Не стреляйте в рекламиста - Гольман Иосиф Абрамович (е книги TXT) 📗

Спиной ударился о трубу. Страшная боль пронзила все тело.

Он даже закричать сначала не смог. И ноги не слушались его. Он просто не чувствовал своих ног.

Беланов запрокинул голову.

Над ним, в свете вечернего, почти темного неба, вырисовывался силуэт Береславского.

— А-а-а-а! — закричал Беланов. Это пришла его смерть.

Ефим выставил руку с пистолетом. Прицелился в светлеющее пятно внизу. С трех метров трудно промазать. Закрыл глаза, но пронзительный крик Беланова ворвался в уши.

Нажал на спуск.

— Клик! — щелкнул боек. Патронов в магазине не было. Все семнадцать расстрелял в лесу. Патронов вообще больше не было. Даже если бы Ефим захотел перезарядить оружие, он не смог бы этого сделать.

Беланов на дне канавы, поняв, в чем дело, истерично расхохотался:

— Что, сволочь, съел? Теперь моя очередь! — Он достал левой рукой пистолет и дважды выстрелил вверх. Ефим успел отскочить. Беланов выстрелил еще несколько раз. Вспышки освещали влажную, неровно срезанную ковшом землю, щербатую кирпичную окантовочную кладку коллектора и край бетонной трубы, на которую он упал. Андрей вдруг понял, что ничего другого в своей жизни он больше не увидит.

— Где ты, гад? — закричал он.

— Я здесь, — не подходя к краю, ответил Ефим.

— Подойди сюда.

— Нет. Не подойду. Я тебя по-другому убью.

— Как? — вдруг спросил Беланов.

— Схожу в машину за канистрой, — объяснил Береславский, не входя в сектор обстрела. Он уже понял, что Беланов не в состоянии двигаться. — Оболью тебя сверху бензином и брошу зажигалку.

Беланов внизу завыл. Сквозь вопли наконец пробилось:

— Помоги мне! У меня сломан позвоночник! Я инвалид!

— Атаман тоже был инвалидом, — спокойно ответил Ефим. Он и в самом деле ничего не ощущал.

— Ты же человек! — простонал Беланов. — Ты не можешь меня сжечь! Я никого не жег!

— Человек? — повторил за Белановым Береславский. Подумал немного и сам себе ответил: — Уже и не знаю. Я пошел за канистрой.

И пошел. Успел сделать несколько шагов, как из канавы донесся одиночный выстрел. Ефим остановился. Прислушался. Осторожно приблизился к краю канавы. Выждал несколько минут. Обостренные чувства подсказывали, что живых рядом с ним нет.

Он заглянул в канаву. Было почти темно, но слабого света выползшей из-за тучи луны оказалось достаточно, чтобы понять: с Белановым покончено. Больше такого нет.

Ефим вздохнул и, сориентировавшись, нетвердой походкой направился в обратную сторону, к шоссе. У вывороченной сосны остановился и засунул пустой пистолет глубоко под корни. Встал, отряхнул руки. Внезапно ему стало страшно: деревья протягивали к нему черные ветви и хватали за лицо. На дорогу он выскочил почти бегом.

Оба автомобиля стояли раскрытые, с работающими двигателями. Скорее всего, мимо них за это время никто не проезжал. Дорожка была узкая, вела к пионерлагерю, работавшему только летом (на его территории Береславский когда-то познакомился с Атаманом) и военной базе. Здесь и днем-то машин нет. А ночью — подавно.

Ефим сел за руль, закрыл дверь, пристегнул ремень. Янтарные огоньки приборов почему-то успокаивали. Он плавно развернулся и набрал скорость.

До самого выезда на шоссе ему не встретилась ни одна машина.

Уже на трассе достал сотовый и набрал Сашкин номер.

— Алло! — взволнованно откликнулась Лена. Звонка ждали.

— Это я, — сказал Береславский. — Еду от мамы.

— Ты живой? — всхлипнула Лена.

— А что же мне будет? — удивился Ефим. — У мамы не опасно. Разве что пирогами объешься.

Трубку у Лены отняли. Послышался голос Ивлиева:

— Все в порядке?

— Да.

— Смени обувь, нельзя чтоб ноги промокли.

Береславский усмехнулся. Вот же старый чекист! Присутствие Ефима на месте гибели Беланова можно доказать, только идентифицируя следы да грязь на подошвах. Но Ефим не убивал Беланова. Ему нечего бояться. А значит, нечего и думать о ботинках.

— Не волнуйся, старик. Все будет хорошо.

