Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник) - Честертон Гилберт Кийт (версия книг txt, fb2) 📗
– К слову, – вставил отец Браун, – оставим тело здесь на снегу? Или хотите перенести его к себе в комнату? Я полагаю, в коридоре дверь в вашу спальню?
– Нет-нет! – тут же воскликнул Эйлмер. – Нужно оставить его здесь, пока полиция не осмотрит тело. К тому же, с меня хватит потрясений на сегодня. Что бы еще ни случилось, я хочу выпить. А потом, если хотят, пусть вешают меня.
Ввалившись в комнату, Эйлмер едва не опрокинул аквариум, потом, поискав по разным буфетам и закоулкам, сумел-таки найти графин с бренди и плюхнулся на стул, стоящий между пальмой и сосудом с рыбами. Он вовсе не производил впечатления методичного человека, впрочем, в ту минуту ему можно было простить возбуждение. Выпив бокал одним жадным глотком, он принялся торопливо и сбивчиво рассказывать, словно был не в силах терпеть тишину.
– Вижу, вы все еще сомневаетесь, – сказал он, – хотя видели все собственными глазами. Поверьте, это было не просто противостояние Стрейка и дома Эйлмеров. К тому же, разве ваша профессия не обязывает вас верить моим словам? Вы ведь должны защищать все то, что эти глупые людишки зовут суевериями. Но, послушайте, неужто вы и впрямь не верите в россказни старых кумушек об амулетах, заговорах и тому подобном? Включая серебряные пули? Что вы на это скажете как католик?
– Я скажу, что я агностик, – улыбнувшись, ответил отец Браун.
– Ерунда! – нетерпеливо воскликнул Эйлмер. – Это ведь ваша профессия – верить всему.
– Нет, кое во что я, разумеется, верю, – примирительным тоном произнес отец Браун, – и поэтому не верю в другое.
Эйлмер подался вперед и впился в него взглядом, наполненным странным внутренним напряжением, как у гипнотизера.
– Вы все-таки верите, – произнес он. – Вы верите всему. Мы все верим всему, даже когда отрицаем все. Отрицающие верят. Неверующие верят. Разве вы не чувствуете сердцем, что в этих противоречиях на самом деле ничто ничему не противоречит? Что мироздание настолько велико, чтобы в нем нашлось место всему? Душа вращается по кругу, как в колесе из звезд, и все повторяется снова и снова. Возможно, мы сталкивались со Стрейком в разных ликах: как зверь со зверем, как птица с птицей, и, может быть, противостояние наше будет продолжаться вечно. Но, раз мы ищем друг друга и нуждаемся друг в друге, даже эта вечная ненависть является не более чем вечной любовью. Добро и зло вращаются единым колесом, не разными. Разве душа ваша этого не чувствует? Разве вы не верите вопреки своей вере, что существует лишь одна реальность, и что мы – ее тени и что все вещи – всего лишь разные грани одной идеи: идеи о том, что все мыслящие существа – это единое целое, один Человек, и Человек этот и есть Бог?
– Нет, – произнес отец Браун.
На улице начали сгущаться сумерки, наступила та часть вечера, когда покрытая снегом земля начинает казаться ярче неба. В портике у парадного входа, который можно было разглядеть через прикрытое шторой окно, отец Браун рассмотрел смутный силуэт стоящего там крепкого мужчины. Священник бросил взгляд на застекленную дверь, через которую сам недавно проник в дом, и увидел за ней еще две темных фигуры, таких же неподвижных. Внутренняя дверь с витражом была немного приоткрыта, и в конце короткого коридора за ней он увидел две длинные тени, растянутые и размытые низким вечерним солнцем, но все еще похожие на карикатурное изображение человеческих фигур. Доктор Бойн уже выполнил полученное по телефону указание. Дом окружен.
– Какой смысл говорить «нет»? – продолжал настаивать хозяин, не сводя с гостя гипнотического взгляда. – Вы видели часть этой вечной драмы собственными глазами. Вы видели письмо, в котором Джон Стрейк угрожал уничтожить Арнольда Эйлмера при помощи черной магии. Вы видели, как Арнольд Эйлмер уничтожил Джона Стрейка магией белой. Вы видите, что Арнольд Эйлмер жив, и слышите, как он разговаривает с вами, но продолжаете не верить.
