Ты проснешься - Зосимкина Марина (электронная книга txt) 📗
Легкие победы уже давно не кружили ему голову, потому как все же не дурак и никогда им не был.
И жена у него чудесная. Скучновата, но в ней не это главное. А главное в ней – ее идеалы.
У нее великолепные, потрясающие, превосходные идеалы. Просто мечта любого женатого мужика.
Он сначала даже не поверил своему счастью, проверял долго, потом убедился и так радовался, так, ну как же ему с женой-то повезло!
Она считает, представьте, что нельзя оскорблять мужа недоверием, а тем более подозрениями, что непозволительно проверять, правду ли сказал, где был, что делал, что читать эсэмэски неблагородно, а подслушивать телефонные разговоры – низко.
Подарок судьбы! Просто подарок судьбы, а не жена. Да еще с квартирой.
Вот таким примерно образом, то ли вспоминая, то ли мечтая, от души любуясь собой и радуясь жизни, Борис Сергеевич уверенно направлял свои стопы в сторону обшарпанного крыльца районной поликлиники, откуда ему потребно было добыть больничный лист денька на четыре, а лучше бы и на пять.
Как любой среднестатистический мужик, Борис Сергеевич ненавидел врачей, их кабинеты, их медсестер, а также регистратуру с регистраторшами, коридорные стены с плакатами на тему начального медицинского образования населения, дерматиновые лавки вдоль этих стен, и сидящих на лавках и стоящих в проходах пенсионеров и беременных.
Но он не мог наводить мосты в ведомственной поликлинике, дабы не было утечки и досужих разговоров. Если коллеги пользуют одного и того же терапевта, то возникают прямые и обратные информационные каналы, а значит, и возможность анализа, говоря примитивно – сплетен.
Сплетни, конечно, явление неприятное, но ведь может быть что-нибудь и похуже. Допустим, сейчас никто не вызовет в партком или еще выше и не пришьет «аморалку», но нельзя исключать других осложнений, начиная от вульгарного мордобоя потерпевшей стороной и заканчивая...
Козелкин задумался, чем же может грозить ему блудливый демарш, кроме мордобоя, но от этих дум весеннее настроение стало стремительно рушиться, и он решительно запретил своему мозгу сканировать вероятности. Да и мордобоя никакого не будет.
Пансионат, куда Борик намылился, был вообще в Тверской области, и вероятность попадания туда кого-нибудь из знакомых и именно в это неотпускное время стремится к нулю.
Тут Борис Сергеевич вспомнил, с кем он будет коротать мартовское ненастье в замкнутом пространстве съемных апартаментов, улыбнулся самодовольно и принялся составлять список алкогольно-гастрономических припасов.
Взять у Катерины, что ли, деньжат? А то у самого маловато осталось, кредит за авто, то, се... Он и так на продукты дает ей чуть не каждый месяц, куда она их только тратит?
«Может, на мальчиков?» – хохотнул про себя Борик, понимая нелепицу данного предположения, а потом что-то помрачнел и разозлился, почувствовал себя оскорбленным. «Дрянь какая. На мои деньги своим альфонсам парфюм покупает. А может, и не только парфюм, а может...»
Тут он совсем уж взъярился, задвигал ноздрями, зашевелил пальцами в перчатках, сжимая и разжимая грозно кулаки. Но вдруг вскинул взгляд – и как споткнулся, и забыл моментально про поруганную свою мужскую честь, потому что увидел молоденькое существо женского пола такой необычайной внешности, что от лицезрения сей представительницы он замер на месте и поплыл, поплыл...
Девица была страшненькая и костлявенькая, и, кажется, сутулая, но при этом взгляд притягивала, как магнит железный порошок. Вдобавок она лила слезы, от которых ее физиономия еще больше пострашнела, а в перерывах между всхлипами тянула вонючую дешевую сигарету.
Слезы были злые, девица колючая, хамоватая такая девица, но Козелкин видел только всхлипывающую мордочку, залитую слезами, и ему жутко захотелось погладить этого ребенка по макушке, утешить и сразу же решить все его проблемы.
Что-то с головой у него в тот момент случилось или же девица таким сильным магнетизмом обладала, поэтому хоть и видел перед собой Козелкин очень непростую нахалку, но оценивал иначе, и сердце его заходилось от умиления.
