Одним пальцем - Кристи Агата (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Миссис Симмингтон бросила на нее обиженный взгляд и ответила, что мисс Джоан не следует понимать все так дословно.
Ответ Джоан позабавил меня, и мне пришло в голову, что миссис Симмингтон не очень мне симпатична. Мне показалось, что у этой анемичной красотки средних лет характер эгоистичный и алчный.
Джоан тем временем ехидно спросила, не собирается ли миссис Симмингтон устроить для Миген как-нибудь вечеринку с танцами.
– Вечеринку? – Этот вопрос явно и удивил и позабавил миссис Симмингтон. – О нет, у нас здесь таких вещей не делают.
– Ах, так. Стало быть, партия в теннис и тому подобное.
– Наш теннисный корт уже много лет пустует. Ни Ричард, ни я не играем в теннис. Может быть, позже, когда подрастут мальчики. А Миген – знаете, она уж найдет себе развлечение. Она вполне счастлива, когда может вволю болтаться по окрестностям. Постойте, я уже сделала ход?
Когда мы уже ехали домой, Джоан вдруг резко прибавила газу, так что машина рванулась вперед, и сказала:
– Страшно жаль мне эту девчонку.
– Миген?
– Да. Мать не любит ее.
– Успокойся, Джоан, это ты уж слишком.
– Ничуть не слишком. Множество матерей не любит своих детей. Миген, я легко могу это себе представить, – существо, с которым немало хлопот. Она нарушает образцовую картину семьи Симмингтонов. Без нее там полный комплект, она лишняя – это для чувствительного человека наихудшее ощущение. А Миген – именно такой человек.
– Да, – сказал я, – думаю, что да. Несколько мгновений я молчал. Внезапно Джоан ехидно засмеялась:
– А с гувернанткой тебе, действительно, не повезло.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил я с достоинством.
– Чепуха. На твоем лице каждый раз, когда ты смотрел на нее, отражалось мужественно подавляемое огорчение. Впрочем, я согласна с тобой – это была бы потеря времени. Вот только не знаю, за кем бы ты тут мог поухаживать. Разве что успокоишься на Эме Гриффит.
– Сохрани бог, – вздрогнул я. – А кстати, – добавил я, – откуда вдруг такая забота о моих чувствах? Что это ты, дорогая моя? Насколько я знаю, тебе требуется немного рассеяться. А поблизости ни одного непризнанного гения! Придется удовлетвориться Оуэном Гриффитом. В Лимстоке это единственный еще не занятый представитель мужского пола.
Джоан замотала головой.
– Доктор Гриффит меня терпеть не может.
– Да ведь он тебя почти не знает.
– Знает, наверное, раз только увидит издали – сразу переходит на другую сторону Хай-стрит.
– Довольно необычная реакция, – сказал я с сочувствием. – К этому ты не привыкла.
Джоан молча въехала в ворота «Розмарина» и, лишь свернув к гаражу, ответила:
– В том, что ты сказал, что-то есть. Чего это ради какой-то мужчина должен нарочно переходить на другую сторону улицы, лишь бы не встретиться со мной? Это неслыханно и взывает об отмщении!
– Ага, – сообразил я, – хочешь хладнокровно изловить беднягу в свои сети.
– Знаешь, не люблю, когда кто-то избегает меня.
Я осторожно, балансируя на костылях, вылез из машины и тогда только поучительно произнес:
– Разреши, дорогая, кое – что напомнить тебе. Оуэн Гриффит не очень-то похож на твоих кротких и плаксивых гениев. Если не хочешь основательно получить по пальцам, не суй руку в это осиное гнездо. Этот парень может оказаться опасным.
– Ты думаешь? – спросила Джоан, явно обрадованная перспективой опасности.
– Оставь этого молодого человека в покое, – сказал я серьезно.
– А как он смеет переходить на другую сторону, заметив меня?
– Все вы, женщины, одинаковы. Все мелешь свое. А если я не ошибаюсь, его сестра Эме тоже не рассыпалась перед тобой в любезностях.
– Той я понравилась, как собаке палка, – сказала Джоан. Говорила она задумчиво, но с явным удовлетворением.
– Мы сюда приехали, – проговорил я уже без шуток, – чтобы пожить в мире и покое. Надеюсь, что они
– у нас здесь будут.
Однако мир и покой нас здесь и не ожидали.