– Нет, я не верю, – произнес отец Браун и встал с видом человека, который собирается уходить.
– Но почему?
Священник лишь слегка повысил голос, но тот наполнил всю комнату, как удар в колокол.
– Потому что вы не Арнольд Эйлмер, – произнес он. – Я знаю, кто вы. Ваше имя Джон Стрейк, и вы убили последнего из братьев. Это его тело сейчас лежит у дома на снегу.
Вокруг радужной оболочки глаз бородача появилось белое кольцо, казалось, он выпучил глаза, из последних сил пытаясь загипнотизировать и подчинить своей воле собеседника. А потом неожиданно рванулся в сторону, но в тот же миг дверь за его спиной распахнулась, в комнату вошел рослый полицейский в штатском и молча положил тяжелую руку ему на плечо. Его вторая рука, с зажатым в ней револьвером, была опущена. Арестованный быстро, точно обезумев, завертел головой, но в каждом углу тихой комнаты уже стоял переодетый полицейский.
В тот вечер отец Браун и доктор Бойн еще раз разговаривали о трагедии семейства Эйлмеров, но этот разговор был дольше первого. К тому времени в главном уже не осталось сомнений, поскольку Джон Стрейк признал свою личность и даже сознался в преступлениях, хотя, правильнее было бы сказать, похвалялся своими победами. По сравнению с тем фактом, что он завершил дело своей жизни, погубив последнего из Эйлмеров, все остальное, включая само существование, уже перестало быть для него важным.
– Можно сказать, что этот человек одержим, – сказал отец Браун. – Он одержим одной идеей, и ничто другое ему неинтересно, даже другие убийства. И хорошо, что так, поскольку я только этим и успокаивал себя, пока разговаривал с ним. Наверняка и вам не раз приходило в голову, что вместо того, чтобы рассказывать мне все эти безумные, но довольно изобретательные глупости про крылатых вампиров и серебряные пули, он мог всадить в меня самую обычную свинцовую полю и скрыться. Вы не поверите, как часто эта мысль приходила мне в голову.
– Действительно непонятно, почему он не сделал этого, – заметил Бойн. – Лично я этого не понимаю. Хотя, если честно, я вообще ничего не понимаю. Как, черт возьми, вы догадались обо всем? И что, черт подери, все это значит?
– Просто вы снабдили меня очень важными и подробными сведениями, – скромно пояснил отец Браун. – Одна подробность оказалась особенно важной. Я имею в виду то, что Стрейк являлся весьма искусным и изобретательным лжецом и умел лгать в лицо, не моргнув глазом. Сегодня днем этот навык понадобился ему, но он перестарался. Возможно, его единственной ошибкой было то, что он в своей лжи коснулся мира сверхъестественного. Он полагал, что если я – священник, то должен верить чему угодно. Многие люди имеют подобное заблуждение.
– Все равно ничего не понимаю, – сказал доктор. – Боюсь, вам нужно начать с самого начала.
– Началом был халат, – просто сказал отец Браун. – Это одна из лучших маскировок, с которыми мне когда-либо приходилось сталкиваться. Когда видишь дома человека в халате, автоматически начинаешь думать, что он хозяин этого дома. Когда Стрейк снял со стены пистолет, он нажал на спусковой крючок, держа оружие на расстоянии вытянутой руки от себя, как человек, который хочет удостовериться, что незнакомый ему пистолет не заряжен. Разумеется, хозяин должен был бы знать, какое оружие висит на стене в его коридоре, заряженное или нет. Потом мне не понравилось, как он искал бренди и что он чуть не врезался в аквариум с рыбами. Если у человека в доме постоянно стоит на одном месте такой хрупкий сосуд, у него входит в привычку обходить его стороной. Хотя все это могло оказаться не более чем моими домыслами. Главное в следующем: он вышел из короткого перехода между двумя дверьми, в этом переходе есть только одна дверь, ведущая в другую комнату, поэтому я сделал вывод, что он только что вышел из спальни. Взявшись за ручку на этой двери, я почувствовал, что дверь заперта. Мне это показалось странным, поэтому я посмотрел через замочную скважину. В комнате было совершенно пусто. Не вызывало сомнений, что эта комната нежилая, в ней не было ни кровати, ни другой мебели, вообще ничего. Когда я это увидел, у меня словно открылись глаза. Я понял все.
