Кровавое дело - де Монтепен Ксавье (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Поляк понял, что его преемник хочет, чтобы числа в книгах соотносились с датой, выставленной на контракте.
— Все будет сделано, — сказал конторщик.
Пароли вынул из кармана маленькую пачку банковских билетов и протянул их последнему:
— Вот десять тысяч франков. Вы отметите, что получили их пятого числа: день, когда я вступил во владение лечебницей.
— Хорошо!
— Достаточно ли вам этой суммы на первые расходы?
— Даже слишком… Через несколько дней она будет увеличена вчетверо. Наступает время, когда учреждение сводит счета за треть и получает деньги с пансионеров.
— Отлично. Поступайте всегда так, как вы действовали при почтенном докторе Грийском, и я буду доволен.
Оба доктора вплоть до завтрака занимались различными подробностями по управлению лечебницей, а потом пошли к нотариусу, как сговаривались накануне.
Контракт был готов. Нотариус прочел его вслух, и доктора подписались. Согласно акту, Анджело Пароли стал собственником лечебницы доктора Грийского с пятого декабря, следовательно, сделка была совершена за семь дней до убийства Жака Бернье.
Подлинный контракт должен был остаться в конторе нотариуса, и потому итальянец просил приготовить для него копию как можно скорее. Пароли чувствовал под своими ногами твердую почву. Он был, или по крайней мере считал себя, в полной безопасности.
«Теперь я в неприступной крепости, — думал он, — никто в мире не в состоянии согнать меня с занятой позиции».
Выйдя от нотариуса, Пароли вернулся в лечебницу, где ждали бесплатные больные.
Эмма-Роза, после обморока от неожиданного свидания с матерью, скоро пришла в чувство.
Как ни тяжело было Анжель, но она покорилась предписанию врача. Первую ночь в доме madame Дарвиль она провела очень тревожно. Минутами она закрывала глаза от усталости и предавалась тяжелому сну, который длился недолго, а затем просыпалась, одолеваемая мрачными предчувствиями.
Она встала с постели при первых лучах утренней зари. Madame Фонтана, спавшая не лучше Анжель, тоже встала. К ним присоединилась и хозяйка дома. Она передала Анжель, что сказала сиделка, проводившая ночь возле Эммы-Розы.
Новости казались хорошими. Успокоительные капли, данные доктором, оказали свое действие. Больная спала спокойно еще до сей поры. Рене Дарвиль и Леон Леройе ушли на станцию навести справки. Начальник станции сказал им, что получил две депеши: одну — из Жуаньи, другую — из Парижа. Судьи извещали о своем прибытии на поездах, встречающихся в Сен-Жюльен-дю-Со в половине первого. Они, по всей вероятности, свидятся на станции.
— Я бы хотел послать папаше телеграмму, чтобы уведомить его об убийстве его друга, — сказал Леон.
— Позволите ли возразить? — спросил начальник станции.
— Конечно!
— По моему мнению, лучше подождать, пока не приедет суд.
— Почему?
— Потому что судьи не одобрят вас за распространение известия о совершившемся преступлении; они, может быть, намерены до поры до времени сохранить его в тайне. Послушайтесь меня, не извещайте вашего батюшку до тех пор, пока не откроете всего, что вы знаете, представителям правосудия.
Совет казался благоразумным, и Леон Леройе ушел со станции вместе с Рене. Подходя к дому madame Дарвиль, они встретили доктора, направлявшегося туда же, и сообщили ему о скором приезде судей. Доктор встревожился. Справившись, как провела больная ночь, он пошел в ее комнату.
Эмма-Роза только что проснулась. Врач бросил на нее быстрый взгляд, и выражение беспокойства исчезло с его лица — он нашел больную в гораздо лучшем состоянии, чем мог надеяться.
Девушка слабо ему улыбнулась.
— Доктор, — произнесла она тихим голосом, — мне это не во сне пригрезилось, не правда ли?
— О чем вы говорите, милое дитя?
— Мама в самом деле здесь? Была она вчера здесь, на том самом месте, где вы стоите? Я ее видела, целовала? Ее лицо представилось мне не в лихорадочном бреду?
— Нет, дорогая моя, вы не бредили, ваша мама здесь.
