Человек семьи - Мур Робин (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Пат везде встречал сердечный прием. Он вел сильную кампанию, выезжая на подъеме популярности демократов, и на фоне его очарования и энергии его соперник смотрелся весьма бледно. Пат все время призывал соперника провести открытые теледебаты, надеясь устроить такое же представление, как известные теледебаты Кеннеди – Никсон в 1960 году, но республиканцы были слишком умны, чтобы пойти на это.
Арти Уинберг выбрал солодовое виски Гленфиддич из искусно замаскированного бара в задней комнате штаба Пата на Гранд-стрит.
– Как бы не сглазить, Пат, – говорил он, – но думаю, что сейчас они никак не смогут нас обставить. Опросы, проводимые газетами, говорят о том, что все идет строго по плану.
Пат приветственно поднял бокал.
– Единственное, что тебе могло бы сейчас повредить, – добавил Уинберг, вытирая губы красно-бело-синей бумажной салфеткой с американским флагом и лозунгом "Нью-Йорк за Конте", – это если кто-нибудь раскопает черное пятно в твоем прошлом – пятно, большее Уотергейта.
Пат напряженно улыбнулся.
– Мы же знаем, что это невозможно, – сказал он.
Но у Регана Дойла было другое мнение.
Глава 7
С самого начала кампании Дойл удвоил свои усилия по работе с организованной преступностью, стараясь поймать Пата на связях с ней. У него было солидное досье, говорившее о связях Пата с большинством руководителей банд. У него были также фотографии, где Пат был снят с такими гангстерами, как Дженовезе, Бендер и Томми Райан Эболи. Но Дойл не мог пришить Пату ничего конкретного. У Пата среди гангстеров были враги, а многие хотели бы видеть его прибитым к кресту, но те, кого Дойл ухитрился поймать, были или слишком напуганы, или знали недостаточно.
У Дойла было много записей разговоров, в которых упоминались почти все боссы, но многие из них велись контрабандистами или самоубийцами и не имели ценности для суда. По меньшей мере за пять лет Пат не говорил ничего компрометирующего в местах, находящихся под наблюдением ФБР. В тех немногих случаях, когда он встречался с важными боссами, он включал на полную мощность свой радиоприемник, поэтому разговор нельзя было расслышать.
Время от времени, ничего не находя против Пата, Дойл пробовал подкидывать информацию репортерам, но Пат рассеивал все попытки связать его с организованной преступностью, называя это происками антиитальянской телерадиокампании.
– Эта популяризация идеи о так называемой мафии, – говорил Пат в своих выступлениях, – является оскорблением для двадцати двух миллионов законопослушных итало-американцев. На каждого плохого человека с итальянским именем я назову вам двадцать работящих, богобоязненных, борющихся с преступностью американцев итальянского происхождения. Это все зловредные расистские нападки, которые можно только презирать.
И он перечислял итальянцев, не только сделавших вклад в американскую культуру, таких как Энрико Ферми, банкир А. П. Джаннини, Фрэнк Синатра и мэр Филадельфии Фрэнк Риццо, но и активно боровшихся с преступностью, таких как сержант полиции Ральф Салерно и другие.
Так что Пат ухитрялся превращать осторожные подкопы Дойла в свою козырную карту.
Дойл обнаружил, что жаловаться Китти тоже не имеет смысла. Конечно, он не мог открывать ей конфиденциальную информацию, но он многие годы говорил ей о связи Пата с мафией. Нельзя сказать, что она этому не верила, но недооценивала важность этого.
Как-то поздним вечером Дойл с Китти закусывали в закусочной.
– Послушай, Реган, – сказала Китти, – я знаю только то, что Пат всегда был честен со мной. Конечно, он иногда обходился со мной грубо, но также и помогал мне. Он использовал свое влияние, чтобы находить мне работу не только в Нью-Йорке, но и в Майами, Чикаго, Лас-Вегасе, Лос-Анджелесе. Он помогал собирать деньги для некоторых моих выступлений, убеждал землевладельцев продлить сроки аренды, когда нас выгоняли из театров на улицу. Если он связан с какими-то делами между этими итальянскими бандами, то меня это не интересует. Это их внутреннее дело.
Они закусывали поздно вечером у Кларка на Третьей улице.
– Ты думаешь, что это просто игра в полицейских и грабителей, как в кино, не так ли? – сердито спросил Дойл. – Кучка крестных отцов с сицилийской галантностью вершит правосудие. Ладно, я тебе кое-что покажу.
