Сестричка - Чэндлер Раймонд (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
– Мэвис Уэлд, – сказал я. – Телефонный номер. Это Марлоу.
– Яс-с-сно, – ответил он. – М-м-мэвис Уэлд? Тебе нужен ее т-телефон?
– Сколько с меня?
– Д-десять долларов.
– Считай, что я не звонил.
– П-постой! Давать телефоны малышек не положено. Для помощника реквизитора это большой риск.
Я молчал, вдыхая то, что выдохнул.
– И адрес дам, само собой, – прохныкал Пеория, забыв о том, что он заикается.
– Пять долларов, – сказал я. – Адрес у меня уже есть. И не торгуйся. Не думай, что ты единственный, кто за плату сообщает не внесенные в справочники телефонные номера...
– Ну подожди, – недовольно сказал он и пошел за хорошо известной мне маленькой красной записной книжкой. Заика-притворщик. Когда он волновался, заикание его как рукой снимало. Возвратясь, Пеория сообщил мне номер.
Конечно же, из Крествью. Если в Голливуде номер у тебя не из Крествью, ты никчемность.
Открыв дверь стеклянно-металлической камеры, чтобы не задохнуться, я снова завертел диск. После двух гудков ответил томный женский голос. Я тут же снова закрыл дверь.
– Да-а-а, – проворковал голос.
– Мисс Уэлд, пожалуйста.
– А кто звонит мисс Уэлд, можно узнать?
– Уайти просил меня срочно передать ей несколько снимков.
– Уайти? А кто он такой, амиго?
– Главный фотограф киностудии, – сказал я. – Неужели не знаете? Если вы скажете мне номер квартиры, я подойду. Тут всего несколько кварталов.
– Мисс Уэлд принимает ванну. – Моя собеседница засмеялась. Там, где находилась она, ее смех, очевидно, звучал серебряным колокольчиком. Там же, где находился я, – создавалось впечатление, будто кто-то двигал кастрюли. – Но вы непременно приносите фотографии. Я уверена, ей не терпится взглянуть на них. Номер квартиры четырнадцать.
– И вы будете там?
– Ну конечно. Само собой. Надо ли спрашивать?
Я повесил трубку и нетвердым шагом вышел на свежий воздух. Парень в бриджах все еще высовывал ноги из «лансии», но одного из «кадиллаков» уже не было, а на стоянке появились два «бьюика» с откидным верхом. Я позвонил в четырнадцатую квартиру и прошел через патио, где алая китайская жимолость освещалось маленьким прожектором. Еще один прожектор освещал большой декоративный пруд с множеством жирных золотых рыбок и неподвижные листы лилий; сами лилии плотно закрылись на ночь. У пруда стояла пара каменных скамеек, на газоне пустовали качели. Дом казался не особенно дорогим, хотя в том году все дома были дорогими. Квартира находилась на втором этаже, одна из двух дверей выходила на широкую лестничную площадку.
На звонок дверь открыла высокая брюнетка в галифе. «Соблазнительная» было бы для нее весьма слабой похвалой. Галифе, как и ее волосы, были угольно-черными. Шелковая блузка – белой, шею неплотно облегал алый шарф, правда, не столь яркий, как губы. В крошечных золотых щипчиках она держала длинную коричневую сигарету. Пальцы изобиловали кольцами. Черные волосы посередине разделял пробор. Вдоль тонкой загорелой шеи свисали две толстые блестящие косы. Каждая с алым бантом. Однако маленькой девочкой брюнетка была уже давно.
Она глянула на мои пустые руки. Студийные снимки обычно слишком велики, чтобы уместиться в кармане.
– Мисс Уэлд, пожалуйста, – сказал я.
– Можете отдать снимки мне. – Голос ее был холодным, ленивым, надменным, глаза же – совсем иными. Затащить ее в постель казалось не труднее, чем побриться в парикмахерской.
– Извините. Я должен отдать их ей лично.
– Я же сказала, она принимает ванну.
– Я подожду.
– Насчет снимков – это вы серьезно, амиго?
– Совершенно. А в чем дело?
– Ваше имя?
Теперь ее голос ворковал, трепетал, вздымался, опускался, в уголках губ очень медленно, не быстрее, чем ребенок ловит снежинку, появлялась нежная, манящая улыбка.
– Последний фильм с вашим участием был великолепен, мисс Гонсалес.
Она распрямилась и затрепетала от радости. Вспыхнувшая молнией улыбка совершенно преобразила ее лицо.
