Икс или игрек? - Кристи Агата (читать книги полные txt) 📗
Больше ничего услышать не удалось. Подозрительная фраза? Да. Но поддается и вполне невинному толкованию. Таппенс тихонько повернула и прошла мимо них еще раз. И снова до нее долетели слова:
– Эти самодовольные, подлые англичане...
Миссис Бленкенсоп чуть-чуть, самую малость вздернула брови. Карл фон Дейним – беженец, нашедший убежище и кров у англичан. Неразумно и неблагородно с его стороны слушать подобные речи и соглашаться.
Таппенс в третий раз повернула назад. Но молодые люди вдруг расстались, девушка перешла через улицу и углубилась внутрь квартала, а Карл фон Дейним зашагал навстречу Таппенс. Он, наверно, прошел бы мимо, не узнав ее, но она остановилась, показывая своим видом, что ожидает от него приветствия. Тогда он поспешно сдвинул каблуки и поклонился.
– Ах, доброе утро, мистер фон Дейним, я не ошиблась? – защебетала Таппенс. – Чудесная погода, правда?
– О да. Прекрасная.
Таппенс этим не ограничилась.
– Я не утерпела и вышла, – продолжала она лепетать. – Вообще я редко выхожу до завтрака, но в такое утро и когда неважно проведешь ночь, ведь на новом месте, бывает, плохо спится, я всегда говорю, нужно день-два, чтобы привыкнуть.
– Да, несомненно.
– И представьте, эта небольшая прогулка вернула мне аппетит. Я иду завтракать!
– Вы возвращаетесь в «Сан-Суси»? Если позволите, я пойду вместе с вами. – И он с серьезным видом зашагал подле Таппенс.
Она спросила:
– А вы тоже решили нагулять аппетит перед завтраком?
Он хмуро покачал головой.
– Нет, мой завтрак, я его уже съел. Сейчас я иду на работу.
– На работу?
– Я химик-исследователь.
«Ах, вот, оказывается, кто ты!» – подумала Таппенс, искоса бросив на него быстрый взгляд.
А Карл фон Дейним продолжал слегка надменным тоном:
– Я приехал в эту страну, спасаясь от нацистских преследований. У меня было мало денег и ни одного друга. Я стараюсь делать, что умею, чтобы приносить пользу.
Он не повернул к ней голову, а смотрел прямо перед собой, но чувствовалось, что он сильно взволнован. Таппенс неопределенно пробормотала:
– Конечно, конечно. Очень похвальное желание.
– Два моих брата находятся в концентрационных лагерях. Отец в лагере умер. Мать скончалась от горя и страха, – продолжал Карл фон Дейним.
«Каким ровным голосом он все это произносит, – подумала Таппенс, – словно выучил наизусть». Она еще раз украдкой покосилась на него – он смотрел прямо перед собой, и лицо его было бесстрастно.
Несколько шагов они прошли молча. Навстречу попались двое мужчин, один из них задержал взгляд на Карле, и Таппенс услышала, как он сказал своему спутнику:
– Видал? Ручаюсь, что этот парень – немец.
Лицо Карла фон Дейнима залила краска. Он вдруг потерял самообладание, сдерживаемые чувства вырвались наружу:
– Вы... Вы слышали? Вот они что говорят... Я...
– Милый мальчик, – Таппенс, сама не заметив, заговорила своим настоящим голосом, убежденно и сочувственно. – Не будьте глупцом. А чего бы вы хотели?
– То есть как? – обернулся он к ней с недоуменным видом.
– Вы беженец. Так принимайте все, что связано с этим положением. Вы остались живы, и это главное. Живы и на свободе. Что же до прочего, то поймите, это неизбежно. Наша страна воюет с Германией. А вы немец. – Таппенс неожиданно улыбнулась. – Нельзя же ожидать от каждого встречного и поперечного, вроде того, что сейчас прошел, чтобы он отличал, примитивно говоря, плохих немцев от хороших.
Их взгляды встретились. Ярко-голубые глаза Карла смотрели страдальчески. Но вот он тоже улыбнулся и сказал:
– Про индейцев когда-то, кажется, говорили, что хороший индеец – это мертвый индеец. – Он засмеялся. – А мне, чтобы быть хорошим немцем, надо не опоздать на работу. Извините. Позвольте откланяться.
И опять этот чопорный поклон. Таппенс смотрела вслед его удаляющейся фигуре. А потом сказала себе:
– Миссис Бленкенсоп, вы чуть было не дали большого маху. Впредь думайте, пожалуйста, только о деле. А теперь марш завтракать.