— Не сомневаюсь, — буркнул дед. — Если заменить тебе голову.

Он, видно, здорово переволновался.

— Да ладно тебе, — Ефиму не хотелось зубоскалить. — Я еду к Наташке, сегодня к Толстому уже не заеду. Пусть он не обижается. Пока, — и положил трубку.

Тут только Береславский заметил две машины с «мигалками», набитые людьми и летящие ему навстречу. Он прижался к обочине, они пролетели мимо. Ефим притормозил и в зеркальце убедился, что машины свернули на повороте.

Кроме пустого автомобиля, без собаки долго ничего не найдут. В любом случае он тут ни при чем. Киллер сам застрелился.

Ефим открыл дверь своим ключом. Уже месяц, как он безвыездно живет тут.

Наташка выбежала, как легла, в ночной рубашке, домашняя и теплая. Но совсем не заспанная. Всю правду ей наверняка не сказали. А намеки заставили здорово испугаться.

— Все нормально? — Она прижалась к Ефиму.

— Почти.

— А что — почти?

— Да так. Ничего особенного. Я собирался сжечь человека.

— Как?

— Живьем. Полить бензином из канистры и кинуть зажигалку…

— О, господи!

— Таким я тебе меньше нравлюсь, да?

— Этот тот человек, который убил… твоего приятеля? — Она с трудом выговорила это слово. Атамана видела дважды, во время приездов к Лене, и он внушал ей животный страх.

— Да. А перед этим Атаман спас мне жизнь.

— Я знаю. Лена рассказала. А потом звонил Ивлиев, сказал, как ты придешь, ехать, куда он скажет, когда мы позвоним ему по телефону, который я записала. Ты понял чего-нибудь? — улыбнулась Наташа и, как маленького, погладила Ефима по голове. — Я нет.

— И я нет. Выбрось из головы.

Они пошли на кухню.

— Спать все равно неохота. Давай ты чаю попьешь, а я рыбой займусь. — Назавтра намечалась их скромная свадьба, и азиатская невеста, вливаясь в еврейскую семью, собиралась угостить родственников жениха фаршированной рыбой. Ефим утром сам видел плавающих в ванне карпов. — Ты поможешь мне их… убить? — на полтона ниже вымолвила Наташка, чутьем понимая, что сказала что-то не то.

— Легко, — засмеялся Береславский. — Убью. Грохну. Пришью. Замочу. Что скажешь, дорогая.

Он еще смеялся, но плечи уже вздрагивали. Слезы полились у Ефима из глаз, рот непроизвольно дергался. Смотреть на взрослого лысеющего плачущего человека было страшно.

Наташка не знала, что предпринять. Наконец бросилась звонить психиатру, к которому сама не раз обращалась в трудные моменты их отношений с Ефимом.

Но в эту минуту во входную дверь позвонили. Она прикрыла дверь на кухню и побежала в прихожую.

На площадке стояли Ивлиев, Лена и Сашка.

— Он у тебя? — спросил старик.

— На кухне. Ему плохо.

— Ранен? — деловито поинтересовался Василий Федорович. — Куда?

— Он плачет.

— В душу, значит, — облегченно засмеялся Ивлиев. — Это уже проще.

Лена с дедом поспешили к Ефиму, Сашка смущенно топтался в прихожей.

Лена доставала из сумочки шприц с успокаивающим. Все повторяется. Головы лысеют. А реакции те же.

Но старик оттолкнул врача:

— Мы поговорим сами.

В маленькую кухню втиснулась Наташка.

— Эй, солдат! — дергал Ивлиев Ефима за плечо. — Хорош рыдать. «Грохнул» мужика — поплачь. Но недолго. Тебя там никто не видел? И где «пушка»?

У Ефима вдруг закатились глаза, и он сполз вниз по спинке стула.

— Василий Федорович! — возмущенно крикнула Лена.

— Что, красавица? — вежливо поинтересовался Ивлиев. Увидев, что у Ефима ничего не отстрелено, он пришел в наилучшее настроение.

— Валите отсюда! И не мешайте! — Лена энергично показала деду путь эвакуации. — Ждите в комнате.

— Есть, — отреагировал Ивлиев, едва не отдав честь. Решительные женщины на него воздействовали убедительно.

Нашатырь и успокаивающие быстро привели Береславского в чувство. Когда ему стало легче, в кухню вновь пробился дед. Услышав изложение событий, он выпил пару стопок из Наташкиных запасов и, вполне удовлетворенный жизнью, лег отдохнуть на их, с недавних пор — семейном, диване.