Смерть в осколках вазы мэбен - Платова Виктория (чтение книг .txt) 📗
На удивление всем, притих Гузько. Нет, он все еще продолжал носить костюмы и пробовал держаться молодцевато, но в глазах появилось выражение тоски, как у побитого пса. Он больше, чем обычно, походил на выгнанного из дома сенбернара. Мне не хватало Лильки, не хватало привычных монбланов мусора на столе, а также острых замечаний Ирочки Кривцовой. Она отправилась в очередной отпуск куда-то за границу.
Жизнь входила в привычную колею, но что-то не давало мне покоя, настойчиво подтачивало изнутри. Я все время думала об этих убийствах и была убеждена, что выпустила из виду что-то очень важное.
Я медленно шла по парку, с удовольствием вдыхая влажноватый воздух. Конечно, мне сильно нагорит, если Герт узнает, что прогуливаюсь здесь одна. Но я ведь не собираюсь забираться далеко. Наоборот, гуляю по дорожкам, где полно народу с собаками, а на лавочках еще судачат пенсионеры. А вон стайка девчонок примостилась, а чуть дальше группа ребят с магнитофоном. Школьники, и даже не из самых старших классов.
Настроение у меня было отличное, и я спокойно продолжала идти дальше. А вот и пустая скамейка, можно немного передохнуть.
Я уселась поудобнее, закинув ногу на ногу. Потянулась к карману, чтобы достать сигареты, но почему-то передумала. И так хорошо. Как мне все-таки нравится запах опавшей мокрой листвы. Можно представить, что находишься в настоящем лесу. А что, если уговорить Герта и выбраться в настоящий лес! Съездить бы с ним за город, в пригороде еще попадаются отличные места, не все успели застроить дачными массивами. Или взять недельку-другую за свой счет и махнуть с ним в Карелию или на Вологодчину. Вот где настоящая красота! Пока еще не очень холодно. А то через месяц задует сиверко, и никуда уже не выберешься.
— Можно? — раздался рядом со мной голос. — Вот мы и встретились снова.
Я повернула голову, но не сразу узнала обращавшегося ко мне человека. В самой обычной камуфляжной куртке, какие сейчас носят многие, в темных штанах и грубых солдатских ботинках. В кепке и почему-то в темных очках. Но голос… Пожалуй, я узнала его только по голосу.
— Это вы, — проговорила я. — Неужели вы меня запомнили?
— А ты думаешь, что у меня в старости совсем память отшибло? — Он хрипловато засмеялся. — Так я еще и не такой старый, как тебе кажется.
— Я не это хотела сказать, — слабо пискнула я.
— Знаю, — он махнул рукой. — Не обращай внимания. А тебя я помню, и как в кафе с тобой разговаривали, и про твоего брата. Скажи, ты знаешь, что такое красота? Только настоящая красота, безо всяких подделок.
— Не уверена, — я покачала головой. — Красоту все воспринимают по-разному. Что для одного потрясающе красиво, идеально красиво, другому может казаться банальным, заурядным. Красоту каждый чувствует своей душой. Иногда можно замереть возле маленького листочка с капелькой дождя на черенке, иногда можно задохнуться от восторга, глядя в бескрайнее звездное небо, или плакать от радости, идя по берегу, когда ветер гнет деревья, а на берег накатывают серые волны… Да мало ли. Просто это остается в памяти на всю жизнь, и ты вспоминаешь, что видел кусочек прекрасного.
— А в человеке?.. — тихо спросил он. — Ты веришь, что человек может быть очень красив?
— Верю, — я кивнула. — Только это, как ни странно, не связано с внешней красотой. Или, может быть, я таких людей не встречала. Но смотришь на человека и вдруг понимаешь, что он действительно красив. Мне казалось раньше, что это придумали поэты и писатели, что человек может быть красив внутренне, а какой он внешне, совсем неважно. Но получается, что они правы. Красивым по-настоящему бывает тот, в ком есть какая-то внутренняя чистота. Сейчас трудно это заметить, люди чаще всего измотаны, закрыты. Но я иногда бываю в командировках, смотрю на стариков, в них это есть. Или в детях, пока они еще не столкнулись с этим лживым миром и не научились лгать.
— Сама придумала? — спросил он, совсем как несколько дней назад Иванов. — Занятно мыслишь.
