Собрание сочинений. Том 4 - Дойл Артур Игнатиус Конан (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Поистине старые девы — самые полезные люди на свете, это один из резервов общества. Иногда о них говорят, что они «лишние» женщины, но что было бы с бедными «лишними» мужчинами без сердечного участия этих женщин? Между прочим, по простоте душевной они почти сразу открыли «секрет», почему Саундерсон рекомендовал мне именно их ферму. Профессор, оказывается, уроженец этих мест, и, я полагаю, что в юности он, вероятно, не считал зазорным гонять ворон на здешних полях.
Ферма — наиболее уединенное место в округе; ее окрестности необычайно живописны. Сама ферма — это, по сути, пастбище, раскинувшееся в неровной долине. Со всех сторон ее окружают известковые холмы самой причудливой формы и из такой мягкой породы, что ее можно крошить пальцами. Эта местность представляет собой впадину. Кажется, ударь по ней гигантским молотом, и она загудит, как барабан, а может быть, провалится и явит взору подземное море. И каким огромным должно быть это море — ведь ручьи, сбегающие сюда со всех сторон, исчезают в недрах горы и нигде не вытекают наружу. В скалах много расщелин; войдя в них, вы попадаете в просторные пещеры, которые уходят в глубь земли. У меня есть маленький велосипедный фонарик, и мне доставляет удовольствие бродить с ним по этим извилистым пустотам, любоваться сказочными, то серебристыми, то черными, бликами, когда я освещаю фонарем сталактиты, свисающие с высоких сводов. Погасишь фонарь — и ты в полнейшей темноте, включишь — и перед тобой видения из арабских сказок.
Среди этих необычных расщелин, выходящих на поверхность, особенно интересна одна, ибо она творение рук человека, а не природы.
До приезда сюда я никогда не слыхал о Голубом Джоне. Так называют особый минерал удивительного фиолетового оттенка, который обнаружен всего лишь в двух-трех местах на земном шаре. Он настолько редкий, что простенькая ваза из Голубого Джона стоила бы огромных денег.
Удивительное чутье римлян подсказало им, что диковинный минерал должен быть в этой долине; глубоко в недрах горы они пробили горизонтальную штольню. Входом в шахту, которую все здесь называют расщелиной Голубого Джона, служит вырубленная в скале арка; сейчас она совсем заросла кустарником. Римляне прорыли длинную шахту. Она пересекает несколько карстовых пещер, так что, входя в расщелину Голубого Джона, надо делать зарубки на стенах и захватить с собой побольше свечей, иначе никогда не выбраться обратно к дневному свету.
В шахту я еще не заходил, но сегодня, стоя у входа в нее и вглядываясь в темные глубины, я дал себе слово, что, как только мое здоровье окрепнет, я посвящу несколько дней своего отдыха исследованию этих таинственных глубин и установлю, насколько далеко проникли древние римляне в недра дербиширских холмов.
Поразительно, как суеверны эти сельские жители! Я, например, был лучшего мнения о молодом Армитедже, — он получил кое-какое образование, человек твердого характера и вообще славный малый.
Я стоял у входа в расщелину Голубого Джона, когда Армитедж пересек поле и подошел ко мне.
— Ну, доктор! — воскликнул он. — И вы не боитесь?
— Не боюсь? Но чего же? — удивился я.
— Страшилища, которое живет тут, в пещере Голубого Джона. — И он показал большим пальцем на темный провал.
До чего же легко рождаются легенды в захолустных сельских местностях! Я расспросил его, чтo же внушает ему такой страх. Оказывается, время от времени с пастбища пропадают овцы, и, по словам Армитеджа, их кто-то уносит. Он и слушать не стал, когда я высказал мысль, что овцы могли убежать и, заблудившись, пропасть в горах.
— Однажды была обнаружена лужа крови и клочья шерсти, — возражал он. Я заметил:
— Но это можно объяснить вполне естественными причинами.
— Овцы исчезают только в темные, безлунные ночи.
— Обыкновенно похитители овец выбирают, как правило, такие ночи, — отпарировал я.
— Был случай, когда кто-то сделал в скале пролом и отшвырнул камни на довольно большое расстояние.
— И это — дело рук человеческих, — сказал я.
В конце концов Армитедж привел решающий довод, — он сам слышал рев какого-то зверя, и всякий, кто достаточно долго пробудет около расщелины, тоже его услышит. Рев доносится издалека, но все-таки необычайно сильно. Я не мог не улыбнуться: ведь я знал, что подобные странные звуки могут вызывать подземные воды, текущие в расселинах известковых пород. Такое недоверие рассердило Армитеджа, он круто повернулся и ушел.