Борик улыбнулся широкой участливой улыбкой и встал напротив.
Эта вся сцена происходила у входа в поликлинику, почти на ступенях, между растаявшей лужей и грязным кустом культурных городских насаждений, а плачущая особа, скорее всего, имела непосредственное отношение к районной медицине, презираемой и ненавидимой Козелкиным, потому как пальтишко было наброшено поверх стандартно-серо-белого халата, который ей был явно не по размеру, а на голове высилась медсестринская шапочка.
Борис Сергеевич, такой сильный и великодушный, проговорил, растянув губы в доброй улыбке:
– О чем плачет милое дитя? Кто обидел такую славную девочку?
Славная девочка вознамерилась ответить что-то вроде: «Да отвали ты... старик Козлодоев» и отвернуться, но опомнилась, быстро оценив китайскую «швейцарию» у него на запястье, енотовый воротник молодежной куртки и подозрительно золотистую оправу модненьких очков.
Тогда она улыбнулась слабой беззащитной улыбкой и проговорила тихим и грустным голосом с легкой хрипотцой:
– Спасибо за участие. Видимо, вы очень добрый молодой человек. Но вы вряд ли сможете мне в чем-то помочь.
– Знакомься, Катерина, это Валечка. Девочка пока поживет у нас, ты не возражаешь, надеюсь.
Катя стояла и оторопело молчала.
– У Валечки проблемы с родителями, вернее, с отчимом, и жить ей пока негде.
И муж начал помогать странной девице снять пальто, а шарф он с нее уже снял и повесил на крючок поверх Катиной куртки.
– Я не поняла, она что, жить с нами будет? – наконец очухалась Катя.
– Ну да, поживет немножко. А потом мы что-нибудь придумаем. Да и сейчас нам на всех места хватит, правда, Мышонок? – это он уже к Валечке обратился и ободряюще улыбнулся ей, глядя поверх чучела жены.
Катя с испугом поняла, что еще немножко и эта девка вселится, а ее, Катю, отправят жить в кладовку, и ринулась головой в скандал.
Скандалить она не любила, потому что не умела. Дожила аж до тридцати двух, а грубых технологий наездов, вопросов с подковыркой, искусства преувеличения с извращением так и не освоила.
Папа – главный инженер и мама-педиатр не научили, когда маленькая была, а во взрослом виде наука сия не приживалась. Катя старалась, Катя пробовала, но получалось всегда неубедительно и слабо.
Но тут она рассвирепела. Молча сорвала с вешалки чужое пальто, клетчатый шарф, засаленный на сгибах, и ткнула этим тюком в девицу.
Девица рефлекторно подачу приняла, но и только. Не смутилась и не испугалась, посмотрела с усмешечкой на Борика.
А Борик глядел на Катю и улыбался с холодным превосходством. Он сказал:
– Ты разочаровываешь меня, Катерина. Ты ведешь себя, как скандальная торгашка с оптовки. Я не говорю уже о том, что само по себе некрасиво выгнать ребенка на улицу, в то время как ему больше некуда пойти.
И повел бровью, и посмотрел покровительственно на Валечку, и приобнял ее за тощее плечо. И собрался препроводить ее дальше, в глубь квартиры, Катиной квартиры!
– Ребенок?! – заорала Катя. – Да этому ребенку столько же, сколько мне!
От лихой обиды Катя так осмелела, что дернула девкину сумку, расстегнула, перевернула и потрясла над полом.
На линолеум вывалилась обычная женская требуха и паспорт, который Катерина быстро и цепко схватила, открыла. Ткнула Борику в очки доказательство правоты, действительно, давно не ребенок.
Четыре руки дернулись выхватить, но Катя на адреналине отпрыгнула в глубь квартиры и оттуда ликующе прокричала:
– О! Да тут и прописочка есть. Сейчас мы по базочке-то и проверим, так ли все безнадежно, как девушке показалось. Не горюйте, девушка, возможно, все не так трагично, возможно, что с жилплощадью у вас проблемки нет, а вы просто запамятовали по-девичьи.
Девушка Валя метнулась вырвать документ, а Катя его и не держала, потому что адрес и так запомнила.
Пальцы быстро и уверенно застучали по клавиатуре, нужная база – крякнутая, естественно, – открылась, нужная информация нашлась, и Катя ее не утаила.
