Подпорченное яблоко - Бруно Энтони (бесплатные книги полный формат txt) 📗
В тот день крестили одного из племянников Джины, и Живчик пригласил Тоцци на церемонию и вечеринку после нее. На вечеринку Тоцци так и не попал, потому что, пока младенец надрывался от крика, а священник поливал его маленькую головку святой водой, Джина и Тоцци отчаянно флиртовали. Она еще не знала, что он занимается порнографическими фильмами. Когда все вышли из церкви, вместо того чтобы пойти вместе со всеми к кузине, Джина направилась к своему дому. Тоцци пошел за ней, и все было как в чудесном чувственном сне, когда не хочется просыпаться. Она шествовала медленно и изящно, описывая зигзаги, подбрасывая носком туфли оранжевые и желтые листья, бросая украдкой взгляды на Тоцци. Тоцци следовал за ней на некотором расстоянии, наблюдая, как солнечные лучи пронзают опавшие листья и просвечивают сквозь ее распущенные по плечам светло-каштановые волосы. Когда они подошли к ее дому, Джина остановилась, повернулась и посмотрела на него, лукаво улыбаясь, ожидая, что он сделает. Он не спеша подошел. И хотя они были знакомы совсем недолго, оба знали, чего хотят, но никто не был готов сделать первый шаг. Он вдруг засмеялся, и она засмеялась тоже, и очень скоро они уже были на грани истерики, потеряв контроль, хохоча как ненормальные.
– Зайдешь выпить чашечку кофе? – спросила она, вытирая слезы.
– Конечно, – ответил он.
– Или, может, вернешься на вечеринку?
– Нет, спасибо.
Она покачала головой.
– Я тоже. – От шуршания ее рассыпавшихся по плечам волос у него закружилась голова.
Ее квартира была маленькой, каждый предмет имел свое назначение и стоял на своем месте. Голые деревянные полы и жалюзи. Ни штор, ни безделушек, ни цветов. Только на стене множество черно-белых фотографий смеющихся детишек в рамках. Она сказала, что сделала эти снимки сама.
Тоцци сел на диван, раскинув руки по спинке, и смотрел, как она делает кофе.
– Не надо, – сказала она с самоуверенной усмешкой.
Он шевельнул рукой.
– Не надо что?
– Не надо на меня смотреть. Смотри на что-нибудь другое.
Тоцци пожал плечами.
– Если тебе это мешает... – Он повернулся и растянулся на диване. Оранжевые солнечные лучи косо падали через створчатые окна и квадратными пятнами ложились на ноги и лицо Тоцци, лаская их теплом. Он закрыл глаза и почти заснул. Но мысль о ней заставила его проснуться.
Он прищурил глаза, пытаясь сквозь солнечный свет разглядеть, что она делает, и вздрогнул, увидев, что она стоит прямо возле него. Она сбросила туфли и села у него в ногах на другом краю дивана. Из кухни донесся запах закипевшего кофе. Она заслонила от солнца глаза и посмотрела на него.
– И о чем же ты думаешь? – спросила она.
Он улыбнулся.
– Не знаю.
Она подобрала под себя ноги и повернулась к нему лицом, откинувшись на подлокотник дивана. Ступни она просунула ему под ягодицы.
– Ноги замерзли, – сказала она.
– Угу.
– Есть идеи?
– Относительно чего?
– Как их согреть?
Тоцци ухмыльнулся.
– Что-нибудь придумаем.
– Ну так давай.
– Что давай?
– Согрей их.
– Ах да. Хорошо.
Он потянулся, вытащил из-под себя ее ногу и растер пальцы между ладонями.
– Ну как?
– Хорошо. Теперь другую.
Он взял другую ногу и растер ее.
– Лучше?
Ее глаза были закрыты, голова откинута назад.
– Да... чудесно.
Когда он прекратил растирать ногу, она открыла глаза.
– И все-таки мне холодно.
Она улыбалась.
– Да? Где именно?
– Везде.
– Так, с чего же мне начать?
Она ухватилась за его руки и подтянулась, пока не оказалась над ним, нос к носу.
– Может, прямо отсюда? – спросила она и поцеловала его. И еще раз. И снова. А потом он поцеловал ее. Много раз. Потом они стали исследовать тела друг друга языками и пальцами. И у Тоцци закружилась голова, так это было хорошо. Джина лежала на нем, и солнце заливало комнату, и ее кожа была такой белой и мягкой, и ее шелковистые волосы струились между его пальцами, и ее губы, ее плечи, ее уши, ее соски и...
