Кровавое дело - де Монтепен Ксавье (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Наверное, жулик какой-нибудь. Стибрил у пассажира чемодан, а за ним погнались агенты, ну он и спустил чемоданчик сюда, чтобы не быть пойманным с поличным!.
Тень, промелькнувшая сейчас, была, как видно, этим самым вором. Ай да вор! Молодец! Хороший, честный человек! Ловко ты поработал за меня! Благодарю от всей души и обещаю навеки сохранить о тебе память в своем сердце!
С этими.словами Риголо опустил футлярчик в карман, уложил все снова в чемодан, запер его на ключ и теперь уже окончательно отправился в гостиницу «Красная кошка», где он и пировал со своими товарищами до самой глубокой ночи.
Анджело Пароли проспал в своей хорошенькой новой квартирке целую ночь самым безмятежным и спокойным сном, как человек, у которого совесть совершенно чиста и спокойна.
В половине девятого утра кто-то сперва постучал, а затем позвонил у его двери.
Он встал, наскоро оделся и, подойдя к двери, спросил: — Кто там?
То была madame Литро, консьержка, явившаяся узнать, не угодно ли затопить камины, так как пламенно желала угодить новому жильцу, который обещал протежировать ее дочери.
Итальянец изъявил согласие и поспешил снова улечься в постель.
Мать mademoiselle Жанны Дортиль быстро затопила все камины, вежливо осведомилась о том, как провел ночь monsieur Пароли, и ретировалась.
Анджело заранее распланировал весь предстоящий день.
Он оделся, по обыкновению, до крайности тщательно, облекся в свою дорогую меховую шубу, положил в карман толстую пачку банковских билетов и ушел, взяв ключ от двери, выходившей на улицу Курсель, и оставив консьержке второй ключ от черного хода, для того чтобы она могла привести в порядок его квартиру.
Только что пробило половину десятого.
Пароли взял карету на ближайшей бирже и велел везти себя на улицу de la Sante: там находилась глазная лечебница известного окулиста Грийского, пользовавшаяся громкой известностью.
Занимаясь своей громадной и богатой практикой, старик Грийский не забывал и бедных.
Кроме комфортабельных комнат, убранных с неслыханной роскошью и предназначенных для клиентов-богачей, в лечебнице находилась и обширная зала, где старый поляк ежедневно принимал бесплатно бедных больных. На этих-то консультациях и присутствовали его многочисленные ученики.
Репутация старого Грийского была вполне заслуженной. Он был обязан ею громадным научным познаниям и необыкновенной хирургической ловкости в труднейших операциях. У него была блестящая, громадная практика, что, конечно, возбуждало страшную зависть в его коллегах.
Грийский отличался необыкновенной резкостью, нередко доходившей до грубости, но ради его великих заслуг ему прощалось все.
Однако, несмотря на его неоспоримые достоинства, блестящую эрудицию и громкую репутацию, лечебница начинала приходить в упадок. Окулисту было уже семьдесят лет. Вследствие долгих, непрестанных трудов глаз его стал менее точен, да и рука была уже далеко не так тверда.
Кроме того, он положительно не хотел следовать веяниям времени, не хотел признавать никаких нововведений, упорно придерживаясь традиции. Он не называл вредными и опасными новые открытия, но и никогда не применял их. Одним словом, он не следил за прогрессом и отлично понимал это сам.
Старик чувствовал, что ему необходимо поставить во главе своего заведения молодого и свежего человека, который был бы способен оживить дело и вдохнуть в него новую жизнь. Но ему трудно было передать свое детище человеку, который бы не был способен внушить ему неограниченное доверие своими блестящими научными познаниями и опытностью.
Кроме того, Грийский был страшно скуп и непременно хотел продать лечебницу только за наличные. Это было его условие sine qua non.