Примерно через неделю, возвращаясь домой, я встретил на ступеньках веранды Миген. Она сидела, опершись подбородком о колени.
Поздоровалась она, как обычно, без всяких церемоний.
– Хелло, как вы думаете, можно мне будет остаться у вас на обед?
– Само собою, – кивнул я.
– Если у вас котлеты или что-нибудь в этом духе, и на меня не будет хватать – спокойно скажите! – крикнула она мне вслед, когда я пошел сообщить мисс Партридж, что за обедом нас будет трое.
Нашу Партридж все это явно взбесило. Не произнеся ни единого слова, она сумела дать понять, что с ее точки зрения мисс Миген могла бы хоть и сквозь землю провалиться.
Я вернулся на веранду.
– В порядке? – испуганно спросила Миген.
– Вполне, – ответил я. – У нас сегодня ирландский гуляш.
– Ага, это тот, который немного напоминает собачий корм, правда? В основном картошка и коренья.
– Именно так, – согласился я.
Мы молчали, я курил трубку. Это было дружелюбное молчание.
Через несколько минут Миген внезапно нарушила его:
– Я думаю, вы тоже, как и все остальные, считаете меня ужасной.
Меня это до того ошеломило, что я выпустил трубку изо рта. Трубка была пенковая, уже отлично обкуренная, а теперь она переломилась пополам. Я разъяренно вскрикнул:
– Видите, что вы наделали!
Реакцию этой девочки просто невозможно предвидеть. Вместо того, чтобы обидеться, она расплылась в широкой улыбке.
– А я вас прямо – таки люблю.
У меня стало тепло на сердце. Нечто подобное, думается, человеку (и, скорее всего, совершенно зря) могла бы, если бы умела говорить, сказать его собачка. Мне пришло в голову, что у Миген есть что-то общее с лошадью или собачкой. Определенно, она – не просто человеческое существо.
– Что вы сказали перед этой катастрофой? – спросил я, заботливо собирая остатки своей любимой трубки.
– Говорила, что вы наверняка считаете меня ужасной, – ответила Миген, но уже не тем тоном, что прежде.
– А почему это я должен так считать?
– Потому что так оно и есть, – хмуро сказала Миген. Я резко прервал ее:
– Не будьте дурочкой!
Миген покачала головой:
– Вот именно. Я не дурочка, а люди только и считают меня такой. Понятия не имеют, что я про себя знаю, какие они на самом деле, и все время ненавижу их.
– Ненавидите?
– Да, – сказала Миген.
Ее глаза, меланхолические, недетские, не моргая, глядели на меня. Это был долгий, невеселый взгляд.
– Вы бы тоже ненавидели людей, если бы были на моем месте, – проговорила она через минуту. – Если бы были никому не нужны.
– Вам не кажется, что у вас действительно немного ум за разум зашел?
– Да, – вздохнула Миген. – Люди всегда так отвечают, когда им говоришь правду. А это правда. Я никому не нужна и хорошо знаю – почему. Мама меня ничуть не любит. Может быть, я напоминаю ей отца, который ужасно обращался с нею и, насколько я слышала, был порядочным негодяем. Только матери не могут говорить, что не хотят своих детей, и не могут уйти от них. Или съесть их. Кошки сжирают котят, если не хотят их. По-моему, это очень мудро: никакой потери времени, никаких церемоний. А у людей матери должны сохранять своих детей и заботиться о них. Было не так уж плохо, пока меня могли отсылать из Лимстока в школу – вы же видите, что мама не хочет ничего другого, как жить с отчимом и мальчиками – и только с ними.
– Мне все еще кажется, что это у вас чистое сумасбродство, – ответил я медленно. – Но, предполагая, что в сказанном вами есть хоть крупица правды, почему вы не уйдете от них и не начнете жить самостоятельно?
Она странно, не по-детски улыбнулась мне:
– Думаете, что я могла бы пойти работать? Сама зарабатывать себе на жизнь?
– Да.
– Каким образом?
– Можно было бы чему-то научиться. Стенографии, машинописи или бухгалтерии.
– Не думаю, что справилась бы. К таким вещам у меня никаких способностей. А кроме того…
– Что же еще?
Перед этим она отвернулась, а теперь снова медленно повернула голову ко мне. В покрасневших глазах стояли слезы. И голос у нее сейчас был совсем как у ребенка:
