Голубой бриллиант - Шевцов Иван (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— Этот документ напоминает мне «Протоколы сионских мудрецов». И там и здесь сбывается все, как запланировано. Развал страны и уничтожение русского народа планировало ЦРУ, и план этот выполняет его агентура в лице Горбачевых, Яковлевых и прочих врагов России. Этот документ надо размножить в миллионах экземпляров, зачитать и прокомментировать по телевидению, на сессии Верховного Совета, на Съезде народных депутатов, на собраниях рабочих и крестьян, огласить с амвона в церквах, довести до сознания каждого россиянина. От мала до велика. Чтоб каждый вдумался в дьявольские слова: «…будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа». Она разыгрывается точно по плану, и народ оказался самым покорным, как стадо баранов.
— Но ты же сам говорил, что народа нет, а есть толпа, масса, — сказала Маша. — А довести до сознания россиян эту коварную инструкцию Даллеса сможет только правительство национального спасения, которое придет на смену преступному оккупационному режиму.
— Ты уверена, что оно придет?
— Надеюсь, что сегодняшняя обманутая толпа завтра превратится в народ. Но народу русскому очень тяжело будет поднимать страну, потому что внутри народа за годы перестройки появилось много врагов России. И главные среди них — молодежь. Да, да, Алеша, не спорь, нынешние двадцатилетние недоросли в большинстве своем враги России. Это худший вариант хунвейбинов. Худший потому, что они отрицают чувство Родины, они нравственно и духовно растлены. Они запросто насилуют и убивают своих подруг за джинсы, за «видик». Их Бог и вера — деньги. Любой ценой. Они презирают труд, совесть, честь. Это уроды, агрессивные, жестокие, неспособные самостоятельно думать. На них нет надежды. Это потерянное поколение. Так кто же будет работать, восстанавливать разрушенное бандой преступников, агентов ЦРУ? Пенсионеры? Кто будет служить в армии? Можно ли этим подонкам доверить безопасность Отечества?
— Ты преувеличиваешь. Я не верю. Ты судишь по столичным спекулянтам, уголовникам. Москва не показатель. Москва не Россия. Ты смотришь на жизнь, извини меня, с позиций милиции, прокуратуры и суда. Твоя профессия журналиста-криминалиста вынуждает тебя сгущать краски. Я имею в виду твои мысли о молодежи. В массе своей молодежь пассивна, она как бы находится на обочине жизни и молча наблюдает за событиями. Разные «Московские комсомольцы» и «Комсомолки» искалечили их души, я с тобой согласен. Но кошмар, который устроили демократы, касается не только родителей, но и детей. И дети будут прозревать вместе с родителями. Сыновья прислушаются к голосу отцов, нужда заставит. При новой власти в новой патриотической атмосфере заблудшие опомнятся, поймут, что заблуждались. Если уже многие пожилые, солидные люди, вчера еще дравшие глотки за Ельцина, опомнились, то молодежь тем более одумается. Будем надеяться и верить. А теперь, родная, давай спать. Пусть нам приснятся приятные сны.
А сны им снились и впрямь приятные, но самое удивительное, что и Маше и Алексею Петровичу снились инопланетяне, тайно проникшие на землю, чтобы спасти род людской от дьявола, а русский народ от уничтожения. В образе дьявола Иванову снился Ален Даллес. Это было естественно, если принять во внимание прочитанную накануне директиву шефа ЦРУ. Инопланетяне снились Алексею Петровичу и до того, как приснился ему кубинский монумент с Хосе Марти, и после, необычным было другое: вот уже второй раз им обоим одновременно снились инопланетяне и, как в прошлый раз, в образе ангелов — спасителей цивилизации на Земле и России в частности.
Алексей Петрович говорил Маше:
— Не знаю, кого мне и как благодарить — судьбу, что ли, которая свела нас друг с другом.
— Возможно, инопланетян. Я верю в их гуманизм и порядочность. Они — ангелы добра и счастья. Недаром они нам так часто снятся.
Как только Маша вышла на работу после двухнедельного отпуска, начал работать и Алексей Петрович. Он сгорал от нетерпения лепить «Лебединую песню». Маша охотно согласилась позировать обнаженной. Иванов нисколько не преувеличивал, когда говорил, что лучшей модели и желать нельзя, что никакая Венера не может сравниться «с моей Афродитой». Известно, что все пылко влюбленные переоценивают красоту и достоинства любимых. Не был исключением и Алексей Петрович, но если и завышал оценку, то совсем ненамного.