Эмма-Роза задрожала от радости, и ее бледное личико просияло. Доктор взял ее отечески за руку и сказал:
— Вчера вы были очень слабы! Увидев свою мать, вы пришли в такое сильное волнение, что у вас сделалась лихорадка, и я вынужден был просить madame Анжель выйти из комнаты.
— О! Я понимаю! Но мне кажется, что сегодня у меня нет лихорадки, и я жду не дождусь обнять ее. Позволите?
— Я вам позволю, только на двух условиях.
— На каких? Говорите скорее!
— Во-первых, обещайте мне остаться спокойной, совершенно спокойной…
— Даю слово!
— Во-вторых, удержаться от слез, которые уже стоят в ваших глазах и сейчас потекут.
В самом деле, жемчужные капельки уже висели на длинных ресницах Эммы-Розы.
— Но ведь это слезы радости, — возразила она.
— Все равно! Я не хочу, чтобы вы плакали.
— Хорошо, я плакать не буду, позвольте только мне увидеть маму.
— Вы ее увидите.
— Когда?
— Сейчас… Через несколько минут… И не забывайте, что малейшее волнение замедлит ваше выздоровление.
— Не забуду и буду вполне благоразумной. Доктор, где я?
— В Сен-Жюльен-дю-Со.
— В Сен-Жюльен-дю-Со? — повторила с удивлением Эмма. — У кого же?
— У madame Дарвиль.
— Я ее совсем не знаю, даже никогда не слышала ее имени.
— Однако ее сын — самый закадычный друг племянника madame Фонтана.
Эмма-Роза вспыхнула.
— Господина Леона? — прошептала она.
— Да, Леона Леройе. Ему вы обязаны жизнью, без него вы остались бы лежать под снегом или были бы раздавлены поездом. Вы помните, что с вами случилось?
Эмма-Роза задрожала и закрыла лицо руками.
— Помню ли я? О, да! И при одном воспоминании вся дрожу!…
— Так не надо об этом думать! Вы должны оставаться в полнейшем спокойствии, ни одна мысль не должна тревожить ваш мозг. Я хочу, наконец, чтобы вы вовсе не думали.
— Я не буду думать, по крайней мере постараюсь. Но вы обещали, что я увижу маму.
— Я пойду за ней.
— Ах, как вы добры!
Доктор вышел из комнаты и спустился вниз. Лицо его прояснилось, и Анжель с первого взгляда заметила эту перемену.
— Моей крошке получше, не правда ли? — воскликнула она, быстро идя навстречу доктору.
— Да, гораздо лучше, очень рад передать вам об этом. Спокойная ночь произвела отличное действие.
— Ах, доктор, как я счастлива! Позвольте мне сегодня утром увидеться с дочерью!
— Да, сударыня, я вас сведу к ней, madame Фонтана может вас сопровождать, но больше никому не позволю — mademoiselle утомится. Главное, прошу вас, будьте спокойны. Не задавайте вопросов, не позволяйте ей много говорить. Теперь, на пути к выздоровлению, могу признаться, как я сильно опасался в продолжение нескольких часов. Вчерашнее волнение барышни при виде вас могло быть смертельным.
Прекрасная Анжель и madame Фонтана последовали за доктором и вошли в комнату Эммы-Розы. Благодаря нескольким подушкам она находилась в полу-сидячем положении. Увидя мать, Эмма протянула к ней руки.
— Поцелуй меня, дорогая, поцелуй поскорее, — сказала она ей голосом, которому старалась придать твердость, — не плачь, успокойся, ты знаешь, так приказал доктор.
Анжель, сделав над собой героическое усилие, обняла дочь дрожащими руками.
— Берегитесь, — сказал врач, — не утомите ее.
— Доктор прав, мама, — произнесла Эмма, — мне гораздо лучше, но я еще очень слаба. Дай мне поздороваться с милой madame Фонтана.
Тетка Леона подошла к своей воспитаннице и поцеловала ее с глубокой нежностью.
— Если бы вы знали, как я счастлива видеть вас обеих, — воскликнула Эмма. — Не тревожьтесь обо мне. Все пройдет! Милосердый Господь, видимо, мне покровительствует. Мне бы надлежало быть убитой, но я жива, и рана заживет через несколько дней.
— Ты страдаешь, дорогая? — спросила Анжель, Целуя руки дочери.
