Соколиная охота - Александрова Наталья Николаевна (книга жизни .txt) 📗
Коридор был безлюден, и не слышно было никаких голосов. На посту дежурной медсестры никого не было и даже не горела настольная лампа. Надежда сняла трубку телефона, но он молчал. Не было никаких гудков – ни длинных, ни коротких. Надежда потянула дверь ближайшей палаты. Она отворилась с противным скрипом. В комнате царила полная темнота.
– Простите! – Надежда тихонько прикрыла дверь, решив, что больные – все лежачие – уже спят.
„Да что же такое с телефоном? Видно, придется идти вниз или у Любки мобильник попросить…“
Но, вспомнив, что Любка занята светской беседой, которая очень просто могла перейти уже в более тесное общение, Надежда приуныла. А позвонить мужу нужно было срочно – она хотела, чтобы Сан Саныч поговорил с врачом и забрал ее из этой сумасшедшей больницы под расписку как можно скорее.
Машинально Надежда приоткрыла дверь следующей палаты и остановилась на пороге. В палате стояла тишина, но тут тусклый луч света из коридора упал на ближнюю койку, и Надежда увидела, что там лежит только голый матрац и подушка без наволочки. В палате никого не было, оттого и свет погашен.
Надежда вышла в коридор и остановилась. Отделение поражало удивительной тишиной. Она ошиблась, думая, что лежачие больные уже спят, а ходячие смотрят телевизор, сестрички же болтают где-нибудь с молодыми ординаторами. В отделении просто никого не было – ни врачей, ни больных. Нигде не раздавалось ни звука – не стонали послеоперационные, не кашляли старики, не цокали каблучками сестрички. Огромное отделение с длиннющим коридором как вымерло, то есть действительно безлюдное помещение производило именно такое впечатление.
Надежда почувствовала себя, как моряки в Бермудском треугольнике, когда они нашли в океане судно „Принцесса Мария“. Машина работала, руль поворачивался сам собой, на палубе было оставлено ведро с водой и швабра, на горячей плите стояли кастрюли с супом, в кубрике на столе брошены карты – и нигде не было ни одного человека из команды. Тайна „Принцессы Марии“ так и осталась тайной, но здесь все-таки не Бермудский треугольник, напомнила себе Надежда, люди не могут пропадать просто так.
Надежда еще раз оглядела пустой коридор и облегченно рассмеялась. Определенно у нее начинается склероз. Ведь говорила же третьего дня тетя Дуня, что в хирургии задумали делать ремонт и всех больных кого срочно выписывают, кого переводят временно в другое отделение. Поэтому так пусто в палатах и телефон не работает.
„Пребывание в этой больнице очень плохо влияет на мои умственные способности, – со вздохом подумала Надежда. – Ни днем ни ночью тут покоя нету, мало того что Поросенке храпит, как иерихонская труба, так теперь по ночам люди пропадать стали…“
Надежда повернулась и пошла обратно – возможно, Людочка уже закончила трудный разговор с первоклассником, иначе придется отстоять очередь у автомата. Она толкнула дверь на лестницу и остановилась: дверь не поддавалась. Надежда по инерции толкнула ее еще раз, потом налегла плечом, думая, что дверь заклинило. Но через некоторое время поняла всю тщетность своих попыток: дверь была заперта.
Вот тебе и раз! Очевидно, кто-то из персонала закрыл дверь пустого отделения, чтобы не шастали посторонние. Надежда подергала дверь, даже постучала немного, но вовремя опомнилась: в травматологическом отделении ее не услышат – слишком длинный там коридор, а по лестнице в это время никто не ходит.
Вот именно. Эта мысль впилась в Надежду, как сосновая иголка в ступню. По лестнице так поздно никто не ходит, кто же тогда запер дверь? И вообще, это мог сделать только человек, облеченный хозяйственной властью – завхоз или сестра-хозяйка, но их-то уж точно не бывает в больнице после пяти часов!
Надежда отступила от двери и пошла по коридору в противоположную сторону, уговаривая себя не волноваться – там есть еще одна дверь, и уж она-то точно не заперта. Хотя как раз та дверь черного хода всегда бывает заперта, вспомнила она уже по дороге. Если бы не нога, Надежда пустилась бы по коридору бегом, но проклятый гипс мешал, и нога не сгибалась в колене.
