Увертюра к смерти - Марш Найо (книги полностью .txt) 📗
— Мы так же обеспокоены, как и ты, — запротестовал Джоуслин, призывно глядя на своего сына. — Не так ли, мой мальчик?
— Конечно, так, — весело ответил Генри.
— И мы даже попросили Коупленда прийти к нам и обсудить вместе все, что произошло.
Мисс Прентайс сжала руки и коротко вскрикнула. На её щеках вспыхнул румянец, а глаза загорелись.
— Он придёт? Как мудро с твоей стороны, Джоуслин! Он такой замечательный. Он всем нам поможет. Все встанет на свои места. Все прекрасно встанет на свои места.
Она истерически засмеялась и захлопала в ладоши.
— Когда он придёт?
Джоуслин с явным страхом посмотрел на неё.
— Элеонора, сегодня ты не совсем здорова, — сказал он.
— И наша дорогая Дина тоже придёт? — резким голосом спросила она.
— Ого! — сказал Генри. — Я вижу некоторые изменения.
И он пристально уставился на кузину.
— Генри, — очень быстро заговорила мисс Прентайс. — Не забыть ли нам о наших небольших разногласиях? Я очень близко к сердцу принимаю твоё счастье, дорогой. Если бы ты был со мной более искренним…
— С какой стати? — спросил Генри.
— ., я думаю, ты встретил бы моё полное понимание. Что прошло, то быльём поросло, правда? Видишь ли, дорогой, у тебя нет матери, чтобы…
— Прошу прощения, сэр, — сказал Генри. — Меня немного тошнит.
И он вышел из комнаты.
— Я думала, — вздохнула мисс Прентайс, — что уже была достаточно глубоко обижена. Так глубоко, глубоко обижена. Прошу прошения, я несколько возбуждена, Джоуслин, дорогой, но видишь ли, когда кто-то ждёт тебя в ратуше, чтобы застрелить… Джоуслин, что, к нам кто-то идёт?
— Черт возьми, Элеонора, что случилось?
— Эта женщина! Это её машина! Я видела в окно! Джоуслин, я не буду встречаться с ней. Она обидит меня. Она порочная, порочная, порочная. Женщина из Вавилона. Они все одинаковые. Все плохие, жуткие создания.
— Элеонора, успокойся.
— Ты — мужчина. Ты не понимаешь. Я не буду встречаться с ней. Вошёл Тэйлор.
— Миссис Росс хочет поговорить с вами, сэр.
— Проклятье! — произнёс эсквайр. — Хорошо. Проведите её в кабинет.
Эсквайр волновался за Элеонору. Она была действительно очень странная. Гораздо более странная, чем позволяли данные обстоятельства. Невозможно было предугадать, что она скажет в следующий момент. Если бы он не был настороже, она загнала бы его в тупик каким-либо из своих неожиданных заявлений. У неё было такое чертовски хитрое выражение глаз. Когда она думала, что он не замечает её, она сидела в углу и наблюдала за ним с выражением, которое можно было охарактеризовать только как хитрый, злобный взгляд искоса. А что, если она сходит с ума? Что ж, дело в том, что умалишённые не могут давать показаний. Может, лучше будет попросить психиатра приехать на уик-энд? Он молил Бога, что ей не придёт в голову яростно ворваться в кабинет и наброситься на бедняжку миссис Росс. Эти мысли проносились у него в голове, пока он пересекал холл, проходил через библиотеку и входил в кабинет. В любом случае, разговор с привлекательной женщиной должен стать для него небольшим утешением.
Она и вправду выглядела очень привлекательно. Немного бледновата, но это было вполне объяснимо. Она одевалась очень элегантно, как француженка. Ему всегда нравился чёрный цвет. Чертовски хорошая фигура и ноги. Он взял маленькую ручку в изящной перчатке и крепко сжал её.
— Что ж, — сказал он, — это очень мило с вашей стороны.
— Мне просто понадобилось поговорить с вами. Вы подумаете, что я страшная зануда, раз решила прийти в такое время.
— Вы знали, что это не так, ещё до того, как сказать это.
Маленькая ручка стала высвобождаться из его руки.
— Я обидел вас? — спросил эсквайр. — Я — грубое животное.
— Нет. Что вы, нет. Просто вы довольно сильный, правда? Это только моё кольцо.
— Я настаиваю на исследовании.
Он отвернул перчатку, а затем снял её.
— Вы только посмотрите! Красная отметка на внутренней стороне пальчика. Что можно с этим сделать? Приглушённый смех. Он поцеловал её пальцы. “Ха-ха, мой мальчик!” — подумал эсквайр и провёл её к стулу.
— Мне приятно вас видеть, — сказал он. — Вы догадываетесь об этом, мадам?
— Правда?
— Вам не кажется, что вы довольно привлекательная штучка?
