Самурай-буги - Таскер Питер (мир книг .txt) 📗
– Поздравить? С чем?
– Она сдала на права, – говорит Сима гордо. Мори представляет картинку: застенчивая девочка в форме младшей школьницы, вытягивая шею, выглядывает из-за рулевого колеса. Когда он последний раз видел старшую дочь Симы? Восемь лет назад? Десять? А кажется, что на прошлой неделе. Время в наши дни определенно летит быстро. Будущее застает врасплох.
Сибуя ломится от молодых людей, кипит их деньгами. Пабы, клубы, бутики, дневные дискотеки, «лав-отели», кабинки караокэ, игровые центры – вся эта буйная экосистема, удобряемая доходами, находящимися в распоряжении нынешних шестнадцати-двадцатипятилетних. Эти детки живут дома так долго, как только могут, и клянчат деньги у родителей, дедушек и бабушек. Они не хотят расти, и кто может их в этом винить? Как только они вырастут, их наличные деньги вмиг разлетятся.
Мори прокладывает путь через море людей, стараясь держать под контролем свое раздражение. «Эмбиент трип-хоп гараж транс» – что это значит? Кто-нибудь знает вообще? Эти детки – странное племя. Они предпочитают общаться не лично, а по пейджеру или мобильнику. Их язык – смесь слэнга, словечек из телевизора и комиксов. Девочки, со своими светло-каштановыми волосами и искусственным загаром, выглядят, как пришельцы. Мальчики избавляются от растительности на руках и ногах и меняют форму лица при помощи пластической хирургии. Когда Мори было двадцать, он хотел изменить японское общество со дна до покрышки. Этих интересует только смена собственного облика.
Сима ждет в забегаловке, рядом с ним на стуле огромный пакет.
– Моя двухмесячная зарплата, – жалуется он. – Но дело того стоит. Скоро ей ехать на гастроли с молодежным оркестром.
– С молодежным оркестром! – говорит Мори, поднимая брови. – Я иногда спрашиваю себя, вправду ли Мари-тян твоя дочь!
– Хой! Что ты имеешь в виду?
Мори пожимает плечами, идет к прилавку и берет рисовый бургер с якитори. Чувство юмора у Симы уже не то. У него, наверно, тоже.
Мори садится и откусывает от рисбургера.
– В чем проблема на этот раз? – спрашивает Сима раздраженно.
Мори переходит прямо к делу:
– Что ты знаешь о новой секретной службе, которая была образована несколько лет назад? О той, которую в газетах называют «японским ЦРУ»?
Сима хмурится:
– Это высшие материи, Мори. На твоем месте я бы в них не лез.
– Я уже влез, – говорит Мори. – Вчера их люди чуть не увезли меня прямо с улицы. Кстати, у них же головное управление где-то в деловом районе, да?
Сима шумно отхлебывает тофу-коктейль.
– Да, мне говорили, что они располагаются где-то там. Честно говоря, подробностей и я не знаю.
– Если бы они планировали какую-нибудь операцию в Синдзюку – скажем, охотились бы на кого-то опасного, – они бы предупредили вас об этом заранее?
Сима выдает неискренний смешок.
– Мы бы узнали об этом последними, – говорит он. – Эти люди делают, что хотят и когда хотят. Все это сверхсекретные вещи.
– А кто их контролирует?
– Это тоже сверхсекретно, – говорит Сима. – В любом случае, с чего бы им тебя ловить? Я думал, ты оставил свою подрывную деятельность двадцать пять лет назад.
Каратэ Сима больше не занимается, но знает, куда ткнуть – чтоб побольнее. И политические взгляды у него не поменялись со времени их первой встречи. Для Симы здоровый политический скептицизм равносилен терроризму.
Мори проглатывает остатки рисового бургера.
– Это касается дела Миуры, о котором я тебе говорил. Кажется, Кимико Ито была права насчет убийства.
– Это ничего не объясняет, – качает головой Сима. – Они не могут быть заинтересованы в обычном убийстве. Если только оно не связано с серьезной угрозой национальной безопасности.
– А в чем заключается серьезная угроза национальной безопасности?
Сима наставляет палец в лицо Мори:
– Следовало бы знать, прежде чем спрашивать. Разумеется, это сверхсекретно.
