Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак - Вайнер Аркадий Александрович (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
— Утверждать не могу, но, кажется, Степанова ударил Вася Дрозденко, покойник, царство ему небесное… — помолчал и задал сам себе вопрос: — Может, он из-за этого на него наехал?
— Может быть, — сразу согласился я, сел на стул против Плахотина и, положив ему руку на плечо, попросил: — Вы, Плахотин, подумайте над своими ответами, от них, возможно, зависит судьба Степанова.
Лицо Плахотина осветилось простодушной улыбкой ребенка.
— А чего мне думать, товарищ следователь? Я ведь рассказываю, как было! Против Степанова я, ей-богу, ничего не имею и зла ему не желаю. Но, раз он такой дурак, псих такой, пускай теперь хоть головой в навоз кидается…
Натужный рев грузовиков за окном стал отчетливее и громче, я видел, как они выползали из сводчатого эллинга гаража, прокатывались на коротком разгоне к главным воротам, притормаживали с пронзительным скрипом у вахты, из кабины высовывался белый квадратик путевки, затем раздавался рев форсажа, свинцово-серый клуб дыма срывался с выхлопной трубы и тяжелые коробки трейлеров и «люксов» исчезали за поворотом.
Я вернулся к Плахотину и спросил без нажима:
— Значит, Степанов врет?..
— Насчет чего? — насторожился Плахотин.
— Насчет того, что вас друзья били ногами, пока вы лежали на земле?
— Да что вы, товарищ следователь, это же бред! За что им меня бить? Зачем? Мы же друзья…
— Да, я в этом не сомневаюсь, — засмеялся я и попросил его мягко и очень решительно: — Ну-ка, Плахотин, раздевайтесь…
— В каком смысле? — подскочил нос.
— В самом прямом. Снимайте куртку, рубаху…
Плахотинский нос стал стремительно краснеть, и отток крови в сей могучий орган обоняния был так значителен, что лицо в том же темпе начало бледнеть, превращаясь в бесцветный фон для багряного снаряда, похожего сейчас на недозрелый баклажан.
— Зачем? Я не могу… Я… Это не по закону!..
— Почему? — удивился я. — Вы разве стесняетесь меня? Вы же не девушка… Не задерживайте… снимите рубаху…
Трясущимися руками расстегнул Плахотин пуговицы, одна застряла в петле и он с треском сорвал ее, метнув белый пластмассовый кружок, как из рогатки, мне под ноги. Задрал подол рубахи, стыдливо поворачиваясь боком, а я терпеливо уговаривал:
— Нет, нет, Плахотин, со спины, станьте правым боком к свету…
Побледневшие оранжево-синие кровоподтеки расплывались огромными кляксами на его ребрах.
— Господи, откуда это у вас? — испуганно спросил я.
— Да сам не знаю… Ударился небось… — торопливо забормотал Плахотин. — Это после того, как мне врезал Степанов…
И замолчал. Я почувствовал, как меня охватывает радостно-злое возбуждение преследователя, сделал вокруг Плахотина волчью петлю и тихо спросил:
— Так он же вас по тыкве ударил? Уточните мне, где растет ваша тыква. На плечах? Или на ребрах?
Плахотин недоуменно пожал плечами, как человек, еще не решивший для себя этот трудный вопрос.
— Вы мне можете членораздельно объяснить, откуда взялись кровоподтеки и ссадины?
— Ударился, — вяло ответил Плахотин. — Я же говорю, что плохо помню, как потом все получилось…
Я сел за стол и быстро выписал Плахотину направление. Он сидел против меня с задумчиво-удрученным видом мудреца, размышляющего о том, куда девается дырка, когда бублик уже съеден.
— Вот вам, Плахотин, направление на судебно-медицинскую экспертизу, — сообщил я, протягивая бланк. — Сегодня отправляйтесь в шестую больницу и получите заключение врачей…
— Да бросьте, товарищ следователь, из-за таких пустяков людей беспокоить! На мне, как на собаке, все зарастет за неделю! Подумаешь тоже, беда большая…
— Я как раз и не хочу, чтоб за неделю все заросло. Убедительно прошу вас, Плахотин, сегодня же пройти экспертизу. Мне дорого ваше здоровье, как память. А если вы к концу дня не привезете в прокуратуру заключение врачей, завтра утром я пришлю к вам участкового, он вас отведет туда за руку. Вы меня хорошо поняли?
— Понял, — уныло мотнул он своим чудом биологической селекции. Я нагнулся, поднял с пола белую пуговицу и протянул ему.
