Гангстер - Каркатерра Лоренцо (мир бесплатных книг txt) 📗

Все это время я старался держаться в одиночестве — подолгу гулял по вечерам, ходил в кино, театры и на разные шоу. Я старался насладиться покоем, пока для этого была возможность. Анджело молча следил за мной, предоставив мне полную свободу. Правда, всякий раз, проходя через бар, я чувствовал на себе его взгляд. Иногда наши глаза встречались, мы кивали друг другу, и я читал в его взгляде понимание и беспокойство. Он знал, что я переживал смерть Нико и что время, проведенное в Италии, изменило меня, но не совсем так, как он того хотел. Я вступал на новую дорогу и должен был преодолеть порог самостоятельно. Выход из подросткового периода часто оказывается сложным для мальчика. У меня трудности усугублялись тем, что предстояла попытка совершить труднейшее деяние — освободиться от навязываемой мне судьбы гангстера.

Он стоял посредине моей полутемной комнаты, в нескольких шагах от письменного стола, держа руки в карманах. Как обычно, я сначала увидел его и лишь потом услышал.

— Все в порядке? — спросил я его, всматриваясь в циферблат часов. Глаза никак не хотели открываться, и спать мне очень хотелось — накануне я долго смотрел телевизор, а потом еще читал допоздна.

— Как обычно, — ответил Анджело.

— Еще двух часов нет, — сказал я. — В это время даже Ида не захочет выйти на улицу.

— Я принес тебе одежду. Она на столе. Умывайся и оденься. Я буду ждать тебя снаружи, в машине.

— Куда мы поедем? — спросил я, когда он уже повернулся, чтобы выйти из комнаты.

— Попробуем наловить рыбки к обеду.

— Я не знал, что ты любишь рыбачить, — сказал я, окинув взглядом ширь пустынного пролива. — Ты никогда раньше об этом не говорил.

— Я никогда раньше не ловил рыбу. А если честно, я ненавижу это занятие.

— Если так, то зачем мы сюда приехали? На этой лодке столько всяких снастей, веревок и червей, что можно хоть целый год не выходить на берег.

— Нам нужно спокойно и не торопясь поговорить, — ответил Анджело, бросив леску под ноги. — А что касается рыбной ловли… Я знаю о ней только одно: это очень тихое занятие.

— О чем же будет разговор? — Несомненно, мне нужно было держаться настороже.

— О тебе, — ответил Анджело. — И о том, что случилось с тобой и Нико в Неаполе.

— Тебе известно все, до мельчайших подробностей.

— А вот тебе — нет. По крайней мере, ты во всем сомневаешься. И я не хочу, чтобы эти сомнения и дальше зрели в тебе, как, мне кажется, это происходит сейчас.

— По–моему, там нет ничего такого, что мне было бы обязательно знать, — ответил я, пожав плечами.

— Тебе необходимо узнать, как жить, имея на душе то, что случилось.

Я наклонился к сумке–холодильнику и достал оттуда банку с «кока–колой» и кварту молока. Молоко я передал Анджело, а сам опустился прямо на доски палубы и, щелкнув колечком, открыл газировку.

— Это моей смерти он хотел, — сказал Анджело. — А не твоей.

— Я не мог убить его, — ответил я. — Я знал, что он хотел сделать, мне сказали, но я все равно не мог.

— Дело в том, что ты не верил, что покушение было настоящим. И до сих пор не веришь.

— Как ты можешь так жить? — неожиданно для себя самого спросил я, подавшись к нему. — Как ты можешь жить день за днем в одиночестве, зная, что тебе не с кем поговорить, что нет никого, кому ты мог бы по–настоящему доверять. Как тебе удается вести такую жизнь и не сходить сума?

— Я не думаю об этом. — Анджело смотрел куда–то вдаль. — Ни о чем таком я никогда не думаю.

— А о чем же ты думаешь, если не об этом?

— Я думаю об Изабелле, — сказал он. Впервые за все время нашего знакомства он упомянул ее имя. — Она для меня жива, несмотря на то что прошло столько лет. И благодаря ей я счастлив — в глубине души, там, куда никто никогда не заглянет.

— Если она была жива… — начал я и осекся. Он приоткрыл передо мной дверь, и мне очень хотелось войти и расспросить его о давно погибшей жене, задать столько вопросов, сколько он позволит. Но, получив такую возможность, я не знал, с чего начать. Но Анджело, как всегда, понял меня лучше, чем я сам.

