Отлученный (сборник) - Джованни Жозе (полная версия книги txt, fb2) 📗

Франсуа превратился в сплошное страдание. Тошнота потихоньку отступала, но он боялся шевельнуться. Сердце колотилось то у горла, то гдето в желудке.

Олэн снова застонал. Надо вытерпеть до конца… Например, попытаться представить, что это был оранжад…

Очень медленно, как слепой, он ощупал лицо кончиками пальцев.

Франсуа ждал первых признаков отека. Ждал с яростной надеждой. Так мать ждет чуда у постели больного сына.

Сначала опухать начало вокруг губ. Дрожащие пальцы нащупали маленькие шишечки. Довольно скоро всю кожу от носа до скул крепко стянуло. Левый глаз заплыл. И, лишь запрокинув голову, Олэн мог им чтолибо увидеть.

Он опять спрятал кусочек лезвия в плавки и с воем рухнул у двери. Теперь Франсуа боялся, что врачи не успеют вовремя помочь. Боялся взорваться. Он словно гнил изнутри.

Надзиратель открыл дверь и в ужасе отшатнулся.

- Что со мной? Что со мной? - голосил Олэн, выползая в коридор.

Охранник опрометью бросился к сигнальной кнопке. Франсуа, неподвижно лежа посреди прохода, прикрывал бесформенное лицо руками. В ушах гремел сатанинский хохот.

Час спустя он оказался в больнице Френ, в боксе для инфекционных больных.

Врач диагностировал рожистое воспаление. Олэна обработали в перчатках, сделали укол и уложили спать.

На том его страдания не кончились. Наутро на лице образовалось несколько гнойных корок. Зато на теле - никаких следов болезни. Франсуа перепрятал пилку в оконную раму.

Вкус дьявольской микстуры Пралине все еще стоял во рту и в горле.

Олэна посадили на диету. Но пока он лишь мелкими глотками пил воду - это хоть немного освежало полыхающее нутро.

Бокс был на первом этаже и выходил окнами в сад. Он видел глухую каменную стену. Ночью по ее основанию шныряли лучи прожекторов. Однако наверху не было дорожки для часовых с автоматами.

Олэна поместили в крыле здания, параллельном внешней стене. Стало быть, выпрыгнув из окна, заключенный оказывался на свету между стеной больницы и оградой, лицом к жандарму, дежурящему во дворе у прожектора с автоматом под мышкой.

Днем он слышал, как караульный зубоскалит с уборщиками. Голос раздавался совсем близко: максимум - двадцать метров, минимум - десять.

Врач с удовлетворением отметил, что отек спадает. Но гнойные корки свидетельствовали о внутреннем воспалительном процессе, природа которого осталась для медиков тайной. Доктор ни разу в жизни не сталкивался с вирусами этой семейки…

- Еще несколько дней держите его под наблюдением, - распорядился он. - Диета - четвертый стол.

То есть пюре, яблочный компот да липовый отвар. Посещения запрещены, даже для адвоката…

Итак, еще несколько дней - и его вышвырнут обратно, в Сантэ. А там ждет карцер…

Пользуясь шумными дневными часами, Олэн принялся за центральный прут решетки. Пилил он рывками, не пользуясь всей длиной лезвия, а словно покусывая металл.

В результате работало всего несколько зубчиков, и в этом отрывистом покусывании никто не узнал бы шума пилы. Звук получался почти незаметным.

К обеду следующего дня Олэн закончил работу.

Вечером он спокойно улегся спать. Паинька паинькой. Все следы болезни уже исчезли, лишь на щеках оставалось по маленькой круглой корочке.

Окно было низким. Около часу ночи Олэн встал. Вцепившись в решетку и упираясь ногами в стену, он выгнулся и потянул.

Вскоре Франсуа уже мог просунуть голову в щель. Тело тем более пройдет… Он был одет в традиционную полосатую пижаму - бледноголубую с темносиним.

Олэн глубоко вздохнул, чтобы расслабиться, проскользнул между прутьев, на мгновение завис на внешнем карнизе и спрыгнул на землю. Свет прожектора ослепил глаза.

Он выпрямился и пошел.

- Стой! - крикнул караульный.

- Ну, стреляй! Чего ты ждешь? Стреляй, мне так и так конец!

В глухом голосе Олэна слышались и ярость, и мольба одновременно. А все вместе производило впечатление полнейшего отчаяния.