Он достал из потертого портфеля несколько папок и положил их на стол.
– Вот, – сказал он, – прочитай этот абзац. Это запись разговора между бандитом по имени Рэй Дикарло и убийцей Тони Бой Бойардо, поместье отца которого является крематорием для сожжения высокопоставленных жертв.
Реган показал Китти полстранички следующего текста:
Тони: А как насчет того времени, когда мы кокнули того маленького еврея...
Рэй: Они хоть и маленькие, но сопротивляются.
Тони! Бут грохнул его молотком. Парень упал и сразу встал, так что я взял пистолет. Восемь выстрелов в голову. И что же, ты думаешь, он в конце концов сделал? Он плюнул в меня и сказал: "Ты – гвинейская свинья!"
Китти молча прочитала отрывок.
– Знаешь, на кого работает твой возлюбленный приятель? – сказал Дойл. – На своего тестя Сэма Мэсси, а Сэм Мэсси – глава Семьи, принадлежащей Вито Дженовезе. Ты о нем слышала.
– Все слышали, – кивнула Китти.
Дойл, перевернув страницу, показал ей другой отрывок.
– Ладно, прочитай это. Разговор между тем же Рэем и Энтони Руссо – шофером, вернее бывшим шофером Вито Дженовезе.
Руссо: Рэй, я много чего насмотрелся. Ты знаешь, скольких мы там угробили?
Рэй: А как насчет огромной печки, которая у него там есть?
Руссо: Именно об этом я тебе и пытаюсь рассказать перед тем, как ты туда поедешь.
Рэй: Огромная железная решетка...
Руссо: Он их обычно укладывал на нее и сжигал.
– Я тебе еще кое-что скажу, – добавил Дойл. – Тот тип сжигал не только тех, кого он убил. Он сжигал тела всех жертв, от которых мафии нужно было избавиться. Интересно, да? Я тебе покажу то, что мы услышали от Томми. Помнишь того приятного шофера Сэма Мэсси, который был убит во время перестрелки Пата в Бруклине? Мне просто хотелось бы, чтобы ты посмотрела на эту запись двухгодичной давности.
Томми: Этот негодяй Мик Салливан. Задержал уплату процентов на полгода, а потом угрожал, что пойдет в полицию. Знаешь, что я с ним сделал? Я отвез его на свалку по Флашинге, достал тонкую струну от пианино и обмотал ее вокруг его шеи. Я сделал это очень медленно, чтобы он знал, что с ним происходит, а потом оставил его там валяться, чтобы все зияли, что он – мусор.
Неизвестный: Это единственное, что с ними нужно было сделать. Если будешь попустительствовать, они сядут тебе на шею, Помню, я выполнял одну работу для Патриарки в Провиденсе, Этот парень Марфео ел пиццу в забегаловке "Корнер Китчен". Мичел и показал его мне. Сам я никогда его раньше не видел. Ну так я вхожу, достаю свою пушку, кладу всех на пол, заталкиваю Марфео в телефонную будку и выпускаю четыре пули ему в грудь и голову. Среди белого дня. И сразу выхожу. Никто ничего не сказал, никто ничего не видел. Провиденс хорошо контролируется. Они там знают, как себя вести.
Томми: А что сделал этот парень?
Неизвестный: Откуда мне, черт, побери, знать? Меня просто попросили туда приехать.
Томми (смеется): Да, иногда бывает и так. Однажды Сэм послал меня на дело. Я даже не знал этого парня. Он перебежал Сэму дорогу на какой-то баскетбольной афере. Он был похож на студента или что-то вроде этого. Так что мне и пушка не потребовалась. Я взял просто бейсбольную биту. Подхожу к его дому в Восточном Бронксе, знаешь?
Неизвестный: Да, знаю эти места. У моего дяди там ферма.
Томми: Ну, я просто занимаю позицию и звоню. Я видел его машину, так что знал, что он дома.
Неизвестный: Да, ну и что?
Томми: Он открывает. Я не говорю ни слова. Просто грохнул один раз по физиономии. Проламываю ему голову. Он падает. Он так ничего и не понял. Я заворачиваю биту в газету и уезжаю. Потом я сжег ее в печи в подвале. Идеально, понимаешь? Никакого оружия, никакой баллистической экспертизы, ничего.
