Дело о наезде - Чейз Джеймс Хедли (книги без сокращений txt) 📗
Он отошел обслужить высокую худосочную блондинку в вечернем платье цвета морской волны, которая пыталась расколоть на коктейль из шампанского своего пожилого кавалера, а тот слабо упирался.
Я взглянул на часы – двадцать минут двенадцатого.
Сидевший рядом спивающийся толстяк повернулся ко мне и застенчиво улыбнулся, словно извиняясь за беспокойство. Распространяя вокруг запах рома, он сказал:
– Не советую выбрасывать деньги на это кабаре, приятель. Надувательство чистой воды, и это еще слабо сказано.
– Что, без девочек?
Он скорчил гримасу:
– Да нет, с девочками, если их можно назвать девочками.
Я повертел стакан в руках.
– А мне говорили, что эту птичку Лэйн стоит подцепить.
Он потянул из своего стакана и прикрыл отяжелевшие веки.
– Если ее подцепить, это было бы очень даже ничего, да только подцепить ее трудно. Я как-то попробовал, и что, вы думаете, из этого вышло? Два вечера подряд она пела мне свои песенки, а делает она это не лучше меня.
– Стало быть, это заведение ничем особенным не блещет?
Он обернулся через плечо посмотреть, не слушает ли нас кто-нибудь, потом наклонился ко мне и, понизив голос, сказал:
– Как другу, могу вам сказать: у них тут наверху рулетка. Ставочки такие, что будь здоров. А вся остальная мишура здесь – это так, фасад, для прикрытия. Только держите это у себя под шляпой, приятель. Я вам это говорю исключительно по дружбе.
– Может, стоит подняться и проверить, есть ли у меня лишние деньги?
Он поднял оплывшие плечи.
– Насчет входа у них очень строго. Это же совершенно нелегально. Попробуйте поговорить с Клодом: он здесь всем заправляет. Если хотите, можете сослаться на меня. Я – Фил Уэлливер.
– Спасибо. А где его найти?
Он кивнул на дверь рядом с баром:
– Там. – Он оттолкнулся от стойки. – Надо двигаться. Обещал жене куда-нибудь сегодня с ней сходить. Представляете, только что вспомнил об этом. Надо ехать, пока не поздно.
Я смотрел, как его несет мимо столиков. Когда он вышел, я поднялся и тоже пошел к выходу из бара, и снова меня сопровождали два десятка зовущих женских глаз.
Слева по коридору находился ресторан. Это был овальной формы зал с неярким освещением, зеркалами в розовой оправе и голубой драпировкой. За столиками человек шестьдесят заканчивали ужин, а в воздухе плавал гул голосов и табачный дым.
Ко мне подошел метрдотель, задерганный молодой человек с изжелта-рыжими волнистыми волосами, на лице – профессиональная улыбка.
– Я хочу посмотреть кабаре, – сказал я. – А ужина не надо.
– Как вам будет угодно, сэр. Может, что-нибудь выпить? – Он, словно извиняясь, махнул рукой.
– Конечно, – согласился я. – Принесите мне виски и бутерброд с цыпленком.
Он провел меня к небольшому столику возле оркестра, но возражать я не стал.
Он удалился, и я сел за столик.
Оркестр состоял из четырех человек, четырех крепких негров: труба, ударные, контрабас и саксофон. Играли они так, словно давно созрели для отпуска и готовы забастовать в любую минуту, если им этот отпуск не дадут.
Скоро официант принес бутерброд с цыпленком и виски. Хлеб слегка зачерствел, а цыпленок… наверное, перед тем, как распрощаться с белым светом, он переболел желтухой в острой форме. Я оставил бутерброд на тарелке. Виски же мне приходилось пить и похуже, но это было давно.
Примерно без четверти двенадцать на площадку перед оркестром, цокая каблуками, вывалились четыре девицы в набедренных повязках, лифчиках и гвардейских киверах. Это были еще те красотки – ни к одной из них я не подошел бы на пушечный выстрел. У одной были просто грязные колени. Польститься на таких могли разве что мертвецки пьяные. Попрыгав немножко по сцене и сделав глазки постоянным посетителям, девицы с огромным энтузиазмом прогарцевали со сцены. Да, для кабаре это было чистой воды надувательством.
