Битвы божьих коровок - Платова Виктория (читать книги без сокращений TXT) 📗
– А ты нэ смэй осквэрнять свой рот такими словами, жэншина! – прикрикнул Заза на жену. Но скандал прекратился.
…Конечно же, Кирюша не написал. Он пропал на три года, он ни разу не вспомнил о них и ни разу не напомнил о себе. Он и понятия не имел, что ее едва не убило сорвавшимся куском черепицы, что Зазе сделали операцию на желудке, а Илико уезжает учиться в Англию. Недаром они с Зазой работали до кровавых мозолей и все эти годы не разгибали спины. Набралась кругленькая сумма, да и родственники подкинули – цхалтубские и зугдидские. Илико Киачели, сын Зазы Киачели, будет первым в роду, кто поедет учиться за границу!
Все лето Илико и Заза оформляли документы и паспорта, а за два дня до их отъезда позвонил Кирилл.
– Если бы ты могла… – Казалось, голос шел не из трубки, а из могилы.
– Что случилось? – крикнула Настя. Ничего. Короткие гудки.
Вышедший на крик Заза подозрительно посмотрел на нее. Настя слишком редко повышала голос, чтобы это осталось незамеченным.
– Кто звонил? – спросил он.
– Никто… С почты. – Зазе совсем не обязательно знать, что звонил ее брат, вор и приживала. – Пришли семена Бере Александр, поздний сорт, помнишь, я заказывала? Они сказали, что бандероль слегка надорвана… Я схожу… Возьму.
…С проводами Илико звонок брата отошел на второй план. Сын уезжал с легким сердцем, он давно не принадлежал матери, а теперь вообще перестанет принадлежать кому бы то ни было. Впереди его ждет совсем другая жизнь.
– Вот увидишь, мой сын вырастет и прославит род. Не будет копаться в земле, как мы, – сказал ей Заза, стоя у такси, которое должно было отвезти их с Илико в областной центр. А оттуда – в Москву. А оттуда – в Англию.
Он никогда не говорил – “наш сын”. Всегда только “мой”.
– Пока, дэда <Мама (груз.)>. – Илико крепко обнял Настю, он так редко ее обнимал. – Я напишу…
Совсем как Кирюша. Тот тоже сказал ей – “я напишу”, но так и не написал.
– Буду чэрэз двэ нэдэли, – Заза даже не стал утруждать себя прощальным поцелуем. – Нино и Тамрико помогут тебе с садом. Я договорился.
Нину и Тамару, их ближайших соседок, Заза иногда нанимал – в особенно урожайные годы.
– Хорошо. – Настя снова потянулась к сыну, но дверцы такси захлопнулись, и машина рванула с места.
"Что же я забыла? – подумала она, глядя на клубящуюся густую пыль. – Ах да! Я забыла заплакать…”
…Дом сразу же опустел, даже горы овощей и фруктов его не спасали. Если бы она могла, то поехала бы следом за мужем и сыном. Сорвалась и поехала. Но у Насти даже не было заграничного паспорта. Почему двенадцатилетнего ребенка нужно было отправлять в Англию? Есть же хорошие, замечательные школы и в области. Не говоря уже о Москве.
Или Петербурге.
Мысль о Питере подняла Настю среди ночи. В Питере живет ее брат, Кирюша. Он звонил ей, он сказал: “Если бы ты могла…” Но ведь она не может. Не может бросить дом и виноградник. За последние тринадцать лет она вообще никуда не уезжала. А вершина ее достижений – паломничество в областной центр в ранней юности.
Нет. Не стоит и думать об этом.
…Настя опомнилась только в поезде, с сумкой винограда и любимыми Кирюшиными гранатами. Как ни странно, поезд вез ее в Питер.
Двое суток она пролежала на верхней полке, холодея от собственного авантюризма. Денег ей должно хватить, она не собирается задерживаться надолго. В конце концов, в доме она оставила Нину и Тамару, так что вполне имеет право посмотреть, как устроился брат. А до приезда Зазы она сто пятьдесят раз вернется! И вообще, в этом нет ничего дурного, навестить Кирюшу. Увидеть брата, которого не видела три года, шэни дэда моутхан!..
Просто увидеть.
И она увидела его. Сегодня в морге.
Он покончил с собой. Сошел с ума и повесился.
А до этого написал странные прощальные слова на окне и испещрил стены рисунками божьих коровок.
А она сидит теперь в его квартире и сама близка к помешательству.
Что скажет Заза? Что скажет его родня? Что скажет Илико?..
