Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович (е книги .TXT) 📗
-Так вышло. Бросил нас отец. Мама второй раз замужем. Отчим оказался лучше родного. Вот он-то и носил в молодости зеленую фуражку.
-Простите. Я нечаянно затронул больное место.
-Ничего! Теперь я уже спокойно могу говорить о своём родителе. Все, что у меня есть хорошего, от мамы, всё плохое - от никудышного отца.
-У вас нет ничего плохого!-запальчиво, с азартом будто кто-то с ним спорил, проговорил Ермаков. - Зря вы на себя наговариваете.
-Ладно, товарищ капитан, заболтались мы. Выходите!
Он умоляющими глазами посмотрел на неё.
-Куда же я пойду? Совершенно некуда. И незачем. Ни на кого и ни на что, кроме вас, не могу смотреть... Таня, что вы будете делать до двенадцати тридцати?-вдруг спросил он.
Она немного помолчала и просто сказала:
-Посмотрю город, искупаюсь, позагораю.
-И вам одной не будет скучно?... Давайте вместе совершим экскурсию. Я же коренной батумец. Такие места вам покажу!... Договорились?
-А что скажут мои товарищи?
-Порадуются за вас и за меня. Особенно за вас. Славные они ребята. Поедем!
Таня колебалась: ехать или не ехать? Хотела отказаться.
В это время с земли донесся весёлый и лукавый, как показалось Тане, смех её товарищей. Над ней, конечно, потешаются. И она гордо, с вызывающей отвагой вскинула голову и отчеканила:
-Ладно, поеду! Но с одним условием. Вы будете рассказывать, как ловите нарушителей границы. И ни о чём другом не станете заикаться.
-Подчиняюсь даже таким кабальным условиям.
-Вот теперь договорились. Ждите меня около аэровокзала, в скверике.
-Это правда? Вы придете?...Сдержите слово?...Простите!...Я буду ждать.
Ермаков схватил свою аэрофлотскую синюю сумку, ринулся к выходу, сбежал по трапу вниз. Проходя мимо экипажа Ан-24, он снял шляпу, улыбнулся и сказал им по-грузински:
-Спасибо, друзья, за то, что в целости и сохранности доставили своего собрата в Батуми. И не судите, пожалуйста, меня слишком строго. Вспомните свою молодость, ребята!
Все эти слова он повторил по-армянски.
Штурман Бабаянц, кудрявый, с узкой полоской черных холеных усиков, со смехом откликнулся ему - тоже на армянском языке:
-А нам нечего вспоминать молодость. Мы ещё, слава богу, не старики.
-Тем более! - по-аджарски сказал Вано Ермаков. - Пока, ребятки. До скорого.
Он быстро зашагал к выходу. Скверик начинался сразу за металлической оградой и был полон людей, ждущих объявления посадки на самолеты. Невелик город Батуми, а пассажиров много в любое время года. Туристов. Экскурсантов. Курортников. Спортсменов.
Ермаков несколько раз, беспрестанно поглядывая сквозь деревья на лётное поле, прошелся по скверику. Верил и не верил, что Таня придет. Уж очень она быстро и просто согласилась провести с ним свои свободные три часа. Наверное, согласилась так, для видимости, пошла на хитрость, чтобы побыстрее выпроводить его из самолета.
Он курил сигарету за сигаретой и ждал. Несколько раз прошел мимо Суканкасов, отца и сына, но он был так поглощён ожиданием, что не обратил на них внимания. Жаль! Если бы он остановил свой взгляд на старшем, внимательно взглянул на него, он, может быть, вспомнил бы, где, когда, при каких обстоятельствах впервые столкнулся с ним. Тогда, конечно, и Таня осталась бы жива.
Суканкас-старший сразу узнал Вано Ермакова, но не выдал себя, ничего не сказал сыну. Зачем его тревожить? Потом расскажет, что это за человек.
Объявили посадку на какой-то рейс. Людей в скверике заметно поубавилось. Освободилась скамейка неподалеку от той, на которой расположились Суканкасы. Ермаков сейчас же сел и положил рядом газету: дескать, занята, братцы, проходите мимо.
Он докуривал пятую или шестую сигарету, когда увидел её. Она подошла к нему смущенно и робко и с явно преувеличенной храбростью объявила:
-Вот и я... экскурсантка!...
Он вскочил, снял шляпу и готов был схватить её руки и расцеловать.
