Бандиты - Леонард Элмор Джон "Голландец" (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗

– Пару раз приводил.

– А еще кое-что скажите – вы когда-нибудь ложились сюда с девушкой? Вот сюда?

– Да ты что? – воскликнул Джек.

– Тут так красиво. Мягко. – И она снова принялась гладить бежевый креп внутри гроба.

– Это же гробы, Амелита, – напомнил он ей.

– Я знаю, что гробы. Я никогда раньше не видела, какие они внутри. Словно маленькая кровать, да?

– Давай сядем, обсудим все это, что ли, – пробормотал он, окончательно теряясь.

– У вас в комнате? Да, это будет мило, – прощебетала она, изящно склонив голову.

Еле сдерживаясь, Джек сказал ей:

– Если б это была моя идея, спасать тебя, вытаскивать из всей этой истории…

– То что?

– Я бы уже давно плюнул на тебя.

– Вы на меня сердитесь? – удивленно нахмурилась она. – Почему?

Он уже не сердился. Он просто буркнул:

– Ладно, пошли, – и выключил в комнате свет. Они прошли по коридору, миновав комнату Джека и приемную, и попали в кабинет Лео.

– Сестра Люси позвонит, когда освободится. Если до вечера не позвонит, ляжешь спать вон там.

Он кивком указал на потертый диван с растрескавшейся кожей, древний, как сама контора «Муллен и сыновья».

Амелита послушно уселась на диван и спросила:

– А почему вы так ее называете?

– Как? – переспросил Джек, косясь на хаос, царивший у Лео на столе. Письма, деловые записи, у телефона лежат бланки вызова. Ни одного заполненного бланка. Слава богу, на сегодня больше дел нет.

– Почему вы называете ее «сестра Люси»? Она уже больше не монахиня. Просто Люси, Люси Николе.

Джек быстро поднял голову и уставился на девушку, привольно устроившуюся на старом диване Лео. Что она такое говорит?

– То есть как это – больше не монахиня? Я называл ее «сестра Люси». – Он помолчал, припоминая. – Точно, называл, и она не стала меня поправлять.

– Она привыкла, чтобы к ней так обращались.

– И эти парни в миссии – они тоже называли ее «сестра». Я сам слышал. И Лео, мой босс… – Тут Джек остановился, соображая, идет ли Лео в счет. Пожалуй, нет. Лео просто решил, что Люси – монахиня, раз она жила в миссии в Никарагуа.

– Про них я ничего не знаю, – гнула свое Амелита, – а про Люси точно знаю, что она теперь не монахиня. Раньше была, а теперь – нет. Сами подумайте, если б она все еще была монахиней, стала бы она надевать джинсы «Кельвин Кляйн»? Я тоже такие куплю, когда поеду в Лос-Анджелес.

– Да, насчет джинсов я уже думал.

– Точно куплю, как только приеду.

– Откуда ты знаешь про нее? Она сама тебе сказала?

– Сказала в машине, когда мы ехали из Никарагуа. Сказала, больше не будет монахиней. Больше не могу, говорит.

– Так и сказала?

– Я же говорю – так и сказала.

– Ты уверена?

– Сам спроси, если не веришь, – огрызнулась Амелита. Взгляд ее рассеянно блуждал по комнате, задержался на лицензии Лео в рамочке на стене, вернулся к Джеку. Джек так и стоял у стола. – Когда она была монахиней, она была очень милая. Самая милая из всех в «Саградо Фамилия».

– А теперь разве нет?

– Да, но теперь она стала совсем другой. С ней что-то происходит.

Наконец телефон зазвонил.

– Джек? Это Люси. – Он не сразу ответил, и она еще раз окликнула его: – Джек!

– Как прошел обед?

– Я бы хотела рассказать. Но не по телефону.

– Креветки с пивом?

– Наверное, я больше не буду встречаться с отцом. Никогда. Как Амелита?

– Все в порядке. Что случилось?

– Мне нужно поговорить с тобой. – Голос у нее был вроде бы прежний, но в нем чувствовалось напряжение, словно Люси с трудом сдерживала дрожь. – Привези Амелиту, если тебе не трудно… Я дома, у мамы, Одубон, сто один, по ту сторону парка.

– Я знаю это место. Ты там одна?

– Со мной Долорес, наша экономка… Приезжай поскорее, только не на катафалке. Будь поосторожнее.

– У меня есть машина, – сказал он. Немного подождал и произнес, впервые к ней так обращаясь: – Люси!