Воскресное утро Митчелл проводит в своей квартире, в одиночестве, ожидая телефонного звонка. Дождь барабанит по крыше, густыми струями стекает по оконному стеклу. На татами уже три миски для трех разных протечек. Митчелл попивает зеленый чай и хмурится в монитор своего компьютера. Он только что прошел новый уровень симулятора, пробравшись через мир номер пять (места обитания ангелов и демонов) в мир номер шесть (обитель богов).
Все эти дни Митчелл редко выходит из дома по вечерам. Нехватка денег в Токио – все равно что нехватка воды в пустыне Гоби. Не можешь перемещаться, не можешь ничего делать. Так что Митчелл сидит дома, ест полуфабрикатную лапшу и играет в компьютерные игры. Вот в чем он убежден: игры «Софтджоя» – несомненно, самые изобретательные и увлекательные. Поэтому он так настойчиво рекомендует покупать ее акции. Компания обречена на успех. «Мега», без всякого полета фантазии производящая мусор, обречена на поражение.
Вот барабаны громче. Капли быстрее. Снаружи доносится слабое завывание какого-то сильно страдающего существа. Митчелл подходит к окну, нервно всматривается в темноту. Через несколько секунд он понимает, что это звук человеческого голоса. Старуха, живущая на первом этаже, слушает народную песню по радио. Ни слов, ни мелодии он не разбирает – лишь долгое ритмичное завывание. Митчелл снова садится, но звук не выходит у него из головы.
Звонит телефон. Тот самый звонок, которого он боялся. Он дает телефону прозвонить четыре раза – создать впечатление небрежности, беззаботности, но не слабости. От таких мелочей может зависеть его карьера.
– Привет, Ричард. Как дела? – спрашивает она.
– Прекрасно, – врет Митчелл. – Откуда звонишь, Саша?
– Еду в Шарль-де-Голль, во Франкфурте сегодня совещание.
– Правда? И как погода в Париже?
Саша де Глазье, глава отдела глобальных исследований «ВВС», издает громкий стон.
– Погода идет на хрен, я с тобой не о погоде собираюсь говорить, и тебе это известно.
Манера разговора у Саши такая же, как и образ жизни: быстрая и нетерпеливая. Невозможно быть глобальнее Саши. Наполовину ливанка, наполовину аргентинка, свободно говорит на французском, испанском и итальянском. Живет в самолетах и отелях, имеет близких друзей во всех финансовых центрах мира. Ей скучно сидеть на одном месте больше двух недель, скучно работать на одну компанию больше двух лет. К несчастью для Митчелла, на «ВБС» она работает всего восемь месяцев.
– Что ты хочешь услышать сначала, – тараторит Саша, – плохую новость или хорошую?
– Как тебе угодно.
– Э, если как мне угодно, я бы с тобой вообще не разговаривала, время бы не тратила. Решай: хорошую или плохую?
– Хорошую, – немедленно отвечает Митчелл.
– Супер. Хорошая новость: тебя не собираются увольнять прямо сейчас.
Волна облегчения накатывает на Митчелла – зарождаясь в сердце и докатываясь до мозга.
– По мне бы, так убрать тебя немедленно и с минимальным выходным пособием. Но баварцы наложили временный запрет на увольнения. Вбили себе в головы, что с тех пор, как я пришла, сильно увеличилась текучка кадров. Представляешь?
Митчелл представляет без особых усилий, хоть и не говорит этого. С тех пор как Саша работает на фирму, недели не проходит без того, чтобы кто-нибудь из аналитиков или экономистов не ушел, или чтобы не ушли его.
– Теперь перейдем к плохой новости. Начиная с сегодняшнего дня, твоя зарплата привязывается к тому, как ты поработал. В последний раз ты поработал дерьмово, так что 30 % долой. Кроме того, я заношу тебя в свой особый список. И если ты не продемонстрируешь быстрых и значительных улучшений, станешь первым кандидатом на вылет, когда баварцы снимут запрет. Ты меня слышишь?
Митчелл слышит так хорошо, что у него уши горят.
– Не разочаровывай меня, Ричард. Я ненавижу, когда меня разочаровывают.
Телефон отключается, но Ричард продолжает думать о Саше де Глазье. Она большая женщина, на вид – больше латиноамериканка, чем по телефону. Судя по всему, ей к сорока, широкие брови и длинные волосы, гладко зачесанные назад. Последний раз Митчелл видел ее в Гонконге. Она тогда не обратила на него особого внимания – занималась увольнением половины исследовательского отдела Юго-Восточной Азии. А теперь вот обрушила весь шквал своих амбиций прямо на него.
