Смерть в осколках вазы мэбен - Платова Виктория (чтение книг .txt) 📗
Затем Герт без зазрения совести бросил меня, польстившись на очередную поклонницу, я немного поплакала, а потом закрутила роман со студентом истфака Юриком Першиным, покорившим меня раз и навсегда своими огромными глазами орехового цвета. Я балдела от его кожи смугло-нежного оттенка созревшего грецкого ореха, темно-каштановых волос и маленькой темно-коричневой родинки над верхней губой. Роман наш то затухал, то вспыхивал с новой силой и тянулся так до окончания университета, после чего окончательно почил в бозе. Юрик Першин, пожалуй, единственный, о ком я вспоминала без раздражения, а с какой-то светлой грустью и иногда даже мечтала о том, что могло бы получиться, если бы мы не расстались.
Герт также периодически появлялся. Иногда я посылала его куда подальше, где и раки не зимуют, иногда плакалась ему в жилетку, в прямом смысле слова вытирая мокрое лицо его сальными волосами и пачкая косметикой сценический прикид Герта, иногда по старой памяти ходила с ним на какой-нибудь сейшн. Как ни странно, мы остались добрыми друзьями. Последний раз это чудо природы я видела года три с лишним назад, и вот он объявился на моем пути нежданно и негаданно. К чему бы это?
Если бы я могла тогда знать, что с нашей невинной встречи с Гертом в баре «Амальгама» начнется цепь жутких событий, пожалуй, я все же предпочла бы добраться домой на старом и расшатанном, но верном, словно пес Трезор, одиннадцатом.
Но, ничего плохого не предвидя, я спокойно сидела за столиком в «Амальгаме» и разглядывала своего бывшего любовника. Он заметил мой взгляд, подергал себя за ухо, в котором болталась серьга в виде весело скалящейся черепушки, сделал знак бармену и положил на стол руки.
— Что смотришь, — вопросил он, — ищешь приметы распада?
В этот момент мне не хотелось ни грубости, ни резкости.
— Просто смотрю, — ответила я миролюбиво, — постарел ты немножко, но это даже прибавило тебе шарма.
— Ну, ты загнешь иногда, Лидка! — заржал он. — У старого пропитого рокера и… шарм. Я тебе что — модель?
При воспоминании о модели настроение у меня сразу резко упало.
— Нет, — произнесла я нарочито спокойным голосом, — ты не модель, ты гораздо лучше.
Герт заметил мое настроение. Отобрал у подошедшего бармена бутылку, мигнул ему, мол, исчезни, и наполнил стаканы.
— Не бери в голову, — посоветовал он, — давай за встречу.
— Давай. — Я охотно подняла стакан.
— Но потом ты мне все расскажешь? — попросил проницательный Герт.
— Ты же сам… обещал… о гастролях.
— Я же сказал — потом. А о гастролях тоже успеется. Давай, что ли, за нашу неожиданную встречу.
— Давай.
Мы с ним немного выпили. Герт скривился — кислятина. Решив, что не виделись мы с ним порядочно, а одним вином сыт не будешь, он потопал за коньяком, пообещав прихватить что-нибудь на закусь по дороге.
Скрежет на сценическом пятачке немного притих, видимо, музыканты решили передохнуть. Пошехонцев согласился, и теперь я со спокойной душой и совестью могла писать следующую статью о таких вот ребятах. Кто знает, может быть, через несколько лет они станут мегазвездами и на концерт к ним нельзя будет попасть. А открою их я. Здорово! Весьма заманчивая перспектива. Но можно ведь также написать о Герте с его командой. Мол, знаю его все эти двадцать лет, знаком он мне с любой стороны, слегка намекнуть и на наш романчик. А что? Публика это любит, схавает за милую душу.
Куда, интересно, Герт запропастился? Ушел, и нет его. Забыл, что ли, что я его дожидаюсь? И все-таки совсем неплохая мысль сделать с ним интервью. Пусть действительно расскажет о своих гастролях, а также о планах на будущее. Впрочем, к тому времени, когда выйдет статья, он, возможно, вновь отправится колесить по городам и весям, но кого это сейчас волнует?
Так. Какое-то странное оживление на пятачке. Ребята, вероятно, отдохнули и теперь хотят явить посетителям «Амальгамы» что-то новенькое. Именно! Только не что-то, а кого-то. Герта собственной персоной. И чего этот выпендрежник туда поперся? Молодежь, конечно, балдеет, еще бы — живая легенда. И снизошла до того, что попросила гитарку у пацанов. Похоже, он и петь собирается. Точно. И зачем только я согласилась с ним сюда прийти?