До кофе дело так и не дошло.
Джина вывалила на стол банку с помидорами, вырвав Тоцци из его сладостных воспоминаний. Он пристально посмотрел на нее, вспомнив, что говорил о ней Беллзу прошлой ночью Будда Станционе. Тоцци снова обдумал эту возможность, но нет – сколько ни думай, они совсем не подходят друг другу. Правда, замечание Будды было не единственным свидетельством того, что между Беллзом и Джиной существовали какие-то отношения. Было еще сообщение на ее автоответчике в тот день, когда они лежали на диване.
Они блаженно дремали в сумерках, голова Джины покоилась на его плече, и вдруг зазвонил телефон. Никто из них не пошевелился. После четырех звонков Тоцци услышал записанный на пленку голос Джины, просивший тех, кто звонит, оставить сообщение после сигнала. "Джина, это я, -прозвучало в комнате. – Позвони мне".Тоцци сразу же узнал голос. Это был Беллз.
Он смотрел, как она убирает овощи в холодильник. Ему не нравилось, когда на него не обращают внимания, и он рискнул задать вопрос:
– Ты принесла молоко?
Она посмотрела на него как на червяка.
– В чем дело? Ты не можешь поздороваться?
– Привет. Ты принесла молоко?
– Привет. Нет.
Она снова принялась за сумки, и, засунув руку в одну из них, вытащила большую индейку. Открыв холодильник, положила ее на нижнюю полку.
– Тебе не нужно было покупать ее, – сказал Тоцци, кивнув на птицу. – Твой брат говорит, у него целая связка индеек.
Она свирепо взглянула на него.
– Они что, вывалились из грузовика?
Тоцци пожал плечами и не стал развивать эту тему. Она была не в настроении. Считалось, что Джина была положительным членом этой семьи. У нее была настоящая работа: она закупала детскую одежду для универмага «Мэйси» в Манхэттене. Ее родственники – дядя и два двоюродных брата – отбывали срок за угон автомобиля, а в багажнике машины ее отца всегда лежало что-то, что нужно было срочно продать. Никто из них не был отпетым преступником, кроме ее брата Живчика, который изо всех сил пытался стать членом мафии, пока ФБР не предоставило ему другую возможность сделать карьеру. Но, как и большинство людей, чьи родственники с легкостью нарушают закон, Джина не хотела ничего об этом знать. Она не участвовала в их делах, но и не читала им моралей. Она любила свою семью, потому что это была ее семья, и была предана своему ненормальному братцу, потому что он был ее братом, но, если они продавали краденых индеек, или знали, где хранят краденые машины, или курили сигареты, на которых не было пометки об уплате федеральной пошлины, она ничего не хотела об этом знать. Это были их дела, ее они не касались.
Так считалось.
Мысленно Тоцци все время слышал голос Беллза на автоответчике Джины: «Джина, это я. Позвони мне».Тогда она приподняла голову с плеча Тоцци, закатила глаза и сделала гримасу, но объяснять ничего не стала, а Тоцци не стал спрашивать. Но сейчас он задумался насчет Джины и Беллза.
Из второй сумки Джина вынула целлофановую упаковку с хлебными кубиками. В животе у Тоцци заурчало. Хоть и не домашнее жаркое с поджаристой корочкой, но все-таки еда. Он встал и направился к столу.
Джина подозрительно взглянула на него поверх очков. Так собака смотрит на кошку, слишком близко подошедшую к ее миске. Он оперся о стол и сложил руки на груди. Она не отводила от него взгляда.
Он перевел взгляд на целлофановую упаковку. Вероятно, это предназначалось для праздничного обеда семьи Дефреско в День благодарения, но он умирал от голода. Ему ужасно хотелось разорвать пакет и высыпать в рот горсть сухих хлебных кубиков, но этого делать не стоило. Конечно, он не Майк Тоцци, а Майк Санторо, а Санторо – плохой мальчик, во всяком случае, для Джины. Так почему бы ему не разорвать пакет? Это будет вполне в духе Санторо. Тем более ему очень хочется есть.
Он протянул руку к пакету, и по кухне разнесся звук шуршащего целлофана. В ее глазах мелькнул стальной блеск, и Тоцци замер.
