Флердоранж – аромат траура - Степанова Татьяна Юрьевна (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Где-то в доме громко хлопнула дверь, послышались шаги. В комнату, освещенную одной только старинной бронзовой лампой, вошла еще одна женщина – по виду ровесница Журавлевой. Но она была стройнее, выше ростом, суше и гораздо энергичнее на вид. У нее была модная стрижка. Волосы выкрашены в приятный для глаз темно-каштановый цвет, лицо властное, умное, ухоженное и решительное. Она, видимо, пришла с улицы, так как была в кроссовках, фиолетовом спортивном костюме и белой куртке. Долорес Дмитриевна стремительно обернулась на звук шагов.
– Ну? Наташа, узнала что-нибудь? – спросила она жалобно и тревожно.
– Господи, у кого тут что узнаешь? – Женщина в куртке, которая только для одной Долорес Дмитриевны, своей старой подруги, была просто Наташа, а для всех остальных Наталья Павловна Филологова, пересекла комнату, подошла к окну. – Просто мрак какой-то. У Малявина свет не горит. Я понятия не имею, где он. Сотовый его не отвечает. Вроде бы он никуда и не собирался сегодня после обеда, а? Я не слышала, чтобы его машина проезжала. Но знаешь, что-то точно случилось. Я сирену милицейскую слышала. И потом, этиих синие огни. Вроде бы в ту сторону поехали, – Наталья Павловна неопределенно махнула рукой.
– А может, это «Скорая» к отцу Дмитрию была? У него ведь теща совсем плоха. Может, с ней что? – спросила Долорес Дмитриевна.
– Да нет же, это не «Скорая», – Наталья Павловна вглядывалась в черноту ночи. – Это милиция, такие вещи не перепутаешь. Что-то случилось.
– А вдруг с ребятами что? – Долорес Дмитриевна даже привстала. – Может, все-таки нам стоит пойти, выяснить?
– Куда пойти? Вот ты всегда так – говоришь, лишь бы сказать. Куда пойти-то? Я до конца главной аллеи почти дошла – темень, дождь, ямы везде нарыты. Того и гляди куда-нибудь провалишься. И почему обязательно что-то должно случиться с ребятами? Они уже взрослые, женихи! А что… разве они до сих пор еще не вернулись?
– Нет. В том-то и дело! А уже почти одиннадцать.
– Ну для Вальки твоего это еще совсем детское время. А он сказал, куда они пошли?
– Сказал, что в дом отдыха – там Интернет-кафе какое-то открылось.
– Часа не могут прожить без своего Интернета, – Наталья Павловна покачала головой. – Нет, подруга, мы раньше не были такими. И если увлекались, то совсем другими вещами. Интересно, что все-таки случилось?
– А ты, когда с автобуса шла, ничего не видела?
– Нет, представляешь, у меня, как назло, зонт сломался. Мой последний приличный зонт. Тот, что я из Парижа привезла. Теперь раскошеливаться придется на новый.
– И наших никого нет, – Долорес Дмитриевна заломила руки. – Кто бы мог съездить, разузнать. Кстати, Леша наш машину вроде починил.
– Неужели? Наконец-то.
– Часов до пяти все с мотором возился. Потом сел и куда-то уехал.
– Куда?
– Понятия не имею. Я хватилась – творога на завтра нет, масла сливочного тоже не осталось. Думала, он приедет – довезет меня до магазина в Воздвиженское, так и не дождалась, пришлось пешком идти. Может, позвоним кому-нибудь, Наташа, узнаем?
– Кому? Ну кому мы позвоним? Роману Валерьяновичу? Он в Москве, стоит ли его из-за таких пустяков беспокоить? Волкову? Ты его сотовый помнишь?
– Ой нет, был записан у меня где-то…
– И я нет, а он ведь нам давал свою визитку. Вообще, зачем кому-то звонить среди ночи? Всегда ты, Дали, выдумаешь бог знает что. Ничего плохого не произошло. Мы ведь просто тешим свое праздное любопытство.
– Мне что-то на сердце беспокойно, Наташа.
– Брось. Это все нервы, усталость. С этим ремонтом, строительством у всех голова кругом идет. И потом, осень пришла, дождь за окном, ночь. Здесь все это острее ощущаешь, не то что в городе. В Поленове, помнишь, тоже было поначалу неуютно, а потом как мы там работали, как жили славно!
– В Поленове, Наташа, было совсем не так. И там мы пробыли всего две недели. А тут живем уже с мая. И я… я уже начала сомневаться.