— А теперь, дамы и господа, — весьма галантно объявил Герт, — мне хотелось бы исполнить песню для присутствующей здесь замечательной женщины. Возможно, многие из вас читали ее статьи, так как Леда — очень талантливая журналистка.
Вот хамское отродье! Меня-то зачем сюда приплел? Вон уже и глазеть начали, не хватало еще, чтобы кто-то подсел и начал изливать душу. А Герт почувствовал себя в своей родной стихии, он играл бодренький рок-н-ролльчик, так же бодренько подпевая себе. Мальчишки быстренько подстроились, и в баре «Амальгама» зазвучала старая известная песенка. Герт мастерски провел запил, затем оборвал аккорд на стонущем звуке, вернул гитару и раскланялся. Публика оживленно хлопала, просила добавки, но Герт решительно отмел все предложения и направился к стойке.
Вернулся он, нагруженный сверх всякой меры бутылками и шоколадом. Свалив эту груду на столик, он спокойно уселся и вытащил пачку сигарет.
— Здорово я?.. — нагловато улыбаясь, уставился этот тип на меня.
— Просто отлично. — Я начала злиться. — Мы зачем сюда пришли? Выпить немного, поговорить… Так нет, ты без понтов не можешь. Играть его, видите ли, потянуло. Ты что, у себя в студии не наигрался?
— Ну, Лидка! Ой, не могу, — Герт оглушительно заржал, потом закашлялся, перегнувшись пополам. — Ну, ты даешь, — с трудом выдавил он придушенным голосом.
— Запей, — мстительно посоветовала я, — сразу легче станет.
— Хоть одна здравая мысль, — прохрипел Герт, но послушался и, набулькав себе в стакан золотисто-коричневой жидкости, хватил ее залпом. Развернув шоколадку, принялся торопливо жевать.
— Герт, ты же коньяк хлещешь, а сам на машине. Или ты домой собираешься пешком топать?
— Пешком? С ума сошла! Я пешком не дойду.
— Точно. Как в старом анекдоте… Или нет, это, кажется, Задорнов рассказывал. Впрочем, какая разница, если ты сейчас налижешься.
— Да не собираюсь я. Что ты в самом деле! Ты знаешь, замечаю за собой уже года три, что на выпивку мало тянет. Могу, конечно, нажраться при случае, но чтобы просто так сидеть и бухать — это увольте.
— А ты не подсел, друг?
— Что ты, Лидка! А то мало народа от этой дряни загибается. Знаешь, я тоже заметил, если кто в молодости перебесился, попробовал всякое-разное, то в определенный период начинает себя беречь. С алкоголем завязывает, с наркотой, даже с сексом. То есть хочет еще немного пожить. Вот даже на старых западных рокеров посмотри. Так бесились — дым столбом, а теперь вполне респектабельные господа, которые себе ничего лишнего не позволяют.
— Кроме музыки, — не удержавшись, вставила я.
— Точно, — Герт вполне миролюбиво похлопал меня по плечу. — Ладно тебе, давай еще немного. Вон и шоколад самый разный, выбирай.
Я поворошилась в блестящей разноцветной куче, лежащей на столике, выбрала «Незнакомку» и зашелестела фольгой.
— И все-таки зачем ты полез на сцену?
— Ну, ты прямо совсем как моя бывшая жена! Я, как тебя услышал, чуть все бутылки на пол не выронил. И голос даже похож стал, и интонации! Какие все-таки бабы одинаковые. Особенно когда мужиков пилят.
— Нет, уважаемый, это ты пилил вон там.
— А что? По-моему, неплохо получилось. Для тебя, между прочим, старался. Вернее, для нас. Я попилил немного, а потом за пойлом пошел. Набрал всего и за бумажник. А мне бармен: «Что вы, что вы. Это все за счет заведения. И позвольте автограф». Ну, я расписался, жалко, что ли? Собрал барахлишко и к тебе. Разве плохо?
— А ты, Герт, оказывается, не только понтярщик, но еще и халявщик. Надо же такое придумать.
— Конечно, — он подмигнул мне, — а то ты, дорогуша, не знала. Уж не первый год знакомы. А выросли мы с тобой в золотые денечки застоя, так что от этих родимых пятен нам никогда не отмыться. Если получится, всегда на халявку прокатим.