Пепельницы. Настя успела вымыть две пепельницы. Это замечательная идея: чтобы хоть чем-то занять себя и скоротать ночь, она уберется в квартире. Выдраит все, что только можно выдраить. Чтобы хозяева вернулись в нормальный дом… Хотя бы через полгода. Она все сделает. И уйдет отсюда навсегда.
Настя побрела на кухню и принялась за уборку: не потому, что кухня выглядела особенно грязной, нет. Просто ей невмоготу было оставаться в комнате, среди рисунков. Тем более ночью, в самое любимое для любого кваджи <Бес (груз.)> время.
Генеральная уборка на кухне заняла три часа. И все это время (в промежутке между слезами и воспоминаниями) Настя удивлялась полному отсутствию каких-либо съестных припасов в шкафах. Имелась только соль в большом деревянном туеске. А мусорное ведро было переполнено целлофановыми пакетиками из-под какого-то гнусного вьетнамского супа. И пустыми блоками от сигарет.
На цыпочках пройдя мимо ванной и так и не решившись туда заглянуть, Настя вернулась в комнату. Она бы никогда этого не сделала (во всяком случае – до утра), если бы не сумка, брошенная на кровать. Там лежали не только ее паспорт и кошелек с фотографией, но и записная книжка, которую передал ей следователь из Управления.
Его, Кирюшина, книжка.
Настя устроилась на полу и углубилась в ее изучение. Просто так, чтобы привстать на цыпочки и хоть на несколько минут дотянуться до его жизни, окончившейся такой нелепой смертью. Но ничего интересного для себя она так и не нашла. Несколько пугающих названий типа “ЭКСПЕРТИЗА ГИБДД”, “КОНТОРА СМОЛЕНСКОГО КЛАДБИЩА”, “РЕКВИЕМ, ритуальный фонд”. Зачем нужны были Кирюше столь тесные контакты со смертью, она так и не поняла. Кроме подробно расписанных похоронных бюро, в книжке было еще несколько телефонов. Совсем немного. Их владельцы скрывались за аббревиатурами С. Е., В. Ч., В. В. П. – дальше Настя не стала и заглядывать.
Все равно они ничего ей не скажут, эти телефоны. Да и не так их много – цифр и заглавных букв с точками. Судя по всему, книжку Кирюша завел совсем недавно. И все-таки успел занести одну-единственную внятную фамилию. Ее Настя прочла напоследок: “ВЕРХОВСКИЙ ИГОРЬ. 941.90.75. МОБИЛА”.
Она осторожно отодвинула простыню, прилегла на краешек кровати и попыталась прикрыть глаза. Бесполезно. Нарисованные насекомые продирались сквозь веки, водили странные хороводы, выстраивались в цепочки и снова распадались.
Божьи коровки, тупо думала Настя, такие полезные божьи коровки, убийцы капустной тли. Настя всегда привечала их, а чтобы помочь им справиться с тлей, обсаживала грядки бархатцами и ноготками. Ноготки – такие милые цветы…
Но что делают божьи коровки на стене этой странной квартиры в этом странном городе? Ведь Кирюша всегда ненавидел и землю, и ее дары, и ее обитателей… Ему нужно было просто сдвинуться, чтобы начать воспевать божьих ко…
Настя ущипнула себя за руку. Да, следователь так и сказал ей, открытым текстом: “Похоже, ваш брат медленно сходил с ума”…
Вот и она приняла их сторону. Предала Кирюшу.
Но и возражать этому было трудно: разбитая аппаратура как-то слишком наглядно поддерживала эту версию. Разве может человек в здравом уме и трезвой памяти разрушить такие дорогие вещи? Интересно, а где остальное имущество-?..
Оно нашлось через двадцать минут в маленькой кладовке в коридоре. Очевидно, кладовка служила Кирюше платяным шкафом. Рубашки, брюки, куртки, носки и ботинки были свалены в кучу. Скорее машинально, повинуясь многолетней привычке, чем преследуя какую-то цель, Настя принялась разбирать завалы: чистое – к чистому, грязное – к грязному. Грязного оказалось намного больше. Закончив сортировку, Настя зарылась носом в нестираное белье брата и снова зарыдала, в который раз за сегодняшний день. Она хорошо помнила детский запах Кирюши, такой же вкусный, как и запах Илико. Но теперь от вещей за версту несло совсем другой жизнью – взрослой, одинокой и уверенной в себе. Пот перемежался с одеколоном и табаком – настоящий, выдержанный мужской букет. Да, Кирюша стал мужчиной, а она так и не заметила этого.