— Так говорил один мой приятель-философ. — Разговор напоминал почти дубль того, предыдущего.
— Да, — Старый рокер мотнул головой. — Действительно, так мог сказать только философ. Он умер?
— Не знаю, — я растерялась. — Уехал в Сибирь, а больше я о нем не слышала.
— Значит, умер. Такие слова мог сказать только обреченный.
Он тяжело поднялся, пребывая в глубочайшей задумчивости, даже отрешенности. Я не знала, о чем думал этот человек, проживший долгую и, в общем-то, никчемную жизнь. Может быть, о своем одиночестве, которое является единственным его спутником на закате лет? Невольно он вверг и меня в состояние отрешенности, и, возможно, поэтому я не сразу заметила сверток, по рассеянности оставленный им на скамейке. Старый рокер уже исчез, и мне пришлось взять сверток с собой… Какое-то странное чувство охватило меня, когда он оказался в моих руках. Я заспешила к выходу из парка. Почему этот человек всегда говорит загадками? И почему он вдруг заговорил о красоте? И еще мне хотелось узнать, что в таинственном свертке. Но хватило сил не развернуть его до самого дома.
Я сидела и не отрываясь смотрела на вазу мэбен, которая стояла на столе. Невероятно! Мысли прыгали, как мячики от пинг-понга. Ваза мэбен! Широкое тулово и вытянутое узкое горлышко, которое предназначено всего лишь для одной-единственной цветущей веточки сливы мэхва. Какое изящество линий, какие странные впадинки, по ним так и хочется провести кончиками пальцев, коснуться каждой неровности, каждой выпуклости, чтобы подняться к самому горлышку.
Ваза мэбен! Я вздрогнула. «Я наконец-то получила ее, — прозвучал в памяти голос. — Я всегда получаю то, что захочу». И тут же другой: «Убийца забрал вазы». Я вскочила и бросилась к телефону. Только бы Воронцов был на месте!
Только бы!
Она повернула голову и снова взглянула на вазу. Какое совершенство! Оно никогда не сможет надоесть. Чем больше смотришь на нее, тем больше открываешь. Совсем как в самой себе. Раньше она не могла бы сказать, что ей нравится собственное тело, такое доступное и потасканное. Но теперь… Теперь она может любоваться собой часами.
Диана медленно встала и перешагнула через край ванны, наполненной лопающейся розовой пеной. Небрежно накинула халат и подошла к бару. Что бы выбрать? Пожалуй, немного мартини. Теперь она может выбирать все, что угодно. Раньше за нее выбирали другие, но теперь они с ума сходят от ее лица, походки, фигуры, ее чарующей полуулыбки.
Скрипнула дверь, и раздались тяжелые шаги. Диана спокойно повернулась, не ожидая ничего плохого.
— Не узнаешь, сучка? — раздался голос, и бокал выпал из ее пальцев…
Он спокойно смотрел на распростертое тело. Да, она была получше других. Точно знала, что это конец, и даже не сопротивлялась. Она просто смотрела и смотрела на него, словно стараясь запомнить перед смертью. Ее дело. Больше уже никто и никогда не увидит улыбку этой твари, которая может прикинуться такой невинной. Она мертва и навсегда унесет в могилу свою постыдную тайну. Да и его тоже. Мертвые не умеют говорить. А у него появится возможность распрощаться с этим жалким существованием, которое может влачить лишь совершенно никчемный человек. Это сокровище, оно станет его пропуском в другой мир. Конечно, там будет немало гнусных тварей, которых он ненавидел: сытых, бездарных идиотов, мнящих себя королями. Но он сумеет навести там порядок, обязательно сумеет…
Мир качался, плыл, разваливался на куски, разбегался вокруг радужными пятнами. А внутри все дрожало, как натянутая струна. Еще немного, и она захлебнется высоким стоном, и этот стон будет последним, что он услышит в своей жизни, прежде чем его навсегда поглотит вселенская чернота. Нет, он не поддастся ей. Пусть все хоть распадется на куски и станет с ног на голову. Но он доведет все начатое до конца, он все успеет. Его не обманут глубокие глаза, потому что он тоже давно знает про душевную чистоту. Он пообещал ей встречу, но она не знает, что эта встреча состоится так скоро. Осталось совсем немного.
