Высокое окно - Чэндлер Раймонд (версия книг .txt) 📗
— Вам предлагают монету, — продолжил я, — при подозрительных обстоятельствах. И вы не прочь купить ее — но недорого. Но вы хотите знать, откуда она. Правда, если бы вы даже убедились, что монета краденая, то все равно купили бы ее, если бы смогли выторговать по дешевке.
— А я смог бы, да? — Он как будто несколько скис.
— Конечно, если вы толковый перекупщик. А я полагаю, вы именно такой. Покупая монету задешево, вы в то же время страхуете прежнего владельца от окончательной потери. Он всегда будет рад переплатить вам за возвращение дублона. Так всегда делается.
— Значит, Брэшер Мердока похищен, — резко сказал он.
— Не цитируйте меня, — попросил я. — Это страшная тайна.
Он чуть было не принялся ковырять в носу. Но вовремя спохватился. И вместо этого зажмурился и резким движением вырвал волосок из ноздри. Он поднес его к глазам и принялся внимательно рассматривать. Потом посмотрел мимо него на меня и спросил:
— А сколько даст хозяин за возвращение монеты?
Я подался вперед и подарил его туманным взглядом.
— Тысячу. А сколько дали вы?
— Мне кажется, вы очень смышленый молодой человек, — сказал старик. Потом он весь скривился, подбородок его затрясся, и грудь заколыхалась вперед-назад; раздались звуки, какие издает выздоравливающий после тяжелой ангины кочет, пытаясь кукарекать.
Мистер Морнингстар смеялся.
Потом смолк. Лицо его снова разгладилось, и глаза открылись — черные, хитрые, проницательные.
— Восемьсот, — сказал он. — Восемьсот за не бывший в обращении дублон Брэшера. — Он фыркнул.
— Чудненько. Монета при вас? Вы остаетесь при двухстах чистой прибыли. Удачное дельце: быстрый оборот, приличный доход — и никакой головной боли.
— Она не здесь, — сказал он. — Вы что, меня дураком считаете? — Старик вытащил из жилетного кармашка старинные серебряные часы на черной цепочке и скосил на них глаза. — Скажем, завтра в одиннадцать утра. Приходите с деньгами. Есть у меня монета, нету ли — но вы мне симпатичны, и я организую это дело.
— Договорились. — Я поднялся с кресла. — Однако мне еще надо получить деньги.
— Не новенькими банкнотами, пожалуйста, — почти мечтательно сказал он. — Двадцатидолларовыми бумажками. Если случайно попадется одна-другая пятидесятидолларовая — не страшно.
Я усмехнулся и направился к двери. На полпути я повернулся, подошел к столу и оперся на него ладонями.
— Как она выглядела?
Его взгляд стал пустым.
— Девушка, которая продала вам монету.
Его взгляд стал еще более пустым.
— О'кей, — сказал я. — Это была не девушка. У нее был сообщник. Как он выглядел?
Он поджал губы и снова сложил кончики пальцев вместе.
— Это был мужчина средних лет, коренастый, ростом около пяти футов семи дюймов и весом около ста семидесяти фунтов. Он представился Смитом. На нем был синий костюм, черные ботинки и зеленые рубашка и галстук. Из кармашка торчал коричневый носовой платок. Волосы темные с проседью. На макушке — лысина размером с долларовую монету, на щеке внизу — шрам длиной в два дюйма. Кажется, слева. Да, слева.
— Неплохо, — сказал я. — Как насчет дырки в правом носке?
— Я забыл снять с него ботинки.
— Вопиющая беспечность с вашей стороны.
Он ничего не ответил. Мы просто смотрели друг на друга — пытливо и немного враждебно, как новые соседи. Потом он снова рассмеялся. Пять долларов, что я дал ему, так и лежали на столе перед ним. Я быстро протянул руку и взял их.
— Они вам не понадобятся, — сказал я, — раз уж речь зашла о тысячах.
Он резко оборвал смех. Потом пожал плечами.
— Завтра в одиннадцать, — сказал он. — И без фокусов, мистер Марлоу. Не думайте, что я не сумею защитить себя.
— Надеюсь, сумеете, — ответил я. — Потому как играете сейчас с огнем.