И тут произошло нечто странное. Я все еще стоял у входа в расщелину, обдумывая слова Армитеджа и размышляя о том, как легко все это объяснимо, как вдруг из глубины шахты послышался необычайный звук. Как описать его? Прежде всего мне показалось, что он долетел откуда-то издалека, из самых недр земли. Во-вторых, несмотря на это, он был очень громким. И, наконец, это не был гул или грохот, с чем обычно ассоциируется падение массы воды или камней. То был вой — высокий, дрожащий, вибрирующий, как ржание лошади. Должен признаться, что это странное явление, правда, только на одну минуту, придало иное значение словам Армитеджа.
Я прождал возле расщелины Голубого Джона еще с полчаса, но звук этот не повторился, и я отправился на ферму, в высшей степени заинтригованный всем случившимся. Я твердо решил осмотреть шахту, как только достаточно окрепну. Разумеется, доводы Армитеджа слишком абсурдны, чтобы их обсуждать. Но этот странный звук! Я пишу, а он все еще звенит у меня в ушах.
20 апреля. В последние три дня я предпринял несколько вылазок к расщелине Голубого Джона и даже немного проник в самую шахту, но мой велосипедный фонарик слишком слаб, и я не рискую забираться особенно далеко. Решил действовать более методически. Звуков больше не слышал и склонен прийти к заключению, что я просто оказался жертвой слуховой галлюцинации, вызванной, по-видимому, разговором с Армитеджем. Разумеется, его соображения — сплошная нелепость, и все же кусты у входа в пещеру выглядят так, словно через них действительно продиралось какое-то огромное животное. Меня начинает разбирать любопытство.
Обеим мисс Эллертон я ничего не сказал — они и так предостаточно суеверны, но я купил несколько свечей и собираюсь производить дальнейшие исследования самостоятельно.
Сегодня утром заметил, что один из многочисленных клочьев шерсти, валяющихся в кустах возле пещеры, измазан кровью. Конечно, здравый смысл подсказывает, что, когда овцы бродят по крутым скалам, они легко могут пораниться, и все же кровавое пятно настолько потрясло меня, что я в ужасе отпрянул от древней арки. Казалось, из мрачной глубины, куда я заглядывал, струилось зловонное дыхание. Неужели же на самом деле внизу притаилось загадочное мерзкое существо?
Вряд ли у меня возникли бы подобные мысли, будь я здоров, но, когда здоровье расстроено, человек становится нервным и верит всяческим выдумкам. Я начал колебаться и был готов уже оставить неразгаданной тайну заброшенной шахты, если эта тайна вообще существует. Однако сегодня вечером мой интерес к этой загадочной истории вновь разгорелся, да и нервы немного успокоились. Надеюсь завтра более детально заняться осмотром шахты.
22 апреля. Постараюсь изложить как можно подробнее необычайные происшествия вчерашнего дня.
К расщелине Голубого Джона я отправился после полудня. Признаюсь, стоило мне заглянуть в глубину шахты, как мои опасения вернулись, и я пожалел, что не взял кого-нибудь с собой. Наконец, решившись, я зажег свечу, пробрался через густой кустарник и вошел в ствол шахты.
Она спускалась вниз под острым углом примерно на пятьдесят футов. Дно ее покрывали обломки камней. Отсюда начинался длинный прямой тоннель, высеченный в твердой скале. Я не геолог, однако сразу заметил, что стены тоннеля из более твердой породы, чем известняк, потому что там и сям можно было заметить следы, оставленные кирками древних рудокопов, и такие свежие, словно их сделали только вчера.
Спотыкаясь на каждом шагу, я спускался вниз по древнему тоннелю; слабое пламя свечи освещало неверным светом лишь маленький круг возле меня, и от этого тени вдали казались еще более темными, угрожающими. Наконец, я добрался до места, где тоннель выходил в карстовую пещеру. Это был гигантский зал, с потолка которого свисали длинные белые сосульки известковых отложений. Находясь в центральной пещере, я различал множество галерей, прорытых подземными водами и исчезавших где-то в недрах земли. Я стоял и раздумывал — не лучше ли мне вернуться или все же рискнуть и углубиться дальше в опасный лабиринт, как вдруг, опустив глаза, замер от удивления.
