Побег - Томпсон Джим (версия книг .txt) 📗

— ...а потом, может быть, сегодня ночью, а может быть, годиков эдак через пять, к тебе нагрянут гости. Наверное, это буду я, потому что у меня слава человека, который выбирается из всяких передряг. Но если у меня это не получится, это будет кто-нибудь из моих корешей. Как бы там ни было, к тебе придет гость — как было с тем парнем, что настучал на Вилли Саттона [2] . И ты знаешь, что он с тобой сделает, Клинт, с тобой и с твоей душечкой, прежде чем он окажет вам большую услугу, прикончив вас?

Он рассказал им, попугал тем, что случится, по-волчьи скаля зубы, не сводя с них пристального, немигающего взгляда рептилии. Он закончил беседу, и внезапное молчание было подобно крику.

Капелька пота скатилась, поблескивая, с носа ветеринара. Его жена судорожно глотала воздух и зажимала ладонью рот, говоря через сплетенные пальцы.

— Мы... Не вызовет он никакую полицию, — сказала она с побелевшим лицом. — Пусть он только вид подаст, что собирается это сделать, и я его своими руками удушу!

— Ну, может быть, он считает, что должен это сделать, — сказал Руди. — На меня спустили всех собак. Мне нужна медицинская помощь. Скажи, что у меня три шанса к одному выкарабкаться, и то для меня это будет достаточно хорошо. Ты так не считаешь, Клинтон?

Клинтон откашлялся. Он открыл рот, хотел было что-то сказать, потом снова его закрыл. Руди фальшиво улыбнулся ему:

— Это из тех предложений, когда согласишься — плохо, а не согласишься — еще хуже, — да, Клинт? Кликнешь легавых — и ваши с Фрэнни дни сочтены. Не сделаешь этого — и все равно тебе хана. У них на меня достаточно, чтобы шесть раз поджарить на электрическом стуле. А значит, вам с Фрэн, как соучастникам, светит лет эдак сорок или пятьдесят.

— С-соучастникам? — заикаясь, проговорил доктор. — Но как они узнают, что...

— Я им расскажу, — бодро сказал Руди. — Я назову вас соучастниками.

— Н-но... но почему? После того, как мы помогли...

— Потому что сдается мне, что вы лохи, — сказал Руди, — а с лохами я быстро выхожу из себя. У меня предложение...

Клинтон в замешательстве покачал головой. Не зная, что делать, он с надеждой посмотрел на свою жену. В выражении ее лица произошла какая-то не поддающаяся определению перемена, что-то такое, что заставляло холодеть от шока и в то же время казалось совершенно естественным для нее. У него возникло такое чувство, что он не видел ее никогда такой прежде; что перед ним незнакомый ему человек, а для Торренто вроде старая приятельница.

— В чем, — сказала она, — в чем заключается твое предложение, Руди?

— А ты как думаешь? В том, чтобы ты и мальчик Клинт отправились со мной.

— И?..

— Я раскошеливаюсь на новую машину. Я оплачиваю все расходы и не поскуплюсь на такие мелочи, как норковая шубка. Ты получишь все, что ни пожелаешь, как только мы будем в безопасности и сможем это купить. Ты поедешь через всю страну первым классом, а когда доберемся до Калифорнии, там тебя будет ждать приз в десять штук.

Ее глаза мягко заблестели.

— Неплохо звучит, — промурлыкала она. — Это очень даже неплохо звучит, Руди.

— Еще бы, — сказал Руди. — Это просто отлично. Большие бабки, новая машина и шикарная поездка. И ни малейшего шанса, что нас сцапают. Клинт делает мне перевязки, так что никто не видит, что там у меня, — я попал в тяжелую аварию, понятно? Потом...

— Я не стану этого делать. — У Клинтона наконец прорезался голос. — Мы не поедем с вами, мистер Торренто.

— Да заткнись ты! — Жена посмотрела на него с яростью. — Кажется, я могу сказать, как мы поступим!

— Да ладно тебе, смотри на вещи проще, — посоветовал Руди. — Что плохого в этой сделке, Клинт? Я думал, тебе это понравится, но, может быть, я могу немного ее подсластить.

— Что в ней плохого? — Доктор яростно замахал руками. — Да... да все плохо! Я уважаемый гражданин, профессионал. Я просто не могу бросить все, что у меня есть, и отправиться колесить по стране с... гм... я не смог бы это сделать за любые деньги!

— Почему ты не можешь? — с интересом спросил Руди.

— Да... потому! Я только что вам сказал!

— Ах, уважаемый гражданин? Но ты им не будешь, вспомни! Все равно ты им долго не пробудешь, если только не собираешься стать покойником, шкурой, полной переломанных костей, с фунтом сырого гамбургера вместо лица.

— Он уже покойник! — презрительно выпалила его жена. Потом, избрав другую тактику поведения, она соскочила со стула, пересекла проход и опустилась на колени возле Клинтона. — Ну же, Гарольд, милый! — уговаривала она. — Почему ты так себя ведешь? Разве ты меня больше не любишь? Разве ты не хочешь, чтобы я была счастлива? Мы могли бы так замечательно жить вместе, милый. Без того, чтобы без конца беспокоиться и дергаться из-за денег, и люди будут уважать тебя и смотреть на тебя снизу вверх, вместо того чтобы смеяться и подшучивать, как...

— Но, Фрэн! — изворачивался доктор. — Я... ты знаешь, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива, но...

— Отсюда все твои беды, милый. Деньги! У тебя просто не было денег, чтобы достойно начать. О, я знаю, какой ты умный, какой чудесный, мой ягненочек, даже если не всегда это показывала, и мне иногда просто плакать хочется, когда я думаю, что все могло бы быть иначе. Ты только подумай, ягненочек! Начать в совершенно новом месте, когда у нас будет все, что нужно, чтобы произвести хорошее впечатление. Хорошая одежда, шикарная машина и достойное жилье. И настоящий кабинет для тебя, милый. Чудесный большой кабинет и прекрасная большая лаборатория, где ты смог бы ставить свои опыты...

Она прижала его к себе и подмигнула Руди из-за его плеча. Клинтон дергался и брызгал слюной, одновременно пытаясь — как казалось — ответить на ее объятия и высвободиться из них. Его сопротивление становилось все слабее и слабее. Наконец в качестве последнего средства он заявил, что у него есть желание пуститься в это предприятие, что он хотел бы этого, но грозящая им опасность делала это немыслимым.

— Мы можем попасть в аварию, и они обнаружат, кто такой мистер Торренто. Или полиция может просто остановить нас по подозрению — знаешь ли, одна из этих рутинных проверок. Многих преступников именно так и отлавливают, и...