Входная дверь в пансион была открыта. Внутри миссис Перенья вела с кем-то пламенный разговор:
– И передай ему мое мнение насчет того маргарина, что он продал нам в прошлый раз. Ветчину возьмешь у Квиллерса, у них цена была на два пенса ниже. И смотри в оба, когда будешь выбирать капусту...
При виде входящей Таппенс, миссис Перенья прервала свои наставления.
– Ах, миссис Бленкенсоп, доброе утро, ранняя вы пташка! Вы еще не завтракали? Завтрак на столе. – И указала на свою собеседницу: – Моя дочь Шейла, вы ведь еще не знакомы? Она была в отъезде и возвратилась только вчера вечером.
Таппенс с любопытством взглянула вблизи на красивое, полное жизни девичье лицо. Лишенное давешнего трагизма, оно сейчас выражало лишь скуку и раздражение. «Моя дочь Шейла». Шейла Перенья, стало быть.
Пробормотав несколько любезных слов, Таппенс прошла в столовую. За столом до сих пор засиделись трое: миссис Спрот с дочуркой и широкоплечая миссис О'Рурк. Таппенс поздоровалась, и в ответ прозвучало громогласное, по-ирландски цветистое приветствие миссис О'Рурк, совершенно заглушившее тихий отклик миссис Спрот.
Старшая дама с жадным любопытством разглядывала Таппенс.
– Надо же, в такую рань, а вы уже с прогулки. Ничего нет лучше. Поди аппетит нагуляли чудесный.
Миссис Спрот кормила дочь.
– Попробуй, какой вкусный хлебушек с молочком, – приговаривала она, пытаясь просунуть ложку в ротик Бетти Спрот.
Та ловко уклонялась и вертела головой, устремив на Таппенс большие круглые глаза. Потом указала на новую тетю перемазанным в молоке пальчиком и произнесла нечто гортанное:
– Га-га, боч!
– Вы ей понравились! – объяснила миссис Спрот, с восхищением глядя на Таппенс, удостоившуюся такой монаршей милости. – Обычно она так дичится при посторонних.
– Боч! – повторила Бетти Спрот. – Каду... мехок, – торжественно объявила она.
– Что бы это такое могло значить? – поинтересовалась миссис О'Рурк.
– Она еще не очень понятно говорит, – оправдываясь, сказала миссис Спрот. – Ей ведь только-только пошел третий годок. Сейчас она все подряд называет «бош». Но зато она умеет говорить «мама», верно, моя хорошая?
Бетти обернулась к матери и произнесла, словно вынесла окончательный приговор:
– Кагл-бик.
– Они придумывают свой язык, милые малютки, – прогудела миссис О'Рурк. – Бетти, милочка, ну, теперь скажи «мама».
Бетти нахмурила лобик и с огромным усилием произнесла:
– На-тси [20].
– Ну, смотрите, как она старается! Ах ты моя хорошая!
Миссис О'Рурк встала из-за стола, свирепо улыбнулась малышке и тяжело, вперевалку пошла из столовой.
– Га-га-га! – довольно проговорила Бетти и стукнула ложкой по столу.
Таппенс с улыбкой спросила:
– А на самом деле что у нее значит «на-тси»?
Миссис Спрот покраснела и призналась:
– Боюсь, что так она говорит, когда ей кто-то или что-то не по вкусу.
– Я так и подумала, – кивнула Таппенс.
И обе женщины рассмеялись.
– Понимаете, – сказала миссис Спрот, – у миссис О'Рурк доброе сердце, но она производит довольно устрашающее впечатление, – этот ее бас, и борода, ну и вообще.
Бетти, склонив головку, промурлыкала новой тете что-то ласковое.
– А вы, миссис Бленкенсоп, ей понравились, – с легким ревнивым холодком в голосе повторила миссис Спрот.
Таппенс поторопилась сгладить неловкость.
– Маленьких всегда привлекает новое лицо, кто же этого не знает, – с улыбкой заметила она.
Дверь столовой отворилась, вошли майор Блетчли и Томми.
– Ах, мистер Медоуз, – сразу оживившись, кокетливо сказала Таппенс. – Видите, я вас обогнала. Первая пришла к финишу. Но кое-что от завтрака я для вас оставила.
И пальчиком указала ему на стул рядом с собой. Однако Томми, пробормотав какие-то невнятные слова благодарности, уселся у противоположного конца стола.
20
В оригинале романа восклицания Бетти представляют собой искаженные немецкие слова: Putch «путч», Nazi «нацисты» и т. д.