Анджело Пароли уже пытался вести дела со старым окулистом. Последний признавал за Анджело громадные знания, но ему была известна и его бедность. Значит, по его мнению, с итальянцем не было возможности сделать дело, разве только молодой человек достанет богатого поручителя или же получит неожиданное наследство.
Дом, занимаемый лечебницей Грийского, принадлежал раньше какой-то религиозной общине и отличался громадными размерами. Середину его занимал обширный двор.
Главный корпус, выходивший на улицу de la Sante, заключал в себе квартиру самого Грийского и залы, предназначенные для консультаций. В левом и правом флигелях помещались комнаты богатых пансионеров. В надворных строениях находились помещения для служащих, лазарет, называемый общей залой, и различные службы, как то: аптека, бани, бельевая, прачечная, кухня и другие.
За домом расстилался роскошный сад, усаженный вековыми деревьями. В нем вечно царили безмолвие и тень.
Все это составляло собственность старика Грийского.
Лет сорок назад, когда участки земли в Париже, и в особенности в этом квартале, продавались за бесценок, Грийский приобрел дом, занимавший громадное пространство, за крайне ничтожную цену. За шестьдесят тысяч франков он стал собственником участка более чем в шесть тысяч квадратов метров.
На старости лет вдовый и бездетный Грийский внезапно почувствовал страстную, жгучую тоску по родине. Он мечтал уехать и окончить свои дни в Варшаве, где у него давно уже лежали солидные суммы в различных банках.
Его desideratum было умереть на родине, но, разумеется, как можно позже.
Чтобы достичь желаемой цели, старику надо было только найти преемника, знания которого могли бы внушить ему достаточно доверия и который был бы в то же время в состоянии вручить ему известную сумму звонкой монетой или же приятно шелестящими банковскими билетами. Хотелось бы также, чтобы сохранилось за лечебницей его имя до конца его старческой жизни.
В особенности пламенно желал старый поляк соблюдения последнего условия.
«Как, — говорил он сам с собой, — я основал лечебницу, создал ее. Я сделал ее, благодаря своим неусыпным трудам, первым заведением во всей Франции, и вдруг какой-то чужой, пришелец, будет иметь за известную сумму право стереть это важное для меня прошлое, предать забвению мое имя, которое я сделал заметным благодаря целой жизни трудов, борьбы, лишений и страданий! Никогда! Никогда!»
Вот к этому-то оригиналу, к этому маньяку и отправился Анджело Пароли.
Придя на улицу de la Sante, он позвонил.
Дверь отворилась моментально.
— Можно видеть господина Грийского? — спросил Анджело.
— Доктор делает обход.
— А давно?
— Более часа.
— Ну, значит, теперь уже недолго осталось. Я подожду.
— Вы знаете, сударь, где находится кабинет директора?
— Знаю.
— Так потрудитесь войти, а там уже вы обратитесь к камердинеру доктора.
Итальянец отправился в кабинет, где ему приходилось бывать уже не раз. Довольно большая комната, служившая приемной, предшествовала этому кабинету.
Когда Пароли вошел, навстречу ему поднялся лакей в ливрее.
— Я подожду здесь, пока доктор закончит обход, — сказал Анджело и опустился в мягкое кожаное кресло, стоявшее около большого круглого стола, сплошь покрытого иллюстрированными журналами и газетами.
Он взял первую попавшуюся газету, и вдруг ему бросились в глаза следующие строки, напечатанные крупным, жирным шрифтом:
« Таинственное убийство в поезде!»
— Ага! — пробормотал он вполне спокойно. — Посмотрим, что это за история.
Ни один мускул его красивого лица не дрогнул.
« Вчера утром, когда в Париж прибыл курьерский поезд из Марселя, в одном из вагонов первого класса был найден труп убитого мужчины.
Личность жертвы опознана.
По-видимому, он был не единственной жертвой злоумышленников.
В том же вагоне ехала молоденькая девушка, которую нашли в бессознательном состоянии на полотне железной дороги, между Сен-Жюльен-дю-Со и Вильнев-на-Ионне.