-Всё-таки пришла!... Сдержала слово. Молодец! Честь надо беречь смолоду.
-Что самое интересное в Батуми?
-Зелёный мыс и Ботанический сад! - сказал Ермаков.
-Была. Видела. Давайте лучше поедем на пляж.
-С вами - куда угодно, хоть на край света.
-Вы опять за своё? Мы же договорились!...
-Не буду! Честное слово.
-Вы обещали рассказать, как ловите нарушителей.
-Расскажу.
Суканкасы издали, со своего места, чуть прикрытого низко опущенными ветками дерева, осторожно наблюдали за бортпроводницей. Старший посмотрел на часы, усмехнулся:
-Спешит жить девочка. Правильно делает.
И эти слова, как и все, что он говорил раньше, в порту, в кофейне и в городе, он произнёс с ожесточением, подхлёстывая себя, разогревая для предстоящего нападения на Ан-24.
Ермаков и Таня сели в такси и уехали в город.
Почти сейчас же вслед за ними на подвернувшейся машине укатили и Суканкасы. Развалились на заднем сиденье и неприязненно разглядывали улицу, широкую и богатую. Добротные, из литого бетона, дома-двухэтажные, с нарядными галереями, балконами, открытыми каменными лестницами, увитые виноградными лозами, с цветами, цветниками и садиками перед окнами, с железными кружевными оградами, выкрашенными в разные цвета.
Суканкас-старший опять, как на рынке, не сдержался, проворчал:
-Процветают, гады!... Ну, куда теперь подадимся? Давай купнемся. Смоем с себя все ихнее, советское.
И они свернули влево, в переулок, в конце которого светилось море.
Многолюдный пляж напротив парка и гостиницы "Интурист". Синее небо. Не по-осеннему жаркое солнце. Цветные кабинки. Лежаки, шезлонги. Ермаков и Таня сидели в шезлонгах друг против друга.
Ермаков, энергично размахивая руками, напустив на свое лицо нарочито страшное выражение, выпучив глаза, рассказывал Тане одну из пограничных небылиц, на какие был мастер.
-Понимаешь, он плывет в море, в запретной зоне, гол как сокол, а я, вооруженный с ног до головы, описываю над ним, как чёрный ворон, круги на своем многотонном вертолете. Он, понимаешь, боится, а я полон отваги. Такая храбрость меня распирает, что я решаю самолично схватить нарушителя. Снижаю машину чуть ли не до самой поверхности моря, высовываю голову из кабины и богатырским голосом кричу пловцу-нарушителю: "Как ты себя чувствуешь, гад?" Ничего, говорит, всё в порядке. Плыву, говорит, туда, за границу. И доплыл бы, говорит, куда надо, если бы не ты, зеленофуражечник, змий полосатый. Он ругается, костит меня, а я, понимаешь, проявляю здоровый юмор. Известное дело, победителю положено быть весёлым. Растягивая рот до ушей, бросаю нарушителю нейлоновую лесенку, говорю: "Давай, гад, поднимайся к зелёному змию! Гостем моим будешь". А он отвечает так: "Я лучше на дно морское пойду, а тебе в руки, змий такой-сякой, живым не дамся". И после этих слов зевает, хлебает соленой водички и скрывается под набежавшей волной. Нырнул, понимаешь, и не вынырнул. Сдержал, гад, своё слово. И кто бы мог подумать, что он такой!... Я, понимаешь, чуть не заплакал от досады. Не повезло! Если б я живого нарушителя доставил на берег, я бы в благодарственный приказ попал, прославился, а тут... Как докажешь начальству, что я проявил бдительность и героизм?... Вилами на воде все писано.
Таня слушала, смеялась и всё понимала, что творилось в душе Ермакова.
Закончил он свой рассказ так:
-Вот таким манером, дорогая Танечка, я оскандалился. С тех пор у меня навсегда пропала охота самолично задерживать нарушителей. Все, Танюша! Пограничник во мне выдохся. Остался просто человек... Очень любопытный Вано Ермаков. Он, понимаешь, хочет, чтобы теперь ты рассказала про свою жизнь. Давай начинай! Кто ты, дорогая? На какой земле родилась? Говори! Пожалуйста!
-Ничего хорошего не услышите. Моя жизнь была до прошлого года-сплошное несчастье.
-Не верю. Вы и несчастье-несовместимы.