Я прошел в пустую приемную, открыл дверь и закрыл ее, не выходя из комнаты. В коридоре должны были раздаться мои шаги, но его дверь была закрыта, а каучуковые подошвы моих ботинок не производили много шума. Я надеялся, что он это запомнил. Я прокрался по истертому ковру к столику секретарши и встал за дверью в кабинет старика. Детский прием, но иногда срабатывает — особенно после длительной беседы, полной цветистых фраз и тонкого юмора. А если не сработает, мы просто еще раз поскалимся друг другу.
На сей раз сработало. Некоторое время в кабинете ничего не происходило, разве что мистер Морнингстар высморкался. Потом он снова радостно заклекотал, как простуженный кочет. Потом откашлялся. Потом скрипнуло вращающееся кресло и послышались шаги.
Из-за двери на два дюйма высунулась грязная седая голова. Она замерла на несколько мгновений; я тоже замер — на несколько мгновений. Потом голова исчезла, и на кромке двери появились четыре пальца с нечистыми ногтями, которые потянули ее за собой. Дверь со щелчком закрылась. Я перевел дух и прижался ухом к деревянной панели.
Снова скрипнуло вращающееся кресло. Застрекотал диск телефона. Я прыгнул к столу секретарши и поднял трубку смежного телефона. На другом конце провода слышались гудки. Я насчитал их шесть. Потом ответил мужской голос:
— Да?
— Флоренс-Апартментс?
— Я бы хотел поговорить с мистером Ансоном из двести четвертого.
— Оставайтесь на связи. Я посмотрю, дома ли он.
Мы с мистером Морнингстаром оставались на связи. В трубке слышался рев радио — транслировали бейсбольный матч. Радио находилось где-то далеко от телефона, но шум производило порядочный.
Потом раздался гулкий звук шагов, резко брякнула поднимаемая трубка, и мужской голос произнес.
— Его нет. Передать что-нибудь?
— Я позвоню позже, — сказал мистер Морнингстар.
Я быстро положил трубку, метнулся к двери, открыл ее бесшумней, чем падает снег, и также тихо закрыл, придержав в последний момент, чтобы щелчок замка не был слышен дальше чем в трех футах.
Идя по коридору, я тяжело и прерывисто дышал, прислушиваясь к собственному дыханию, нажал кнопку вызова лифта. Потом вытащил из кармана визитку, которую мистер Джордж Ансон Филипс вручил мне в вестибюле отеля «Метрополь». Я не стал особо рассматривать ее. Написанный на ней адрес я помнил и так: 204, Флоренс-Апартментс, 158, Курт-стрит. Я просто механически пощелкивал по ней ногтем в ожидании разбитого старого лифта, который грохотал в шахте, как груженный щебнем грузовик на крутом повороте.
Было три часа пятьдесят минут.
8
Банкер-хилл — старое, заброшенное, грязное, дурное местечко. Когда-то это был фешенебельный район, и здесь до сих пор сохранилось несколько замысловатых готических особняков с широкими порталами, выложенными из круглых булыжников стенами и угловыми эркерами с острыми башенками. Теперь в них сдаются меблированные комнаты; некогда сверкающие паркетные полы исцарапаны и истоптаны, а широкие лестницы потемнели от времени и дешевого лака, нанесенного на вековые слои грязи. В комнатах с высокими потолками тощие домовладелицы бранятся с жуликоватыми съемщиками. И в широких прохладных портиках, подставив разбитые башмаки солнечным лучам, сидят старики с пустыми глазами и лицами, похожими на проигранные сражения.
Вокруг этих старых особняков теснятся засиженные мухами ресторанчики, итальянские фруктовые лавки, дешевые многоквартирные дома и крохотные пирожковые, где можно купить деликатесы еще более отвратные, чем пирожки. И кишащие крысами отели, где в регистрационных журналах значатся только Джоны и Смиты и где ночной дежурный совмещает обязанности сторожевого пса и сутенера.
Из домов там выходят женщины — вроде бы молодые, но с лицами, похожими на прокисшее пиво; там мужчины, поднося в сложенных чашечкой ладонях спичку к сигарете, настороженно оглядывают улицу из-под полей глубоко надвинутой на лоб шляпы; там живут опустившиеся интеллигенты, мучимые кашлем заядлого курильщика и безденежьем; бывшие полицейские с каменными лицами и неподвижными глазами; наркоманы и торговцы наркотиками — серые, невзрачные личности, которые сами знают о своей невзрачности. Иногда попадаются и простые работяги — но они уходят на службу очень рано, когда разбитые тротуары безлюдны и на них еще поблескивает утренняя роса.