— Вот это не забудьте. Попросите, может, друзья помогут пришить… Вы же друзья?..
11 глава
С ночи сильный горный ветер угнал тучи, открыв неуверенное осеннее солнце, и принес с ледников прозрачную чистую стужу. На милицейском желто-синем «Жигуле» мы ехали с инспектором уголовного розыска к месту былого происшествия — площадке для отдыха автомобилистов, где возник однажды скандал, приведший трех участников в самые печальные места обитания: одного на кладбище, второго — в больницу, третьего — в тюрьму.
Лейтенант Уколов молчал, потому что испытывал тайную обиду. Он тогда своевременно прибыл на место, составил исключительно тщательную и грамотную схему, обеспечил надлежащие фотографии во всех нужных ракурсах и написал подробный, обстоятельный рапорт, подкрепленный письменными объяснениями всех участников разразившейся драмы. А теперь я его вызвал для повторного выезда на место происшествия. И это казалось ему выражением профессионального недоверия.
Я пытался объяснить, что никаких претензий к нему не имею, что мне надо самому на месте событий разобраться во всем с его помощью, но Уколов только кивал и с обиженно-гордой улыбкой повторял:
— Да, да, я вас понимаю…
Когда на обочине мелькнул яркий щит «Шашлычная — 5 км», я спросил его:
— Это та самая?
Уколов утвердительно вздохнул.
Через пару километров, сразу же за стандартным дорожным знаком «Пункт питания» возник новый плакат: толстомордый человек, высунувшись из автомобиля, лопает с шампура мясо. И надпись красными буквами: «Шашлыки — 3 км».
— Смотри, как у них с рекламой поставлено, — обратил я внимание Уколова.
Превозмогая обиду, лейтенант сказал:
— Место бойкое. И люди они бойкие… Щиты за свои бабки повесили. Трижды им предписывали снять рекламу, а все Ахметка выворачивается…
— А чем реклама мешает? — удивился я.
— Не полагается это, — ответил Уколов значительно. — Есть утвержденные, стандартные знаки, нечего водителей этой пачкотней отвлекать…
— Почему же отвлекать? — заступился я за неизвестного мне Ахметку, проходящего по делу как свидетель А. А. Садыков. — О потребителях думают, о людях заботятся…
— Ага, заботятся… — скептически замотал головой Уколов и кивнул на обочину. — Вы, наверное, не заказывали себе щит — «До прокуратуры — 500 метров»?
— Мне клиентов и так хватает, — сказал я совершенно искренне.
За спиной исчезло гастрономическое панно — блюдо коричнево-золотистых мясных грядок, украшенное зеленью и помидорами. Шоссе выписало стремительный вираж, и мы затормозили на площадке — автомобильном караван-сарае, продовольственном оазисе в автодорожной пустыне.
Мы, видимо попали на смену едоков: пока вылезали из «Жигуля», со стоянки тронулось два туристских автобуса, и через их огромные зеркальные окна были видны довольные пассажиры, утиравшие сальные от шашлыков рты. Чуть поодаль расположились тяжелые грузовики-дальнобойщики, шоферы ели жареное мясо, с комфортом рассевшись на подножках. Здесь же приткнулось несколько частных легковушек.
— Видно, у них с клиентурой тоже все в порядке, — заметил я, направляясь к мангалу.
— Да что вы! — усмехнулся Уколов, все равно не утрачивая обиженной величавости. — У них сейчас мертвый сезон, будни, плохая погода. А в хороший день, да еще в праздник, шашлыки у них разлетаются, как перепелки…
Шашлычник Ахмет Садыков хлопотал у мангала. Невооруженным глазом было видно, что этот человек на своем месте. Давно, когда я был еще студентом, меня поразило слово «престидижитатор» — это фокусник, работающий на быстроте рук. Ахмет демонстрировал кулинарно-коммерческий фокус, «престидижитацию» мяса, чудо превращения грязноватых на вид, серо-коричневых комьев баранины, неприятно облепленных белыми лохмотьями лука и трав, в благоухающие ровненькие гроздья непереносимо аппетитного шашлыка.
Ахмет, высокий гибкий, как хлыст, парень лет двадцати, с удивительной ловкостью и точной соразмеренностью движений сновал между разделочным столом, глубоким баком с заготовкой шашлыка, маленьким прилавком, на котором в полном бездействии возвышались весы, и горячим цехом своего бойкого производства, мангалом-жаровней — узким, трехметровой длины корытом, заполненным рдеющим древесным углем.