Вскоре после полуночи на сцене появилась Долорес Лэйн. За микрофон она держалась так, как утопающий держится за спасательный пояс.
На ней было платье из желтой парчи, плотно ее облегавшее, и в свете прожектора она выглядела совсем неплохо. Она спела две латиноамериканские песенки. Голосочек слабый, но по крайней мере пела она без фальши. Спасал микрофон – без него ее просто никто бы не услышал. Пела она невыразительно, словно вся эта канитель надоела ей до черта, и аплодисменты, которые она получила в награду, легко уместились бы в маленький наперсток.
Она ушла с площадки, и посетители снова принялись танцевать.
Я порылся в бумажнике, нашел клочок бумаги и написал такую записку:
«Не хотите ли выпить со мной? Надеюсь, сегодня утром вы не набрали в туфли песку».
Рискованная, конечно, записочка. Но ничего, может, как раз на такую она и клюнет. Схватив за руку проходящего официанта, я сунул ему записку вместе с пятидолларовой бумажкой и попросил отдать записку певице.
Вскоре он появился – я допивал вторую порцию виски.
– Она ждет вас в своей комнате. – Он оглядел меня с любопытством. – Пройдете через эту дверь, дальше налево, а там увидите дверь с нарисованной звездой.
Я поблагодарил его.
Он чуть замешкался на случай, если мне придет в голову еще раз слазить в карман за бумажником, но ничего такого мне в голову не пришло, и он смылся.
Допив виски и заплатив по счету, который, кстати говоря, тоже оказался крупным надувательством – раза эдак в три, – я направился к указанной двери и очутился в проходе за сценой.
Прямо передо мной находилась обшарпанная дверь с выцветшей звездой. Я постучал, и женский голос ответил:
– Войдите.
Я повернул ручку двери и шагнул в маленькую комнату. Зеркало, туалетный столик, шкаф, два стула, в углу – ширма, на полу – вытершийся ковер.
Перед зеркалом, колдуя над своим лицом, сидела Долорес. На ней был халат из красного шелка, чуть распахнувшийся, и я имел возможность созерцать ее холеные ноги в нейлоновых чулках.
На столе стояла наполовину пустая бутылка джина, а рядом – стакан, наполненный либо джином с водой, либо чистым джином.
Она не обернулась, но посмотрела на мое отражение в зеркале.
– Я так и подумала, что это вы, – проговорила она. – Хотите джина? Где-то здесь должен быть стакан.
Я сел.
– Нет, спасибо. Я сегодня пью виски. В общем-то, я хотел угостить вас.
Она наклонилась вперед – получше рассмотреть себя в зеркале. Потом взяла кроличью лапку и смахнула пудру с темных бровей.
– Почему?
Мне показалось, что она немного пьяна.
– Понравилось, как вы пели, и я решил, что бутылки шампанского это стоит, – сказал я, наблюдая за ней. – Ну и хотел поговорить с вами.
Она отпила из стакана. По тому, как она поморщилась и даже содрогнулась, я понял: в стакане чистый джин.
– А кто вы такой?
Глаза ее чуть подернулись дымкой и слегка осоловели. Она была почти пьяна, но все-таки еще соображала, что говорит или делает.
– Меня зовут Честер Скотт. Живу и работаю в этом городе.
– Скотт? – Она слегка нахмурила брови. – Честер Скотт? Где-то я это имя слышала.
– В самом деле?
Она сощурилась, наморщила лоб, потом пожала плечами.
– Где-то слышала… Значит, вам понравилось, как я пела? – Она протянула руку. – Дайте сигарету.
Я протянул ей сигарету, достал зажигалку, дал прикурить ей, потом прикурил сам.
– Пели вы хорошо, только оформление никуда не годится.
– Знаю. – Она выпустила дым к потолку, потом отхлебнула еще джина. – Вы слышали, какие были аплодисменты? Можно подумать, у них волдыри на руках.
– Эта публика совсем не для вас.
Она поморщилась.
– Если артист чего-нибудь стоит, он справится с любой публикой, – отрезала она и снова повернулась к зеркалу, чтобы заняться своим лицом. – А что вы делали на пляже утром? Только не говорите, что купались, – все равно не поверю.
– Просто осматривал место. А с чего вы вдруг собрались замуж за полицейского?
Она медленно повернула голову. Ее блестящие глаза подернулись дымкой.