— Если бы она была жива, я стал бы куда лучше, чем есть, как человек, — сказал Анджело непривычно мягким голосом, — но как гангстер в подметки бы не годился себе нынешнему.

— И много времени тебе понадобилось, чтобы оправиться от той потери?

— Я до сих пор от нее не оправился. Она — это единственное, что живо во мне. Никто больше этого не видит. Никто этого не знает. Но я‑то вижу, я‑то чувствую. Каждый день я соприкасаюсь с той частью ее, которая хранится во мне. Бывают дни, когда я вижу ее яснее, чем обычно. Ты уже давно находишься рядом со мной и не мог не видеть, когда я переживал черные дни.

Я кивнул и перевел взгляде него на волны, бившиеся о борт лодки.

— Это подтолкнуло тебя искать тех, кто стрелял в нее?

— Нет, — ответил он, покачав головой. — Приятно сознавать, что они мертвы, но ведь на самом деле они всего лишь ходячие пистолеты, без лиц. К тому же стремишься вовсе не к убийству. Стремишься сохранить живым того, кого когда–то обнимал.

— Скажи, ты когда–нибудь видишь ее? Изабеллу. Я имею в виду не мечту, не призрак. А наяву, будто она все еще жива?

— Довольно часто. В самых разных местах. Иногда я мельком вижу ее лицо в толпе, переходящей улицу, а бывает, что она где–то оглядывается мне вслед. Бывает даже, что я вижу ее на телешоу в задних рядах массовки. И каждая из тех женщин выглядит точно так же, как выглядела бы Изабелла, будь она еще жива. По крайней мере, в этом я уверен.

— Я тебе глубоко сочувствую. — Я положил ладонь на его кулак, крепко стиснувший планшир.

— Тебе предстоит принять трудное решение, — сказал Анджело, накрыв мою руку своей свободной. — У тебя будет столько времени, сколько потребуется, чтобы прийдти в себя и определить свое место. Закончи колледж, раз считаешь, что это настолько важно. А когда сочтешь, что тебе все ясно, придешь ко мне и скажешь, как ты намерен жить дальше.

— Я уже это знаю, — ответил я.

Он вытер лоб шелковым носовым платком и произнес, будто не слышал моих последних слов.

— Пожалуй, пора уже возвращаться на берег.

— Я сказал, что уже знаю, как намерен жить дальше, — повторил- я. — И, пожалуй, сейчас самое время сказать тебе об этом.

Анджело сделал большой глоток молока и кивнул.

— Если так, то говори.

— Я очень люблю тебя за все, что ты для меня сделал. — Слова давались мне с трудом, будто их задувало обратно в рот морским ветром. — За все, чему ты меня научил.

Анджело бросил молочный пакет на палубу и встал, вперив пронзительный взгляд своих темных глаз мне в лицо.

— Говори, говори! — потребовал он голосом, в котором я отчетливо уловил угрозу.

— Я хочу уйти. — Я наконец совладал с собой, хотя пот так и струился по спине, и пришлось даже опереться рукой о мачту, чтобы придать себе уверенности. — Я не

могу стать тем, кем ты хочешь меня увидеть. Я не хочу всю жизнь поминутно оглядываться, ожидая пули, которой, я точно знаю, рано или поздно дождусь. Я не хочу управлять командой, не зная, кому можно доверять, а кто подгадывает момент, чтобы разделаться со мной. И я не хочу закончить жизнь стариком, которому нужно уплывать в море, чтобы сказать несколько слов и который никого на свете не может назвать своим другом.

— Я считал своим другом тебя, — отозвался Анджело голосом, полным яда.

— Я и есть твой друг, — сказал я. — Ноя всегда буду и еще кем–то, а не только твоим другом.

— Ты не останешься моим другом, если покинешь меня. — Он сплюнул за борт. — Тебе решать, какой жизнью жить. Но не забывай, что в этом выборе тоже есть риск. Все эти годы ты был под моей защитой. Теперь ты отвернулся от меня, и останешься один. А такого ты никогда прежде не знал.

— Я понятия не имею, чем для меня обернется жизнь в реальном мире, — ответил я. — Но я точно знаю, что меня может ожидать в твоем мире. И я не хочу принадлежать к нему.