Теперь Маша жила на два дома. После работы забегала на часок-другой к себе на квартиру, где ее ждала Настенька, а пообщавшись с дочерью, спешила в мастерскую, где ее ждал с большим нетерпением, чем Настенька, Алексей Петрович. Специфика работы журналиста и тем более должность специального корреспондента давала некоторую свободу, и Маша иногда в середине дня заходила в мастерскую и позировала Иванову для «Лебединой песни». Лариса Матвеевна ворчала:
— Дочь тебя забудет. Совсем от дому отбилась. Хотела ребенку отца найти, а вышло, что ни отца, ни матери. И квартира пустая. Что мы — старый да малый, так и слоняемся по комнатам. Пусть бы твой дед — иначе Алексея Петровича теща и не называла — жил там в своем сарае, а ты здесь, у себя.
— С милым и в шалаше рай, — игриво отшучивалась Маша. И, поцеловав дочку, спешила в мастерскую.
Композиция новой скульптуры очень нравилась Маше, потому она позировала, как она сама признавалась, с наслаждением и просила Иванова не проявлять спешки в ущерб качеству. Сам автор считал, что для него будет достаточно десяти — двенадцати сеансов в среднем по полтора-два часа. Уже после третьего сеанса, когда появилась фигура Лебедя, Маша заметила, что название «Лебединая песня» не подходит. Алексей Петрович это чувствовал и сам, но, желая угодить молодой жене, не стал высказывать свои мысли вслух, пока сама Маша не заговорила об этом. Тем более что сам Иванов не придавал значения названиям в скульптуре.
— Лешенька, а ты не находишь, что «Лебедица» лучше «Лебединой песни»? — говорила Маша и поясняла почему: — Во-первых, твой лебедь не поет, ему не до песни. Во-вторых, говорят, что лебеди поют раз в жизни перед своей кончиной. А здесь этот символ неуместен. Я не права?
— Совершенно права, детка. Ты же умница.
— Может, лучше сделать, чтоб он пел? — все же спросила она.
— Это невозможно технически, вернее, сложно. Поднятую голову лебедя, его длинную тонкую шею пришлось бы отливать только в металле. В дереве и тем более в камне изобразить довольно сложно. А в монолите проще простого.
Лебедь с полураскрытыми крыльями, стоящий сзади девушки, нежно касается ее обнаженных плеч. Голова девушки с распущенными волосами слегка запрокинута назад в сладкой истоме. Изящная шея лебедя покоится на тугой девичьей груди, а клюв его касается соска. У девушки классическая фигура. Самое главное и самое сложное для ваятеля в этой композиции — донести до зрителя, заставить его почувствовать трепет обнаженного тела. Иванову это удается, как никому другому. Маша рада. После сеанса она стремительно соскакивает с подмостка и порывисто обнимает мужа, прильнув к нему чуть-чуть озябшим обнаженным телом.
— Согрей меня, любимый.
Алексей Петрович переносит электрообогреватель в спальню, куда уже упорхнула Маша. И снова воркование возлюбленных в постели:
— Алешенька, тебе хорошо со мной, ты не жалеешь?
— Родная, зачем спрашиваешь? Мне до сих пор кажется, что это сон. Не могу поверить. Хочется кричать: «Люди! Я счастлив!»
— Алешенька, милый, я люблю тебя. Впервые в жизни люблю. Ты мой гений. Ты сам не знаешь, какой ты необыкновенный, ни на кого не похожий, ни с кем не сравнимый. Мы долго искали друг друга. Кто нам помог? Инопланетяне?
С работы она звонит по нескольку раз на день.
— Чем занимаешься, любимый?
— Колдую над Лебедем. Надо бы с натуры, но не могу найти лебедя-натурщика.
Работая над фигурой лебедя, он не без тревоги задумывался над вопросом, который волнует девяносто процентов граждан несчастной России: как выжить, как свести концы с концами при немыслимых ценах? Когда не было Маши и Настеньки, проблема выживания его не очень волновала, он не задумывался над ней всерьез. Пенсии и кое-каких сбережений ему хватало на скромное питание и на содержание мастерской-квартиры. Имелся и необходимый запас одежды и обуви, так что в промтоварные магазины он мог не заглядывать года два-три, а при особой нужде и до пяти лет. Но теперь он обязан заботиться о горячо любимой жене и приемной дочери. Отлить в фарфоре «Девичьи грезы» вдруг оказалось невозможным. Да и швед не давал о себе знать. Из оставленных им пятисот долларов почти половину пришлось платить мраморщику. Остальные он решил отдать Маше. Пусть распорядится ими как знает. Вспомнил ее слова: влюбленным сулят златые горы и реки, полные вина, и буйну голову. Да, но при одном условии: «когда б имел». А он, скульптор Иванов, не имеет возможности сделать любимой женщине достойный ее подарок. За флакон заморских духов он заплатил полторы тысячи. Остается предложить лишь буйну голову.