— Что я должна сказать на это?
— Вы знаете это чертовски хорошо, поэтому вам не нужно ничего говорить. Ха, ха, ха!
— Что ж, я раньше уже слышала что-то подобное.
— Как часто? — промурлыкал эсквайр.
— Неважно.
— Почему вы так привлекательны?
— Просто такая уродилась.
— Маленький дьявол, — сказал он и опять поцеловал её руку.
Он чувствовал себя окрылённым. Все шло прекрасно.
— О, дорогой мой, — прошептала миссис Росс. — Вы скоро побледнеете от гнева.
— От гнева? — переспросил он нежно.
— Да. Честно. Я не хочу говорить этого вам, но должна!
— Не смотрите на меня так, или мне придётся вас поцеловать.
— Нет, прошу вас. Вы должны выслушать. Пожалуйста.
— Если я выслушаю, то надеюсь быть вознаграждённым.
— Мы поговорим об этом, — сказала она.
— Обещаете?
— Обещаю.
— Я слушаю, — быстро произнёс эсквайр.
— Это касается той ужасной истории. Я хочу прежде всего вам сказать очень, очень искренне, что вам нечего бояться меня.
— Нечего?..
Он все ещё держал её руку, но его пальцы немного разжались.
— Нет, — сказала она. — Нечего. Если вы только поверите мне…
Её голос продолжал звучать. Джоуслин выслушал её, но в конце рассказа не напомнил ей о её обещании.
Когда Аллен расстался с помощником комиссара и вернулся в свой кабинет, он нашёл там Бейли.
— Ну, Бейли?
— Итак, сэр, Томпсон проявил плёнку господина Басгейта. Он сделал пару снимков леди.
Он положил на стол ещё влажные отпечатки с негативов. На одном была миссис Росс в профиль на ступеньках гостиницы, а на другом она была анфас, когда шла по тропинке. Должно быть, Найджел снимал без выдержки через открытое окно. Очевидно, она ничего не заметила. Голова была немного повёрнута вбок, нижняя губа слегка выдавалась вперёд, а уголки губ были опущены. Это были не очень лестные фотографии.
— Ну что? — спросил Аллен.
Со своим обычным видом упрямого неодобрения Бейли положил рядом с отпечатками карточку, на которой была помещена двойная фотография. Острый профиль, тонкие губы, заострённый подбородок. А на снимке анфас были видны светлые волосы, откинутые назад с довольно высокого лба, как два блестящих крыла.
Аллен тихо прочитал:
— “Сара Розен. Возраст тридцать три года. Вес пять фунтов, пять и одна четвёртая унции. Глаза светло-голубые. Волосы — светлая блондинка. Очень хорошо одета, речь образованного человека, обычно представляется вдовой. Задержана вместе с Клодом Смитом по обвинению в шантаже, 1931. Впоследствии отпущена за недостатком улик”. Клод получил десять лет, так?
— Да, сэр. Они останавливались в отеле “Риц” как брат и сестра.
— Я помню. Как насчёт отпечатков?
— Они довольно чёткие.
— Шантаж, — задумчиво сказал Аллен.
— Я просмотрел дело. Она была замешана, но следствие не нашло ни одной улики против неё. Кажется, она смогла свалить вину на партнёра.
— Да, она вполне могла бы сделать это. Спасибо, Бейли. Если бы я узнал об этом немного раньше… Ну ладно, неважно, все прекрасно подходит.
— Что-нибудь ещё, господин Аллен?
— Я на полчаса иду к себе домой. Если Фокс позвонит до моего возвращения, скажите ему, где я. Машина должна выехать сейчас. Я прослежу. Полагаю, что нам лучше взять охранницу. Все нормально, Бейли. Спасибо.
Генри спрашивал себя, какого черта эта миссис Росс хотела рассказать его отцу. Он наблюдал, с крайним отвращением, их все возраставшую симпатию друг к другу. “Это намного больнее, чем укус змеи, — подумал Генри, — видеть, как твой родной отец ходит вокруг женщины этаким гоголем”. Когда Джоуслин разговаривал с миссис Росс, его привычка неожиданно громко смеяться, его манера отклоняться назад, совершать серию загадочных маленьких поклонов, странные жесты, блеск глаз и глупые разговоры — все это невыносимо оскорбляло и смущало Генри. А если Джоуслин женится на ней? У Генри не было особых возражений против миссис Росс, но мысль о ней как о мачехе вселяла ужас в его сердце. Его любовь к отцу не ослабевала из-за нелепых поступков Джоуслина. Он искренне любил его, и теперь мысль о том, что его отец выставляет себя в дурацком виде перед этой женщиной, была для него слишком мучительна. Мисс Прентайс, без сомнения, ушла в свою комнату, Дины не было дома. Делать было нечего.
