановых волос. Моя сестра называет ее «приятельница Марка», причем так и слышишь многозначительные кавычки. Это меня постоянно выводит из себя.
В «Фэнтази» нас встретили приветливо и провели к столику у стены. Когда мы усаживались, кто-то вдруг радостно нас окликнул. За соседним столом сидел Дэвид Ардингли, преподаватель истории в Оксфорде. Он представил нам свою спутницу, прехорошенькую девушку с модной прической — волосы торчали во все стороны, а над макушкой прядки поднимались под невероятным углом.
Как ни странно, прическа ей шла. У девицы были огромные голубые глаза, и рот она все время держала полуоткрытым. Как и все девушки Дэвида, она была непроходимо глупа. Дэвид, человек редкого интеллекта, почему-то находил в этом удовольствие.
— Это моя глубокая привязанность — Пэм! — воскликнул он. — Познакомься с Марком и Гермией. Они очень серьезные и интеллигентные. Держу пари, вы только что с Шекспира или с Ибсена.
— Смотрели «Макбета».
— Ага, ну, как выглядели ведьмы?
— Ужасные, — сказала Гермия. — Как всегда.
— А знаете, — сказал Дэвид, — какими бы у меня были ведьмы, если бы я ставил спектакль?
— Какими?
— Хитрые, тихие старушонки. Как ведьмы у нас в деревнях.
— Но сейчас нет никаких ведьм, — сказала Пэм.
— Ты так говоришь, потому что ты лондонская жительница. В каждой деревне в Англии есть своя ведьма.
— Ты шутишь, — надула губки Пэм.
— Ничуть. Правда, Марк?
— Все эти суеверия давно умерли, — сказала Гермия.
— В глуши они еще живут — как ты считаешь, Марк?
— Может быть, ты и прав, — ответил я. — Хотя сам я не знаю, никогда в деревне не жил.
— Не представляю себе, как можно в «Макбете» показать ведьм обычными старухами. Нужна атмосфера чего-то сверхъестественного, — заметила Гермия.
— Значит, — обратился я к Дэвиду, — у тебя ведьмы бормотали бы свои заклинания, вызывали духов, а сами оставались тремя обычными деревенскими старухами. Что ж, это могло бы действительно произвести сильное впечатление.
— Если можно убедить актеров так играть, — возразила Гермия.
— Шекспир бы сейчас немало удивлялся, глядя на современные постановки своих пьес.
— Филдинг сегодня очень интересно играл третьего убийцу, — вспомнила Гермия.
— Как было тогда удобно, — размечтался Дэвид, — нанимаешь убийцу, и он убирает кого нужно. Сейчас уж так не бывает!
— Почему не бывает?! — возмутилась Гермия. — А гангстеры?
— Да нет же, — сказал Дэвид. — Я не про гангстеров. Я про обычных людей — просто мешает кто-то: тетя Эмили такая богатая и не собирается умирать; или кому-то опостылел муж. Как удобно, звонишь в контору и говоришь: «Пришлите, пожалуйста, двух надежных убийц».
Мы все рассмеялись.
— А ведь и сейчас можно разделаться с человеком, когда надо, разве вы не знаете? — проговорила Пэм.
Мы обернулись к ней.
— Как это, детка? — спросил Дэвид.
— Ну, в общем можно. Только, кажется, это очень дорого.
Пэм смотрела на нас огромными наивными глазами, рот у нее был слегка открыт.
— Что это ты хочешь сказать? — заинтересовался Дэвид.
Пэм смутилась.
— Ах, наверно, я все перепутала. Я вспомнила про белого коня. И все такое.
— Белого коня? Какого еще белого коня?
Пэм залилась краской и опустила ресницы.
— Да это просто так. Кто-то что-то говорил — наверно, я перепутала, не поняла.
— Попробуй-ка этот чудесный салат, — посоветовал Дэвид.
В жизни иногда случаются престранные вещи — услышишь неожиданно что-нибудь, и вдруг через день снова тебе кто-то говорит то же самое. Со мной такое произошло на следующее же утро. Позвонил телефон. Я ответил.
— Это Марк Истербрук?
— Да. Миссис Оливер?
— Марк, я насчет этого благотворительного праздника. Я поеду и буду надписывать там книжки, если Роуда уж так хочет.
— Очень мило с вашей стороны.
— Обеда, надеюсь, не будет? — спросила миссис Оливер с опаской. — И пусть они меня не тащат в «Розовый Конь» пить пиво.
— Как «Розовый Конь»?
— Ну, «Белый Конь». Мне от пива становится худо.
— А что это такое «Белый Конь»?
— Какой-то бар — разве он не так называется? Или «Розовый Конь»? А может, я напутала. У меня такая путаница в голове.
— Как поживает какаду? — спросил я.
— Какаду? — недоуменно откликнулась миссис Оливер.
— А мяч для крикета?
— Ну, знаете ли, — с достоинством проговорила миссис Оливер. — Вы, наверно, с ума сошли, или у вас похмелье, или еще что. Розовые кони, какаду, крикет.
Она сердито повесила трубку. Я все еще раздумывал о «Белом Коне», о том, как я о нем услышал сегодня снова, когда опять раздался телефонный звонок.
На этот раз звонил мистер Сомс Уайт, известный стряпчий, который напомнил мне, что по завещанию моей крестной я могу выбрать три картины из ее коллекции.
— Ничего особенно ценного, конечно, нет, — сказал мистер Сомс Уайт своим меланхоличным, скорбным тоном. — Но, насколько мне известно, вам нравятся некоторые картины покойной.
— У нее были прелестные акварели, индийские пейзажи.
— Совершенно верно, — отвечал мистер Соме Уайт. — Подготавливается распродажа имущества, и не могли бы вы сейчас подъехать на Эллсмер-сквер…
— Сейчас приеду, — сказал я Работать в это утро все равно не удавалось.
С тремя акварелями под мышкой я выходил из дома на Эллсмер-сквер и столкнулся нос к носу с каким-то человеком, поднимавшимся по ступенькам к двери. Я извинился, он тоже извинился, и я уже окликнул было ехавшее мимо такси, как вдруг меня что-то остановило, я быстро обернулся и спросил:
— Привет, это вы, Корриган?
