Круг обреченных - Лаврентьева Ирина (книги онлайн полностью .TXT) 📗
— Велеречив ты что-то стал не в меру. Женат я недавно. Но это не важно.
О себе лучше расскажи. Как дошел до жизни такой?
— Какой?
— Был приличным человеком. Врачом. Что тебя на эту кучу компостную потянуло?
— Это ты про наше законодательное собрание?
— Про него. Чего ты туда поперся?
— Выбрали меня, Витек.
— Ах, вот оно что… Туда, оказывается, выбирают.
— Выбирают, родимый, выбирают. И в следующий раз опять выберут.
— Уверен?
— Разумеется. Тут все дело в капитальных вложениях. Опубликуют пяток газет, в том числе и твоя, интервью со мной, любимым. Из которых будет явствовать, какой я замечательный. А мой конкурент на выборах, Петров, — полное дерьмо, Родину хочет жидомасонам продать. Потом организую наборчики продуктовые районным старушкам. Цена им копеечная, но дорог не подарок, дорого внимание. По ящику выступлю, расскажу о своей боли за простой народ. Вот и все дела.
— И избиратели твои все съедят, всему поверят?
— Поверят. Если все газеты одну и ту же, пусть .полную, чушь опубликуют, то будьте благонадежны — поверят. У меня ювелир знакомый есть, жене моей всякие там колечки-молечки делает. Он со мной как-то делился секретами мастерства: если в серебряном изделии изъяны есть — серебро чернят, чтобы скрыть дефекты. Есть и лозунг соответствующий: «Чернь все съест». Так что, Витенька, наша чернь все слопает, чем ее ни корми, какую белиберду ей на уши ни навешивай.
— А если я твой светлый образ развенчаю?
— Не получится. Газетке твоей за мой светлый образ круглую сумму отвалили. Так что отдерет тебя твой главный и за ворота выставит. Впрочем, что я тебе рассказываю? Ты все эти предвыборные технологии не хуже меня знаешь.
— Понятно. Значит, снова во власть полезешь?
— Тебе бы предложили — ты бы тоже полез.
— Это вряд ли. У меня профессия интересная.
— А у меня была неинтересная. Нервные мамаши, визгливые дети, злобные начальницы. И везде бабы. Устал я от них.
— Теперь вращаешься в изысканном мужском обществе?
— Да.
— А кто же тебя-то самого финансирует, если не секрет?
— Секрет.
— Петербургская тайна предвыборных технологий? — усмехнулся Виктор.
— Слушай, что ты все меня подначиваешь? — Глаза Димочки блеснули за стеклами очков злым огоньком. — Тебе непонятно, зачем в депутаты идут? За властью. За деньгами. Что, впрочем, одно и то же. И ты это прекрасно знаешь.
Кем я был? Маленьким докторишкой. На которого каждая полоумная мамаша могла жалобу настрочить. А теперь у меня этих мамаш полная приемная. Все в глаза заглядывают, на столе отдаться готовы. Помогите в том, помогите в этом. А ты знаешь, что каждый депутат располагает очень даже приличной суммой, которую может расходовать по своему разумению? С отчетными документами, разумеется.
Можно детскому дому помочь. Или научный проект проинвестировать. Вот экспедиция ваша крымская завяла по причине отсутствия финансирования, так?
— Когда-то она и твоей была.
— Ну, пусть наша. Но ведь завяла, так?
— Так.
— А я мог бы помочь с финансированием. Только надо попросить меня по-человечески.
— Это как? Записаться на прием за два месяца, потом ждать, как сегодняшняя старушка, пока тебя на пиво перестанет тянуть?
— Да, ждать. Если очень надо, ты ведь подождешь, правда? Придешь и во второй раз, и в третий. Будешь смиренно ждать своего часа, в глаза заглядывать, унижаться.
— Сладко тебе это, Димочка?
— Сладко, Витек, сладко.
Пока подошедший официант расставлял на столе блюда с дивно пахнущей тушеной капустой и исходящими соком горячими колбасками, мужчины молча курили.
Поставив перед ними еще по кружке пива, официант удалился.
— Ладно, Витек, о чем мы спорим? Встретились через столько лет. Давай о хорошем поговорим.
— Извини, старик, пора мне.
Виктор вдавил в пепельницу едва раскуренную сигарету, вытянул из бумажника сторублевку, положил на стол.