Он вскинул руки, прошел метра три и замер. Жандарм стоял слева от прожектора. Теперь Олэн видел его куда отчетливее. Внезапно Франсуа схватился за голову и прильнул к стене.

Он рыдал, царапал стену ногтями, потом повернулся, чтобы охранник увидел искаженное страданием лицо, и снова прижался к стене.

- Стреляйте! И покончим с этим! Или вы не видите, что я только этого и жду? Умоляю вас, стреляйте!…

Все это походило на долгий жалобный стон. В конце концов Олэн отлепился от стены и встал спиной к жандарму, скрестив на затылке руки. Теперь их разделяло не более пятишести метров.

- Помогите мне! Мое дело - дрянь! Стреляйте же! Я подонок! Ходячая зараза!

Пятясь, он сделал несколько шагов и снова обернулся. Руки болтались, глаза были совершенно безумными, лицо заливали пот и слезы.

До жандарма - всего три метра.

- Ну, идика сюда, к двери, - проворчал жандарм. Он не видел особых причин усугублять муки этого жалкого человеческого обломка.

- Не хочу идти к двери, хочу умереть… - прохрипел Олэн, сгибаясь в три погибели. - Мне все равно конец! - он показал корки на щеках. - Дайте же мне умереть!… Я слишком болен…

- Нуну, топай! - сказал жандарм.

Он ткнул автоматом в сторону двери.

Олэн, пошатываясь, разогнулся. Его качнуло в сторону жандарма, и в ту же секунду Франсуа нырнул. В этот рывок он вложил всю свою духовную и физическую энергию.

Они с охранником покатились по земле. Олэн стиснул горло жандарма и вырвал автомат.

С тех пор как он выпрыгнул из окна, не прошло и пяти минут. По другую сторону двора шарил параллельный луч прожектора. Второй жандарм стоял в противоположном углу, по диагонали. Их разделяло здание больницы. Во дворе Олэн заметил машину сопровождения.

Он подтолкнул перепуганного охранника к центральной аллее, зная, что в конце должны быть ворота.

- У меня трое малышей, - прошептал каэрэсовец.

- Скажешь об этом своим дружкам у ворот, - буркнул Олэн.

Он подвел жандарма к глазку внутренних ворот, преграждавших дорогу к аллее. По другую сторону стоял еще один страж.

- Давай, - шепнул Олэн. - Постучи и попроси открыть, потому что у тебя якобы забарахлил прожектор.

Жандарм подчинился. Его коллега открыл дверцу и тут же узрел заключенного с автоматом. Пользуясь этим убедительным пропуском, Олэн забрал оружие и у него, а потом следом за обоими жандармами вернулся во внутренний дворик.

Он заставил караульных распахнуть двустворчатые ворота и сесть в машину.

Жандармы заняли передние сиденья, а Олэн устроился сзади, прижимая дула автоматов к их спинам.

- Меня зовут Франсуа Олэн, - процедил он сквозь зубы. - Наверняка должен быть какойнибудь пароль или естественный предлог, чтобы охранники открыли ворота. Постарайтесь чтонибудь придумать, иначе я шлепну вас обоих и еще коекого в придачу. Ну, вперед!

Полицейская машина подъехала к главным воротам. Сидевший за рулем жандарм включил фары и несколько раз нажал на клаксон, чтобы дежурные поторопились.

Олэн лежал на полу, невидимый снаружи, но упорно вдавливал дула автоматов в кожу обоих каэрэсовцев.

Он слышал, как ворота распахнулись и страж подошел узнать, в чем дело.

- Куда это вы? - спросил он.

- На перевозку. Имей в виду сзади едет «скорая», - объяснил жандарм, сидевший за рулем.

Глава 15

Большую часть времени Спартак проводил в больнице СенЖозеф.

Шварцы буквально изрешетили Поля, и ему делали операцию за операцией.

Репортер видел его либо спящим на носилках, либо полусонным - сквозь стекло палаты.

Все медсестры и монахини уже знали огромного детину, в растерянности метавшегося по коридору возле палаты. Видя его горе, им хотелось жечь свечи и читать молитвы за здравие Поля.

- Видел?… Вот они, твои дружки… - прошептал Поль, как только ему разрешили открыть рот.

Спартак опустил голову. Да, теперь он понял.

- Все они одинаковые… - чуть слышно продолжал полицейский.