Деньги для киллера - Полякова Татьяна Викторовна (бесплатные версии книг TXT) 📗
– Да ладно. Я аккуратно.
– Вот уж не поверю. Чего случилось? – спросила я, хотя про Славку мне было неинтересно.
– Представляешь, пока мы в деревне были, этот подлец меня ограбил. Взял у тети Веры ключи, ты знаешь, я ключи у нее оставляю (я знала, что в противном случае Сонька их непременно бы потеряла и не смогла бы попасть в собственную квартиру). Ну, вот, так этот подлец пришел к ней, взял ключи, якобы я просила кое-какие вещи привезти на дачу, и меня ограбил. Форменным образом. И что мне теперь делать? В милицию заявлять?
– Заяви.
– Ну, не чужие мы с ним все-таки люди.
– Тогда не заявляй.
– Так ведь все выгреб. Шестьсот долларов, что на черный день были, и золото. Все золото уволок.
– Тогда заяви, – кивнула я. Сонька была вялой и на себя непохожей. Именно такое ее состояние навело меня на мысль… – Нет, только не это! – воскликнула я и уставилась на нее.
– Кто ж знал, Греточка. Я ведь спрятала. Вместе с кольцом и серьгами.
– Медальон? – спросила я.
Сонька испуганно кивнула.
– Греточка…
– Убогая ты моя, я ль тебе не говорила, что брать его опасно?
– Греточка, – приготовилась реветь Сонька.
– Ну вот, – сказала я. – Здорово повезет, если смерть у нас будет легкой.
– Я ведь…
– Пей чай и молчи.
Сонька торопливо пила чай, конечно, с ложки капало, и подол моего любимого костюма пошел пятнами.
– Ой, – произнесла Сонька тонким-тонким голоском. – Я нечаянно. Честно.
– Ерунда, – улыбнулась я и опрокинула вазочку с вареньем ей на грудь. Мне сразу стало легче, я смогла даже допить чай, хотя Сонька визжала, топала ногами и грозилась меня убить. Я смотрела на стену перед собой и размышляла о тщете всего сущего.
– Гретка, – позвала Сонька, вдоволь наоравшись и переодевшись в другой мой костюм, – надо Славку искать.
Разумеется, подруга была права.
– Сколько, говоришь, он денег прихватил?
– Шестьсот баксов.
– Шестьсот долларов пропить надо. Где он, как ты думаешь?
– Да где всегда, в «Витязе».
«Витязь» – забегаловка средней руки. Главной ее достопримечательностью, кроме чудовищной грязи, был зал с очень низким потолком, где стояли два бильярдных стола. Славка мнил себя непревзойденным игроком в бильярд и здесь просаживал свои деньги, когда они у него случайно появлялись.
– Поехали, – сказала я, – может, он еще не успел медальоном похвастать.
Мы поймали такси и махнули в «Витязь».
– Смотри, Славкина машина, – обрадовалась Сонька, завидев на стоянке перед рестораном знакомую «девятку». Я не смогла скрыть вздоха облегчения, но, как выяснилось, радовались мы зря: Славки здесь не оказалось. Мы раз пять прошлись по залам, заглянули в бар, но его так и не нашли. Зато в баре сидел Славкин друг Олег. Сонька направилась к нему. Я ждала у стойки, она вернулась через десять минут, едва живая. – Ну? – спросила я.
– Хуже не бывает. Славка ошивался здесь со вчерашнего дня. Проигрался. Доллары еще вчера спустил. И медальон ставил. Олег видел. А сегодня к обеду заявился, при деньгах, видно, где-то занял, – Сонька запечалилась. – Олег говорит, полчаса назад видел, как Славка выходил отсюда с двумя какими-то парнями.
– Куда выходил?
– Не знает. Столкнулись в дверях.
– Все, – обреченно заявила я, – Славку мы больше не увидим.
Я была права. Прождав часа четыре, мы поняли всю бессмысленность этого занятия и вышли из ресторана. Машина по-прежнему находилась на стоянке, но я почему-то была уверена, что ей нужно искать другого хозяина.
– Гретка, ты только не злись, – канючила Сонька, – может, я, конечно, и виновата, но я не нарочно. Давай дружить, а?
– Давай. Перед смертью нужно все прощать друг другу.
– Плохи дела?
– Возможно, бывают и хуже, но мне о них ничего не известно.
– И что же нам делать?
– В милицию идти, сдаваться.
– Это что же, с тюрьму?