— Ну зачем ты? Я пригласил, я угощаю, — поморщился депутат. — Я, может, лишнего наговорил, так не бери в голову. Давай капусты порубаем. Очень, между прочим, вкусно.
— Спасибо, старик. Я от капусты пукаю громко. Боюсь тебя скомпрометировать. Пойду я лучше. У меня жена в больнице.
— В больнице? Может, помощь нужна?
— Спасибо. Не нужна.
— А как же статья? Ты что же, все, что мы здесь говорили… — Депутат даже приподнялся из-за стола.
— Не боись, — усмехнулся Галкин. — Мы здесь приватно беседовали, без диктофона… Так что просительницы твои будут продолжать отдаваться тебе на служебном столе по полной программе. Просто любопытно мне было посмотреть, во что превращают вполне приличного человека власть и деньги. Даже небольшие, — добавил он, решительно поднимаясь из-за стола.
— Любопытно также, во что превращает человека отсутствие того и другого, — злобно крикнул вслед Галкину депутат Огибин.
Глава 25
ВСТРЕЧА
Лелька лежала на тахте, свернувшись калачиком. Ее трясло крупной дрожью, и дело было уже не в обстиненции, не в ломке, она это чувствовала.
Наркотическая ломка протекает по-другому. Дело было в руке. После бани, в которой она хорошенько попарилась, как велел Санек, — после этого рука стала раздуваться. Место укола, беспокоившее ее еще в первый день по приезде в Питер, теперь было очагом постоянной дергающей боли. Руку разнесло. Лелька держала ее поверх вытертого шерстяного одеяла и баюкала, как ребенка. Твердый багровый бугор на плече начал наливаться гноем. Жар все усиливался. Сани нет, он в Николаеве. Приедет дня через четыре. Или пять, она уж сбилась со счета. Так и загнуться Можно в полном одиночестве, думала Лелька, и снова проваливалась в тяжелую дрему. Нет, над встать и сходить в аптеку. Купить аспирину, что ли. И антибиотиков. Чертова рука. Это в поезде в туалете. Когда они укололись в антисанитарных условиях. Ведь и раньше ширялись черт-те как — и ничего.
— Наверное, у меня организм уже ослаблен, пробормотала Лелька. — Если бы можно было вызвать «скорую»! Но нельзя. Мы в розыске — это раз. А потом повезут в больницу, анализы будут делать. А вдруг я… Нет. Лучше ничего не знать. Но ведь я так и помру здесь и протухну вся…
Лелька с трудом поднялась, стала натягивать кофту поверх платья, в котором сбежала из дома и в котором так и лежала уже вторые сутки. Малейшее движение руки вызывало новую вспышку боли, и Лелька тихонько поскуливала.
Тем не менее, еле волоча ноги, она добралась до ближайшей аптеки.
Пузырьки и флакончики за толстым стеклом витрины расплывались в глазах…
Девушке все никак не удавалось прочесть названия.
— Вы берете или нет? — грубо спросил ее какой-то мужчина и отпихнул Лельку в сторону. Удар пришелся как раз по выпиравшему сквозь рукав толстой вязаной кофты бугру. Лелька охнула и сползла на пол.
* * *
…Лена Калинина лежала в палате одна. Ее перевели сюда из реанимации неделю назад. То, что соседи отсутствовали, было очень кстати. Голова все еще с трудом воспринимала внешние раздражители. Она помнила, как очнулась, увидела над собой высокое сияние и решила, что душа ее плавает в этом белом пространстве, уже навсегда отделенная от тела. Но тело, вернее, голова тут же напомнила о себе болью. А сияние сфокусировалось в люминесцентные лампы под больничным потолком.
«Сотрясение мозга тяжелой степени, просто чудо, что выкарабкалась», — слышала Елена голоса врачей. Голоса отдавались в мозгу, и Лена стонала. Но постепенно боль таяла. Смотреть, слушать, вообще жить становилось легче и легче. Тем не менее она старалась не двигаться, не открывать лишний раз глаза.
— Заводи сюда! — услышала она вдруг крик медсестры.
Лена открыла глаза. В палату ввели молоденькую девушку с легкими льняными волосами. Девушку поддерживала под руку нянечка.
— Давай ложись. Вот сюда, — указала она на соседнюю с Леной кровать. — В хирургии утром место будет, тебя и переведут. А пока тут лежи. Лучше, чем в коридоре.