Девушка ищет спонсора - Черненок Михаил Яковлевич (полные книги .TXT) 📗
– Не хочу любви продажных волчиц. Для меня ты самая красивая и самая-самая желанная.
Вика закрыла лицо ладонями. От шампанского слегка кружилась голова. Сердце стучало учащенно. Плохо соображая, она поднялась с дивана, безотчетно села к Теплоухову на колени и неумело обняла его за шею. Он тотчас прижал ее к себе и впился губами в ее губы. Вике показалось, что она с замирающим сердцем падает в пропасть…
Очнулась Солнышкина на диване от такого ощущения, которое было, когда Абасов пытался силой снять с нее джинсы. Сейчас Теплоухов делал то же самое. Смешанный с брезгливостью ужас сковал все тело.
– Валентин… Николай Валентинович! – вскрикнула Вика. – Вы чего надумали?!
– Прости… Так надо… Ты станешь моей женой… – словно сумасшедший забормотал Теплоухов.
Ошеломленная Вика, увидев его бесцветные обезумевшие глаза, машинально схватилась за пояс уже наполовину снятых джинсов. В заднем кармашке пальцы ощутили что-то твердое. «Это же ампула с ядом для Азера!» – мгновенно вспомнила Солнышкина и, охваченная внезапной ненавистью, взволнованно заговорила:
– Ну, зачем именно так… Неужели нельзя по-иному?.. Мы ведь еще не выпили на брудершафт…
– Не могу… После выпьем…
– Нет, нет!.. Николай Валентинович… Давайте по-хорошему… Выпьем, ляжем в постель… Я не стану сопротивляться…
Теплоухов будто одумался. С трудом поднявшись с дивана, он помог Вике надеть полуснятые джинсы и с виноватым видом сел в кресло. Трясущейся рукой взял бутылку и стал наполнять бокалы шампанским. Вика растерянно села на диван. Стараясь любым путем оттянуть пугающий финал, бестактно спросила:
– Доллары привезли?
– Привез.
– Покажите.
Теплоухов с недоумением глянул на нее. Раскрыв «дипломат», нервно стал ворошить лежавшие в чемоданчике бумаги. Одна из бумажек отлетела к Викиным ногам. Нагнувшись, Вика подняла листок и узнала свою «расписку» в получении от Теплоухова пяти миллионов рублей. Под текстом неизвестно как появился четкий, словно выведенный по заказу, автограф.
– Зачем вы подделали мою подпись?.. – растерянно спросила Солнышкина. – Хотите шантажировать?..
Теплоухов взял листок. Изорвав его в мелкие клочки, сухо сказал:
– Что я хотел, уже не имеет никакого значения. – И протянул Вике пачку валюты. – Вот тебе доллары без всякой расписки. Покупай, что душе угодно.
«Боже, я превращаюсь, как Алена Волосюк, в продажную девку! Неужели моя судьба – быть изнасилованной? Умру, но не поддамся! Немедленно – бежать!» – запальчиво подумала Вика. Под предлогом, будто надо замкнуть входную дверь, она поднялась с дивана, положила деньги на стол и хотела выйти из комнаты, надеясь тихонько вышмыгнуть на улицу. Теплоухов вроде разгадал ее замысел:
– Не беспокойся, я замкну. Где ключ?
– В кухне на буфете.
Оставшись одна, Солнышкина заметалась по комнате. Все окна были с двойными рамами. После зимы она успела выставить внутреннюю раму только из окна в спальне. Если идти туда, в прихожей можно встретиться с Теплоуховым. Выхода не было. На глаза попались лежавшие на подоконнике ножницы. Почти бессознательно Вика схватила их, нервно вытащила из кармашка джинсов пластмассовую ампулку, отстригла у нее кончик и тряхнула над теплоуховским бокалом. В пузырившееся шампанское глухо булькнула крупная капля. То же самое проделала над своим бокалом, но в ампуле, на удивление, ничего не осталось. Вика схватила бокалы, чтобы перемешать вино, однако, услышав шаги возвращающегося в комнату Теплоухова, испуганно поставила их на место и торопливо присела на диван.
Николай Валентинович устало опустился в кресло. Виновато посмотрев на Солнышкину, заговорил:
– Прости за чуть не случившуюся нелепость. Я, кажется, потерял рассудок, но и в таком состоянии понимаю, что мирный «брудершафт» отменяется…
– У меня завтра экзамен, – тихо сказала Вика.
– Придется одному выпить за твой успех, – Теплоухов поднял бокал и вроде бы сам над собой усмехнулся: – А счастье было так близко, так возможно…
– Не пейте! – в ужасе крикнула Вика. – Там отрава!..
То ли не поверив предупреждению, то ли из желания отомстить за неразделенную любовь, Теплоухов залпом выпил шампанское и очень быстро, как будто боялся уронить, поставил пустой бокал на стол. В тот же момент его рука безжизненно соскользнула с кромки столешницы. Николай Валентинович всем туловищем отвалился на спинку кресла. Голова запрокинулась, а широко раскрывшиеся глаза уставились в потолок. Солнышкина, прижав ладони ко рту, словно заледенела.
Первой осознанной мыслью Вики было – немедленно позвонить в милицию и рассказать со всеми подробностями правду о случившейся трагедии. Сразу же обожгла другая жуткая мысль: «А кто мне поверит?!» Стараясь не глядеть на мертвого Теплоухова, она бочком вышла из комнаты и бросилась к двери. Дверь оказалась запертой. Вика лихорадочно стала искать ключ. Наткнулась на него, когда стала ощупывать карманы кожаного пиджака, вспомнив, что дверь закрывал Теплоухов. Зачем Николай Валентинович спрятал от нее ключ, Вика не поняла, но, отомкнув замок, сунула его в тот же карман, как будто это имело какое-то значение. «Что мне теперь будет? Что будет? – навязчиво стучало в мозгу. – Надо отвести от себя подозрение! Как это сделать, как?!»… В памяти завертелись крутые сюжеты набивших оскомину кинобоевиков, где хладнокровные убийцы изощренно устраняли обличающие их улики. В отчаянии Вика натянула на руки резиновые перчатки, в которых обычно мыла посуду, и старательно стала подражать киношным супергероям…
Дальнейшая жизнь Солнышкиной превратилась в сплошной кошмар. В случившейся трагедии она винила Аллу Аркадьевну. Чтобы при нервной вспышке не высказать матери «исповедь» Теплоухова о юношеской любви, разыграла конфликт с надуманным телефонным звонком Абасова и тайно уехала из Новосибирска в райцентр. Здесь стало еще хуже. Хотя следствие ею вроде бы не интересовалось, и все шло тихо, не покидало предчувствие, что затишье это перед страшной бурей.
После неудавшегося самоубийства, когда утром в домике вахтерши их с Нино разыскал бойкий сотрудник уголовного розыска, Вику одолела нервная веселость. Успокоилась она лишь в прокурорском кабинете. От мысли, что больше не нужно скрываться и лгать, на душе вдруг стало легко. И даже предстоящее наказание перестало страшить ее, как изнуренного неизлечимым недугом не страшит неизбежная смерть.