– Ну, не хочешь в тюрьму, давай в могилу.
В могилу Сонька не хотела, она посопела и опять полезла ко мне:
– Греточка, ты ж такая умненькая-преумненькая, неужели ничего придумать не можешь?
– Ничего, – отрезала я, – идем в милицию.
– Сами себя в тюрьму сажать? – ахнула Сонька.
– Нет, сообщить о пропаже твоего возлюбленного.
Пропажа возлюбленного милицию не взволновала.
– Давно пропал?
– Часов пять.
Милиционер заскучал, а когда узнал, что Сонька не является законной супругой пропавшего, и вовсе потерял к нам интерес. Мы вышли из отделения: я усталая, Сонька взбешенная.
– И таким козлам сдаваться? – бушевала она. – Да пусть меня повесят!
– Возможно, нам повезет меньше… Вот что, поехали к Игорьку.
– К какому Игорьку? – не поняла Сонька.
– К соседу. Я думаю, он должен помочь. Как-никак влюблен.
– Да он на сто лет моложе тебя, – съязвила Сонька.
– Ну и что, а тебя – на двести. – Сонька старше меня на девять месяцев и напоминаний об этом не выносит. Она сразу же замолчала и всю дорогу до моего дома обиженно сопела, что дало мне возможность обдумать мое обращение к Игорьку. Он был влюблен в меня с самого детства. Мы живем в одном подъезде – я на втором этаже, он на пятом. Как правильно заметила Сонька, был он моложе меня, потому долгие годы я просто не обращала на него внимания. Но делать это было все труднее, потому что любовь его становилась все настойчивее, точнее, не любовь, а молчаливое обожание. Он смотрел на меня по-особенному, бродил следом и оставлял цветы у порога. В доме все добродушно посмеивались, его мать в шутку называла меня «снохой». Я уехала учиться, но, наведываясь в родной дом, по-прежнему видела под моим окном упитанного мальчишку с веснушчатым лицом и оттопыренными ушами. Из армии он вернулся рослым здоровяком, но уши остались прежними и способ выражать свою любовь тоже. Потом в жизни Игорька и в наших отношениях произошли разительные перемены. Все началось с шелковой турецкой рубашки. Когда он в нее вырядился, то при встрече со мной стал смотреть мне прямо в глаза и при этом лихо улыбаться. Когда к рубашке добавилась цепь на шее, начал здороваться, а когда возле нашего подъезда возник белый «Мерседес», Игорек стал невероятно разговорчивым, то есть, обращаясь ко мне, мог произнести слов пятнадцать, при этом почти не краснея. Однажды, в состоянии опьянения, он даже решился зайти ко мне в гости, плакал пьяными слезами на моей кухне и клялся в вечной любви. После чего мне пришлось подняться к Вере Сергеевне, его матушке, и Игорек был выдворен по месту жительства. Утром он пришел ко мне красный как рак и, пряча глаза, извинялся. В результате этого случая наши отношения стали почти дружеские.
Во дворе Игорька считали бандитом. Подрастающее поколение с энтузиазмом намывало его «Мерседес». Выло от счастья, когда Игорек, подъезжая, бросал им: «Здорово, мужики!» О нем рассказывали истории, бабульки у подъезда поджимали губы при его появлении, а родная матушка под горячую руку называла его «бандюгой». В общем, если и был человек, способный помочь нам в нашей дрянной ситуации, так это, видимо, Игорек.
– Вот что, ошибка природы, – сказала я Соньке, когда мы входили в подъезд, – помалкивай, что бы я ему ни сказала. Лучше всего притворись глухонемой.
– Ладно, – кивнула Сонька. – Только ты бы мне сначала…
– Потом, – перебила я и надавила кнопку звонка Игоречкиной квартиры.
Дверь открыла Вера Сергеевна.
– Здравствуйте, – дружно улыбнулись мы. – Игорь дома?
– Дома, – сказала она, запуская нас в прихожую, – спит. Явился под утро.
– А разбудить его нельзя? – заискивающе спросила я. – Он нам очень нужен.
– Чего ж нельзя, можно. Вы в кухню проходите. Сейчас чайку попьем.
Тут из спальни послышался сонный Гошкин голос:
– Ма, кто там?
– Маргарита из четвертой квартиры с подругой, тебя спрашивают.
– Я сейчас, пусть подождет! – крикнул он и вскоре появился в кухне с мокрыми зачесанными назад волосами и лихой улыбкой. На нем были шорты и на шее золотая цепь толщиной с мою руку.