– В чем ты начала сомневаться?
– Ну хорошо ли я сделала, что привезла и Валю сюда.
– Нет, лучше ему было бы остаться одному в Москве. Одному в квартире! Ну ты и скажешь тоже. Это парню-то девятнадцатилетнему!
– Нет, конечно… Я понимаю, свобода, соблазны… Но он и здесь тоже…
– Тут он работает. Слава богу, не болтается по клубам, а работает и зарабатывает деньги, занимается делом.
– Но его сверстники учатся.
– А он у тебя разве не учится на заочном?
– Учится, но… Ох, какая же это учеба? И потом этот Леша Изумрудов… Он, конечно, милый, хороший парень, но… Наташа, я давно хотела спросить тебя. Положа руку на сердце, ты… ничего не замечала за ним и за…
– Я тебе уже говорила: я ничего не замечала. Я не имею привычки следить и собирать глупые бабьи сплетни. И ради бога, родная моя, выбрось ты всю эту чушь из головы!
За окном послышались громкие молодые голоса. Услышав их, Долорес Дмитриевна встрепенулась и облегченно вздохнула.
– Идут. Оба. Как ни в чем не бывало, – Наталья Павловна сняла наконец куртку, которую до этого все не снимала. – Ну сейчас, может быть, что-то и узнаем. Может, мальчикам что-то известно про эти ночные приезды милиции.
Глава 4
РАБОЧИЙ РАЙОН
Лыковы жили на Автозаводской. Сколько себя помнил Иван Лыков – Лыковы всегда жили на Автозаводской. Возвращаясь домой сначала из школы, потом из института, затем с работы, Иван Лыков видел всегда одно и то же – мост с грохочущими по нему бензовозами и огромные цеха ЗИЛа. Первая проходная, вторая проходная, инструментальный цех, главный конвейер – вся эта автоиндустрия вызывала у Ивана Лыкова смесь восхищения и отвращения.
Для пацанов с Тюфелевой рощи, с Кожуховского затона, с Южного порта этот район был привычной средой обитания. Когда под самыми окнами дома Лыковых – пятиэтажного, еще довоенной постройки, который в 38-м был образцово-показательным домом соцкультбыта ударников производства, а начало третьего тысячелетия встречал лопнувшими трубами и осыпающейся штукатуркой, – когда под самыми окнами этого памятника эпохи «серпа и молота» строили «великое» транспортное кольцо, Иван Лыков частенько не спал ночами. Нет, не только из-за адского шума и грохота стройки. Новые пластиковые окна, заказанные и поставленные сестрой Анной, от шума как-то спасали. А вот от удушливого чувства гадливости и восторга не очень.
В сполохах сварки, в скрежете и лязге металла, в сверкающих золотом водопадах окалины рождалось из бетона и стали новое техночудо – мосты и подвесные эстакады, галереи и транспортные развязки. И все это махом наваливалось, нависало над заводскими зиловскими корпусами, срастаясь, спаиваясь намертво в единое целое. Все туже затягиваясь петлей, возводя все выше и выше непреодолимые границы жизни рабочего района и собственной, лыковской жизни внутри этого замкнутого ареала.
Не было дня, чтобы Иван Лыков не желал убраться с Автозаводской, из этого старого сдыхающего дома, от всего этого хаоса и грохота, бензиновой вони – ко всем чертям. Но каждый раз – куда бы его ни забрасывали эти самые черти дальних странствий – в Ларнаке ли на Кипре, где он отдыхал вместе с сестрой, в Сеуле, где он в качестве дилера пытался закупить партию подержанных корейских авто, в тишайшем Лесном с его реставрируемой усадьбой, заглохшим парком, затянутыми ряской прудами, – везде он (вот незадача!) смертельно тосковал, скучал и рвался домой. Куда? В свой постылый рабочий район.
В путешествиях в Средиземноморье и на Восток был кайф, в Лесном уже прочно утверждалась будущая благоустроенность и сытая нездешняя свобода поступков и желаний. Но тут, на стыке зиловских цехов и «великого» транспортного кольца, обитала, как зверь в берлоге, та самая сила, которой втайне мечтает обладать каждый мужчина. Почти плотская сила, железная мощь, похожая на мучительный жаркий огонь в крови, что разгорается все ярче и ярче с каждой тщетной попыткой загасить его.
Возможно, все это было, копошилось, существовало где-то на уровне слепого подсознания – Иван Лыков не хотел в этом разбираться досконально, потому что…