– Да?

– Сейчас мы приедем.

6

Люси провела Джека по коридору, увешанному какими-то расплывчатыми портретами и заключенными в рамку снимками карнавальных празднеств, через залы и столовые – затемненные, строго официальные – на застекленную террасу, изображавшую из себя уголок тропического леса. Обои украшал золотисто-зеленый рисунок из банановых листьев, стоявшие на полу гигантские зеленые пальмы и папоротники в кадках жадно поглощали свет, ротанговую мебель украшали зеленые же подушки, под потолком вращался вентилятор, а за дымчатым стеклом бара приветливо мерцали ряды бутылок. На низеньком кофейном столике стоял стакан шерри. Люси, одетая в белую блузу, широкие бежевые брюки и сандалии, была тиха и приветлива. Предложила Джеку самому налить себе выпить – он выбрал водку, бросил в стакан несколько кубиков льда, – дважды переспросила, не голоден ли он, ведь Долорес будет готовить ужин для Амелиты и могла бы заодно накормить и его.

Джек отказался. Люси сообщила, что Долорес успела сегодня побывать в церкви. Долорес, добавила она, с незапамятных времен ходит в негритянскую баптистскую церковь на Эспланаде. Долорес научила ее протестантским песнопениям. Мама даже вздрагивала, когда они принимались распевать псалмы на два голоса. Джек, отхлебнув глоток, внимательно посмотрел на свою собеседницу:

– Так вы больше не монахиня?

– Теперь уже нет, – ответила она.

– А я называл вас «сестра».

– Назвали пару раз.

– Теперь вы говорите по-другому. Она улыбнулась, недоумевая.

– В смысле, не так, как днем.

– Дайте мне попробовать это, – попросила она, указывая на его стакан. Джек протянул ей стакан с водкой, она осторожно отпила, проглотила, выпятив прелестную нижнюю губку. Разочарованно покачала головой: – Нет, водку я все равно пить не могу.

– Вы хотите заново все попробовать?

– Вернувшись в Новый Орлеан, я сразу позвонила маме, попросила телефон ее парикмахера. Целый год готовилась к этому и наконец решилась сделать себе перманент. Думала: завью волосы мелкими колечками, полностью сменю имидж. Мне казалось, надо как-то собирать себя из кусочков. Договорилась с парикмахером. И, только сидя в кресле и глядя на свое отражение в зеркале, я поняла: перманент – это не то.

– В каком смысле?

– В смысле – он мне не нужен. Я и так уже стала другой. Вы же сказали, я даже говорю по-другому. То есть я уже не тот человек, каким была год назад, да что там, даже сегодня днем. Я меняюсь. Сейчас я еще не такая, какой должна стать.

Она сидела на расстоянии вытянутой руки и казалась теперь Джеку не такой высокой, как днем, в туфлях на каблуках.

– Это вы правильно решили, – похвалил он девушку. – Вам так лучше, без перманента. – Помолчав с минуту, он добавил: – Когда я вышел из «Анголы», я думал первым делом одеться понаряднее и прямиком в бар «У Рузвельта», точно и не отлучался никогда. Но вышло по-другому. Был у меня приятель, Рой Хикс, освободился вместе со мной. – Джек невольно улыбнулся, вспоминая. – У него была такая манера: уставится на тебя, вроде ничего особенного, но чувствуется – он словно спрашивает, готов ли ты к смерти. А ростом невелик.

Люси улыбнулась ему в ответ, но улыбка тут же погасла:

– Вы же сказали, что дружили с ним.

– Ну да. Рой научил меня вести себя в тюрьме. Нет, на меня он так не смотрел, этот взгляд он приберегал для парней, которые цепляли его, забывали свое место, понимаете?

– Думаю, да.

Джек снова улыбнулся, заранее смакуя свой рассказ. Он видел, что губы Люси вновь готовы к улыбке, он был уверен, что сумеет ее повеселить. Это придавало ему уверенности. Перед этой девушкой можно и покрасоваться, эта роль была ему приятна и естественна. Вместе с тем он чувствовал, что ей можно рассказывать обо всем.

– Добрались мы до Нового Орлеана, и Рой заявил, что у него тут есть дела и что я должен ему помочь. Взяли такси и поехали в район новостроек – в пригороде, знаете? Подходим к двери, Рой барабанит кулаком – да, забыл сказать, Рой Хикс был в свое время копом, но об этом нужно рассказывать отдельно.