– Но ведь фильм же был отвратительным, красавчик, – оживилась она. – Форменная чепуха. Вы прекрасно знаете, что чепуха.
– Раз там снимались вы, он не может быть чепухой, мисс Гонсалес.
Она отошла от двери и поманила меня за собой.
– Выпьем. Опрокинем по стаканчику, черт возьми. Обожаю лесть, даже самую грубую.
Я вошел. Упрись мне в поясницу дуло, я бы ничуть не удивился. Мисс Гонсалес стояла так, что, входя, я задел ее грудь. Аромат ее духов был прекрасен, как Тадж-Махал при лунном свете. Закрыв дверь, она танцующей походкой направилась к маленькому бару.
– Шотландского? Или предпочитаете коктейли? Я смешиваю совершенно отвратительный мартини.
– Шотландское – это прекрасно, спасибо.
Мисс Гонсалес взяла два таких больших стакана, что в них вполне можно было ставить зонтики, и налила в них виски. Я сел в кресло и огляделся.
Обстановка была старомодной. Псевдокамин с газовыми горелками вместо дров и мраморной доской, трещины в штукатурке, парочка ярко размалеванных картин на стенах (за такую мазню вряд ли стоило платить деньги), старый черный обшарпанный «стейнвей», на котором в виде исключения не было испанской шали. Там и сям валялись новенькие книжки в ярких обложках, в углу стояла двустволка с красивым резным ложем, стволы которой обвивал бант из белого атласа. Голливудская причуда.
Брюнетка в галифе сунула мне стакан и уселась на подлокотник моего кресла.
– Можете называть меня Долорес, – сказала она, основательно хлебнув шотландского.
– Спасибо.
– А как я могу называть вас?
Я усмехнулся.
– Само собой, – сказала она, – я совершенно уверена, что вы лжец, и никаких снимков у вас нет. Но соваться в ваши, конечно же, очень секретные дела я не собираюсь.
– Да? – Я приложился к стакану и ополовинил его. – А как там моется мисс Уэлд? По старинке мылом или с какими-нибудь арабскими благовониями?
Мисс Гонсалес взмахнула недокуренной сигаретой в золотых щипчиках.
– Вы, похоже, были бы не против помочь ей? Ванная там – под арку и направо. Дверь скорее всего не заперта.
– Раз это так просто, не хочу.
– Вот как? – Мисс Гонсалес вновь одарила меня сияющей улыбкой. – Вам нравится преодолевать трудности. Мне, наверно, это надо будет учесть.
– Не беспокойтесь, мисс Гонсалес. Я пришел сюда просто по делу. И никого насиловать не собираюсь.
– Да-а? – Улыбка ее стала нежной, ленивой и, если вам не удастся подобрать слова получше, соблазнительной.
– Но определенно склоняюсь к этому, – сказал я.
– Забавный вы тип, – сказала она, пожав плечами, и вышла под арку, держа в руке стакан, содержимого в котором оставалось на донышке.
Послышался легкий стук в дверь и ее голос:
– Милочка, здесь один человек, принес снимки со студии. Так он говорит.
Muy simpatico. Muу quapo tambien. Con cojones.
Знакомый голос резко ответил:
– Заткнись, сучка. Сейчас выйду.
Мисс Гонсалес вернулась, напевая что-то под нос. Стакан ее был пуст.
Она снова подошла к бару.
– Но вы не пьете! – воскликнула она, глянув на мой стакан.
– Недавно пообедал. Да и все равно, у меня удалена треть желудка. Я немного понимаю по-испански.
Мисс Гонсалес вскинула голову.
– Вы потрясены?
Глаза ее закатились. Плечи передернулись.
– Потрясти меня не так уж легко.
– Но вы слышали, что я сказала? Madre de Dios! Мне очень неловко.
– Ну да, еще бы, – сказал я.
Положив в стакан льда, мисс Гонсалес налила себе еще виски.
– Да, очень неловко, – вздохнула она. – А впрочем, и сама не пойму.
Иногда я почти не ощущаю неловкости. Иногда бывает наплевать. Все друзья говорят, что я слишком уж откровенна. Я потрясла вас, да?
И снова села на подлокотник кресла.
– Нет. Но если я захочу, чтобы меня потрясли, буду знать, куда обращаться.
Она вяло отставила стакан и придвинулась ко мне.
– Но я здесь в гостях, – сказала она. – А живу в Шато-Берси.