Шаги гулко разносились по коридору, и от этого Надежде Николаевне стало очень неуютно. Она убеждала себя, что досадное недоразумение вскоре разъяснится, что если та, другая дверь окажется запертой, она вернется к этой и рано или поздно кто-то пойдет по лестнице и услышит ее крики. Ну посмеются над ней, может быть, даже обругают, что полезла куда не положено, но выпустят ведь. А если даже не выпустят, то можно переночевать в какой-нибудь палате просто на матраце. Все же отапливаемое помещение, не на улице же она осталась! Но страх перехватил горло, и сердце сжималось, как ни старалась Надежда Николаевна взять себя в руки.
Дверь черного хода, естественно, была заперта, и запыхавшаяся Надежда побрела обратно, проклиная длину больничных коридоров. По пути она заглянула в две-три палаты, там было то же, что и в первой, с той разницей, что на кроватях не было ни матрацев, ни подушек, одни пружинные сетки.
Дойдя до двери, Надежда опять подергала ее без надежды на успех, потом постучала в стекло и покричала немного. Естественно, никто не отозвался. Дверь запиралась на ключ, причем и с той и с другой стороны открыть ее тоже можно только ключом. Стало быть, кто-то хозяйственный запер двери, но почему же тогда не выключили свет? В длиннющем коридоре Надежда насчитала одиннадцать плафонов под потолком – никакой экономии электроэнергии!
Как бы в ответ на ее замечание, свет в коридоре погас. Надежде стало жутко. Она четко помнила, что все выключатели находятся в середине коридора у поста дежурной медсестры. Но там ведь никого не было, во всем отделении вообще никого не было, кроме самой Надежды!
В темноте ей стало так жутко, что хотелось сесть на пол и визжать, пока не кончатся силы. Стекло в двери было очень прочное, его не выбить легоньким алюминиевым костыликом. Конечно, если бы поблизости был железный лом или топор…
Наконец она решилась дать волю своим страхам – интуиция подсказывала ей, что в темноте кроется опасность. Ведь беднягу Сырникову похитили. Потом неизвестные бандиты убедились, что взяли не того свидетеля, и вернулись за Надеждой.
Думая на ходу, Надежда осторожно кралась вперед, к выключателям. Глаза привыкли к темноте, тем более что в коридор попадал свет из окон – немного, только чтобы видеть смутные тени.
Но вот и стол медсестры. Надежда на ощупь нашла выключатели и подергала их. Свет не горел, независимо от положения выключателей. Стало быть, энергию отключили по-другому, вывинтили пробки, например… Или устроили короткое замыкание… Но для чего?
– А для того, наконец вынуждена была признать Надежда, чтобы поймать ее здесь, в совершенно пустом помещении, напугать до полусмерти, похитить или вообще убить…
Когда все встало на свои места, Надежда слегка приободрилась. Ведь боятся обычно больше всего неизвестного. Если сделать смелое допущение, что дверь закрыли с целью навредить Надежде, то она готова дорого продать свою жизнь.
„Так-то, голубчики, – думала Надежда, прижимаясь к стене в самом темном месте коридора, – я вам не сонная Сырникова. Я всякого повидала в жизни и так легко в панику не впадаю. Если уж совершила такую глупость, что пришла сюда сама, то дальше я вам помогать не стану, попробуйте-ка встретиться со мной лицом к лицу“.
Незачем говорить, что монолог Надежды был своего рода аутогенной тренировкой. Она убеждала себя, что не все потеряно и вполне можно от бандитов спастись, главное – не бояться. На самом-то деле Надежда понимала, что где уж справиться немолодой женщине, да еще с ногой в гипсе, с двумя, а то и тремя сильными мужиками. Но про это она старалась не думать.
В отделении по-прежнему стояла тишина, не нарушаемая никакими звуками. Надежда не шевелилась и даже почти не дышала. Враги ожидали, что она впадет в панику, будет метаться по коридору и кричать, а она решила применить обманный маневр. Для этого требовалась выдержка – что ж, ее Надежде Николаевне Лебедевой не занимать.
